Кризис культуры. Кризис современной культуры и его духовно-ценностные основания

Введение.

Сложность и трагизм переживаемых Россией перемен делают исключительно актуальной проблему осмысления нынешнего кризиса культуры. Нам не легче от того, что теория и практика культурного развития показывают, что кризис является необходимым и закономерным этапом в развитии современной культуры, ее динамика представляет собой непрерывный процесс дестабилизации и достижения нового уровня стабильности, архаизации и обновления, рассогласования и гармонизации социального и культурного миров. Можно говорить о наступлении «эры кризисов», связанных с ускорением культурного развития. В результате утрачивается тождество человека с самим собой и единство культуры.
Ощущение чуждости и абсурдности происходящих событий пронизывает индивидуальное сознание человека в эпоху культурных катаклизмов. С одной стороны, это заставляет человека задуматься о той культуре, которая была привычна, не замечалась в старом обществе. Старая культура была настолько естественна, что человек принимал ее нормы, ценности и правила поведения, не осознавая этого.
Резкие изменения в культурной среде заставляют четче осознавать те культурные нормы и ценности, которые уходят в прошлое, сравнивать их с новыми, возникающими непосредственно и спонтанным образом.

§ 1. Понятие культуры.

Культура - одно из двух трёх самых сложных слов, используемых в нашем практическом и научном обиходе. Отчасти это объясняется тем, что оно имеет сложную и запутанную языковую историю, а отчасти тем, что оно применяется крайне сложных понятий в разных научных дисциплинах и к тому же в самых различных системах мысли.
О том, как формировались и развивались разные значения слова культура, рассказывал языковед Уильямс. Появлению этого слова в различных европейских языках непосредственно предшествовало латинское слово Cultura, происходившее от colere. Последнее имело множество значений: возделывать, культивировать и др. Некоторые из них со временем образовали самостоятельные термины, хотя и частично перекрывающие друг друга значениями. Так значение населять через латинское colonus трансформировалось в колонию, а почитать, покланяться через латинское cultus - в культ. В английском языке слово culture первоначально имело смысл развивать, культивировать, хотя и с оттенком служения, почитания, при этом в средневековом английском оно иногда прямо употреблялось как служение .
Во всех случаях раннего употребления слово culture означало процесс культивирования, выращивания чего-нибудь, животных и растений.
Это привело к появлению дополнительных значений слова, таких как англ. Coulter, происходящее от латинского culter, обозначающего то же орудие. Дальнейшая эволюция связана, очевидно, с перенесением представлений о культивировании, возделывании естественных процессов на человеческое развитие, причём агрикультурный, сельскохозяйственный долгое время сохраняется. Так Френсис Бекон говорил о “культуре и удобрении умов”.
Два момента нужно отметить особо. Во-первых, метафора становиться всё более привычной, пока, наконец, такие термины, как культура ума, не начали восприниматься прямо и непосредственно, а не в переносном смысле; во-вторых, слово культура относящееся к частным процессам, всё чаще использовалось при характеристике процессов развития и совершенствования вообще, что означало универсализацию термина. Именно на этом рубеже XVII- начале XIX веков и началась многообразная и запутанная современная история слова культура .
Примерно те же процессы (правда, с определёнными задержками) отмечаются и в русском языке. Само слово культура впервые зарегистрировано в Карманном словаре иностранных слов, но особого применения не имело, и не встречалось даже у властителей дум. Но уже в 60-е годы оно полноправно обосновывается в словарях русского языка, а в 80-е получает широкое распространение. Согласно В. Далю, культура - это обработка и уход, возделывание, образование умственное и нравственное.
Попытаемся подвести итог лингвистического развития слова культура в современных языках:
1) абстрактное обозначение общего процесса интеллектуального, духовного, эстетического развития;
2) обозначение состояния общества, основанного на праве и порядке, мягкости нравов и т.д. в этом смысле слово культура совпадает с одним из значений слова цивилизация;
3) абстрактное указание на особенности способа существования или образа жизни, свойственных какому то обществу, какой-то группе людей, какому-то историческому периоду;
4) абстрактное обозначение форм и продуктов интеллектуальной и, прежде всего художественной деятельности: музыка, литература, живопись, театр, кино и. (то есть всё то, чем занимается министерство культуры); пожалуй, именно этот смысл слова культуры наиболее распространён среди местной публики .
Перечисленные значения слова культура связаны между собой частично по происхождению, частично по смыслу.
Рассмотрим само понятие культуры. Существует множество определений, которые можно систематизировать, а также выделить подходы, существующие в науке:

Антропологический, изучающий культуру малых и первобытных народов;
Философский, объединяющий в себе деятельностный подход, «технологический», гуманистически – смысловой и «достиженческий»;
Социологический .

Как совокупности материальных и духовных ценностей, что соответствует «достиженческому» подходу;
Как творческой деятельности человека (деятельностный подход);
Как специфического способа человеческой деятельности («технологический»).

Первая описывает культуру в покое, вторая – в движении. К культурной статике мы отнесем внутреннее строение культуры - совокупность базисных элементов или черт, и формы культуры - конфигурации, характерные сочетания таких элементов.
К культурной динамике отнесем средства, механизмы и процессы, которые описывают трансформацию культуры, ее изменение. Культура зарождается, распространяется, разрушается, сохраняется, с ней происходит множество всевозможных метаморфоз.

Эмпирический, представленный учреждениями и организациями, институтами культуры;
Уровень, который обычно называют «нормативным», имеются в виду входящие в культуру установленные нормы и правила, регулирующие поведение человека и социальных групп;
Высший уровень культуры образует область фундаментальных ценностей, идей, символов, значений.

§ 2. Проблемы современной российской культуры.

В наше время культура все чаще осознается как эпицентр человеческого бытия. Укрепляется убеждение в том, что любой народ, любая нация могут существовать и развиваться только в том случае, если они сохраняют свою культурную идентичность, не теряют своеобразия своей культуры. При этом они вовсе не отгораживаются «китайской стеной» от других народов и наций, взаимодействуют с ними, обмениваясь культурными ценностями.
В сложных исторических и природных условиях Россия выстояла, создала свою самобытную оригинальную культуру, оплодотворенную влиянием как Запада, так и Востока, и, в свою очередь, обогатившую своим воздействием другие культуры. Перед современной отечественной культурой стоит сложная задача – выработать свой стратегический курс на будущее в быстро меняющемся мире. Тем не менее решение этой глобальной задачи чрезвычайно сложно, так как упирается в необходимость осознания глубинных противоречий, присущих нашей культуре на протяжении ее исторического развития .
Эти противоречия постоянно проявляли себя в различных сферах жизни, отражаясь в искусстве, прежде всего в художественной литературе поисками высокого ценностно-смыслового содержания жизни, что и придало русской культуре несомненное мировое значение. В нашей культуре можно обнаружить немало противоречий, присущих любым другим культурам: между индивидуализмом и коллективизмом, высоким и обыденным, элитарным и народным и т.п. наряду с ними в русской культуре постоянно присутствовали черты очень глубокого разрыва между природно-языческим началом и высокой православной религиозностью, культом материализма и приверженностью к возвышенным духовным идеалам, тотальной государственностью и безудержной анархией и др.
Смутное время, которое переживает сейчас русская культура, - не новое явление, а постоянно повторяющееся, и всегда культура находила те или иные ответы на вызовы времени, продолжала развиваться. Более того, именно в самые трудные периоды отечественной истории рождались самые великие идеи и произведения, возникали новые традиции и ценностные ориентации. Особенность нынешнего «смутного времени» в России заключается в том, что оно совпадает с глобальным мировым кризисом, и что российский кризис – часть всемирного кризиса, который ощущается в России наиболее остро .
Весь мир оказался на перепутье на рубеже XXI века, речь идет о смене самого типа культуры, который сформировался в рамках западной цивилизации в течение нескольких последних веков. Поэтому представляется весьма спорным тезис о якобы имевшим место выпадении России после событий 1917 г. Из мировой цивилизации и необходимости теперь вернуться в эту цивилизацию. Невозможно выпасть из цивилизации, находясь на Земле, к тому же мировая цивилизация – это совокупность цивилизаций разных стран и народов, которые вовсе не шагали в ногу. В ряду этих цивилизаций и российская, которая и в советский период истории внесла немалый вклад в сокровищницу мировой цивилизации.
Современное российское общество переживает состояние смены ценностей. Прежде всего, конечно, рухнула прежняя система ценностей советского общества. Слом старых идеологических устоев отнюдь не означал утверждение новой, более прогрессивной и адекватной социальной реальности. В результате, напротив, воцарилась ситуация идеологического вакуума. Общественное сознание, будучи лишено идеологии и идеологических императивов, превращается в мечущееся сознание, в сознание «без руля и без ветрил» на пространстве собственной истории .
Произошла потеря нравственных, политических, идеологических ориентиров и деформация ценностных установок на добро, истину, справедливость, честь, достоинство, разрыв единого духовного пространства и утрата национального согласия по поводу базовых ценностей, утративших статус «абсолютных ориентиров». Идейная дезориентация стала массовым явлением, особенно в молодежной среде. Ситуация усложнилась еще и тем, что духовная дезориентация населения нашей страны, политико-идеологическое разочарование и апатия были связаны с неожиданно быстрым крушением очередного социального мифа – на этот раз антикоммунистического, либерально-демократического. Это был период постсоветской России .
и т.д.................

Культура России всего двадцатого века - неотъемлемая часть европейской и мировой культуры. Россия в ХХ веке выступила в качестве катализатора социокультурных процессов на планете. Октябрьская революция привела к расколу мира на две системы, создав идеологическое, политическое и военное противостояние двух лагерей. 1917 год радикальным образом изменил и судьбу народов бывшей Российской империи.

Еще один поворот, инициировавший значительные изменения в развитии человеческой цивилизации, был начат в России в 1985 году. Он приобрел еще большую динамику в конце ХХ века. Это все необходимо учитывать при оценке социокультурных процессов в современной России.

Россия пережила за ХХ век две мировые войны, ощутила на себе влияние научно-технического прогресса, переход к информационной цивилизации. В этот период значительно ускорились культурные процессы, взаимовлияние культур, стилевая динамика.

Начало 90-х годов проходило под знаком ускоренного распада единой культуры СССР на отдельные национальные культуры, которые не только отвергали ценности общей культуры СССР, но и культурные традиции друг друга. Такое резкое противопоставление различных национальных культур привело к нарастанию социокультурной напряженности, к возникновению военных конфликтов и вызвало в дальнейшем распад единого социокультурного пространства.

Но процессы культурного развития не прерываются с распадом государственных структур и падением политических режимов. Культура новой России, органически связана со всеми предшествующими периодами истории страны. Вместе с тем новая политическая и экономическая ситуация не могли не сказаться на культуре. Кардинальным образом изменились ее взаимоотношения с властью. Государство перестало диктовать культуре свои требования, и культура утратила гарантированного заказчика.

Исчез общий стержень культурной жизни - централизованная система управления и единая культурная политика. Определение путей дальнейшего культурного развития стало делом самого общества и предметом острых разногласий. Диапазон поисков чрезвычайно широк - от следования западным образцам до апологии изоляционизма.

Отсутствие объединительной социокультурной идеи воспринимается частью общества как проявление глубокого кризиса, в котором оказалась российская культура к концу XX века. Другие считают культурный плюрализм естественной нормой цивилизованного общества.

Ликвидация идеологических барьеров создала благоприятные возможности для развития духовной культуры. Однако экономический кризис, переживаемый страной, сложный переход к рыночным отношениям усилили опасность коммерциализации культуры, утраты национальных черт в ходе ее дальнейшего развития, негативного воздействия американизации отдельных сфер культуры (прежде всего музыкальной жизни и кинематографа) как своего рода расплаты за «приобщение к общечеловеческим ценностям».

Духовная сфера переживала в середине 90-х годов острый кризис. В сложный переходный период всегда возрастает роль духовной культуры, как сокровищницы нравственных ориентиров для общества, политизация же культуры и деятелей культуры приводит к осуществлению ею несвойственных для нее функций, углубляет поляризацию общества. Стремление направить страны на рельсы рыночного развития привело к невозможности существования отдельных сфер культуры, объективно нуждающихся в государственной поддержке.

Возможность так называемого «свободного» развития культуры на почве низких культурных потребностей достаточно широких слоев населения привело к росту бездуховности, пропаганде насилия и, как следствие - росту преступности. Одновременно продолжал углубляться раздел между элитарными и массовыми формами культуры, между молодежной средой и старшим поколением. Все эти процессы, разворачивая на фоне быстрого и резкого усиления неравномерности доступа к потреблению не только материальных, но культурных благ.

В ситуации, сложившейся в российском обществе к середине 90-х годов, человек, как живая система, представляющая собой единство физического и духовного, природного и социально-культурного, наследственного и прижизненно приобретенного уже не может нормально развиваться. Действительно, большинство людей отчуждалось от ценностей отечественной культуры по мере укрепления рыночных отношений. Все это, ставшее реальностью за последние годы, подвело общество к пределу накопления взрывоопасной социальной энергии.

В силу этих же причин первое место в культуре стали занимать средства массовой информации. В современной отечественной культуре диковинным образом соединяются несоединимые ценности и ориентации: коллективизм, соборность и индивидуализм, эгоизм, нарочитая политизированность и демонстративная аполитичность, государственность и анархия и т. п. Так складывается общая картина культурной жизни современной России.

Возрождение культуры является важнейшим условием обновления нашего общества. Определение путей дальнейшего культурного развития стало предметом острых дискуссий в обществе, ибо государство перестало диктовать культуре свои требования, исчезли централизованная система управления и единая культурная политика.

Одна из существующих точек зрения заключается в том, что государство не должно вмешиваться в дела культуры, так как это чревато установлением его нового диктата над культурой, а культура сама найдет средства для своего выживания. Государство должно осознавать, что культура не может быть отдана на откуп бизнесу, ее поддержка, в том числе образования, науки, имеет огромное значение для поддержания нравственного, психического здоровья нации.

Признание кризиса культуры является своего рода штампом на пропуск в сферу элитарного философствования. О кризисе культуры написаны десятки монографий, сборников и диссертаций. Почему же люди так обеспокоены кризисом культуры, что собой представляет этот кризис?

Под кризисом культуры следует понимать резкий, крутой перелом в ее развитии, тяжелое переходное состояние культуры. При этом следует иметь ввиду, что подобные сдвиги в сфере культуры являются реакцией на развитие социально-экономической, политической и технической среды. «Каждая культура, - пишет Р. Инглегард, - представляет стратегию адаптации ее народа. В долгосрочной перспективе такие стратегии, как правило, являются реакцией на преобразования экономического, технического и политического характера и, как таковые, не могут долго оставаться неизменными» (70, 249-250). Следовательно, нельзя правильно понять кризис культуры без учета того кризиса, который переживает общество в тот или иной момент его истории.

Обращаясь к истории, мы сталкиваемся с описанием кризисов общества далекого и близкого прошлого.

«Наша земля приходит в упадок;

взяточничество и коррупция процветают;

дети перестали слушаться родителей;

каждый хочет написать книгу

и конец света уже близок.»

Это – не описание нашего времени, а написано в папирусе Присса в первой половине третьего тысячелетия до нашей эры.

«Мир близится к концу. Это не старость, это признак надвигающейся смерти. Человек старится и умирает. Также и мир должен умереть. Все знаки свидетельствуют о том, что земля близится ко времени своего завершения» - писал в конце третьего века Карфагенский епископ Святой Киприян.

Связь вступления культуры в полосу кризиса с переходной эпохой подметил еще в первой половине прошедшего века известный русский социолог Питирим Сорокин, который писал: «Мы как бы находимся между двумя эпохами: умирающей чувственной культурой нашего лучезарного вчера и грядущей идеациональной культурой создаваемого завтра. Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступающих сумерках. Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За пределами, однако, различим расцвет новой великой идеациональной культуры, приветствующей новое поколение – людей будущего» (96,427).

По мере приближения общества к концу очередного века, а тем более тысячелетия, количество рассуждений о кризисе общества и даже «конце света» резко возрастает. Не является исключением и наше время. И не только потому, что это время смены тысячелетия, но главным образом потому, что в обществе совершаются быстрые и бурные качественные изменения, связанные с ее информатизацией. Они касаются не только экономико-социальной и политической жизни, но и, прежде всего, моральных, эстетических ценностей и мировоззренческих ориентиров и вообще всех духовных компонентов общества. Предсказатели о «конце света» ссылаются на катрены Нострадамуса, на свидетельства экзотериков-мистиков о существовании современного человечества в последней самой темной фазе Кали-Юги и т д. В число этих предсказателей часто даже входят представители научного сообщества., которые пишут о неизбежности «омницида», т.е. о конце существования человека как биологического вида. «Судя по признакам, обозначившемуся к началу века, - пишет доктор философских наук А.П.Назаретян, - на него придется эпоха завершения собственно человеческой истории – той фазы универсальной эволюции, в которой ведущую роль играет вид Homo sapiens» (63,204).

Отмечая, что человек не является завершающим звеном в эволюционной цепочке на земле и кризисные признаки в развитии этого вида приводят его к гибели, Ю.А.Фомин пишет, что «в результате продолжающегося эволюционного процесса начинает формироваться новый вид, который придет ему на смену. Назовем его условно «суперчеловеком» (115, 52). При этом автор утверждает, что процесс перерождения человека уже начался, протекает все возрастающими темпами и «практически на нашей планете зарождается новая цивилизация, резко отличная от ныне существующей» (Так же, с. 55).

В оригинальной книге В. Мудрых также утверждается, что неминуем переход функции носителя разума от биологической формы живой мыслящей материи к небиологической форме неживой мыслящей материи в виде компьютерного микропроцессора. «То есть слоились все условия, пишет он, - для перехода количественных изменений существующей сегодня биологической формы сознания (разума) в абсолютно новую, качественную трансгрессию привычной нам формы мыслительной активности» (60,53-54).

В действительности разговоры о «конце мира» и человека как биологического вида проистекают из тоски и недовольства наличествующим состоянием как общества, так и отдельного человека. Человечество не раз претерпевало кризисные состояния и каждый раз выходило из них. Хочется надеется, что и на этот раз общество найдет пути выхода из кризиса как общества в целом, так и его культуры. А потому, как справедливо заметила В.И.Самохвалова «речь в этом случае идет не столько о конце мира или истории вообще, сколько о конце культуры, созданной человеком прометеевского типа и исчерпавшей возможности своего развития» (92, 66).

Действительно, в условиях информатизации общества, как уже было отмечено, происходит трансформация наличной традиционной культуры. Это вполне естественно, поскольку всякая переломная эпоха в истории человечества кишит противоречиями в различных сферах ее жизнедеятельности, в том числе и в сфере культуры. В эту эпоху происходит борьба между старыми и новыми культурными идеалами, ценностями, критериями, взглядами. Но все же жизнь берет свое, и старые идеалы и ценности заменяются новыми, которые порой кажутся несуразными и воспринимаются далеко не однозначно и не всеми членами общества. Такие эпохи, с одной стороны, сопровождаются ломкой и отбрасыванием старых реалий и отношений, а, с другой, бурным рождением реалий новых. Н.Н.Моисеев в обращении к участникам круглого стола на тему «Быть или не быть…человечеству?» писал: «По моему мнению, человечество на пороге XXI века подошло к такому пределу в своем историческом развитии, которое может обозначать новый рубеж, отделяющий более или менее благополучную историю рода человеческого от неизвестного и, вероятнее всего, очень опасного будущего. Опасного для судеб наших детей и внуков» (62, 15). Развивая далее эту мысль, Н.Н.Моисеев писал: «Мы подошли не только к перелому тысячелетий, но и к перелому цивилизаций, который требует от людей утверждения нового образа мысли и новой структуры ценностей» (56, 21). Это и составляет содержание кризиса культуры как резкого, крутого перелома, тяжелого переходного состояния.

Кризис культуры нельзя отождествлять с катастрофой, поскольку этот кризис имеет диалектическую природу: отвергая традиционные культурные каноны, новая культура впитывает в себя все предшествующие достижения культурного развития общества – идеалы, нормы, все прогрессивные культурные ценности прошлого. Еще К.Ясперс писал в свое время, что «лгут те, кто утверждает, будто можно временно отменить старую культуру, пока будет подготавливаться новая. Нельзя запретить человеку непрерывно говорить о своем величии и ничтожестве, как нельзя запретить ему дышать. Не существует культуры без наследия прошлого, и мы не можем и не должны ничего отвергать из нашей, западной культуры. Каковы бы ни были творения будущего, они все-таки будут нести в себе ту же тайну – тайну мужества и свободы, взращенную отвагой тысяч художников всех времен и народов» (122, 375).

Информационная эпоха не является исключением из этого правила. Рождение информационного общества, как нового витка истории, сопровождается появлением качественно новых технических и социально-культурных феноменов, определяющих новую ступень общественной эволюции и, одновременно, кризисом в различных сферах жизнедеятельности человека – политической, социальной, культурной. Современная цивилизация вступила в полосу кризиса, который имеет системный характер, поскольку он охватывает, наряду с экономикой, политикой и социальной сферами общества, его духовную сферу, культуру и даже мировоззрение индивидов, их взгляды на цели и смысл бытия. Этот системный кризис оказывает негативное воздействие на человека, его ценности. «Слишком многое становится возможным в мире освобожденного Прометея, - пишет А.И.Неклесса. – Новое рабство имеет, однако, все шансы стать «хуже прежнего»: вырывавшаяся из темных глубин свобода технически оснащенного насилия и контроля над человеческой личностью обернулась на практике реализацией «кошмара конвейера» деструкцией, поставленной на поток, высокотехнологичными войнами и тоталитарной антиутопией. И миллионными гекакомбами» (67, 69).

Нет ничего удивительного в том, что наряду с культурными величайшими достижениями современности в развитии и функционировании культуры наблюдаются кризисные явления, которые имеют объективные и субъективные причины. Эти причины можно классифицировать на причины, вызываемые технико- технологическим развитием, политическим климатом и социальными условиями жизни современного общества.

Прежде всего, отметим, что материально-техническая составляющая человеческого бытия развивается неизмеримо быстрее его духовной составляющей, нравственнно-интелектуальных качеств личности. Экстенсивно развивались внешние стороны жизни, материальные условия этой жизни, а развитие внутреннего духовного содержания отставало. Уже И.Кант был озабочен противоречивыми возможностями теоретического разума, который может далеко зайти в своем развитии, не считаясь с миром человека и с последствиями внедрения техники, которые не считаются с требованиями практического разума, то есть нравственного сознания. В силу этого возникает противоречие между материальными и духовными сегментами культуры.

Это противоречие в свое время подметил А.Швейцер. Он считал, что главным в культуре являются не материальные достижения, а развитие духовно-творческого потенциала личности. Между тем мы, писал он, переоцениваем материальные достижения и не принимаем в достаточной мере во внимание значение духовного начала. Такую культуру А.Швейцер уподобляет кораблю, который лишился рулевого управления, теряет свою маневренность и неудержимо мчится навстречу катастрофе. Нечто подобное, по его мнению, происходит с современной культурой, взаимодействие между материальным и духовным в которой приняло роковой характер. «Роковым для нашей культуры, пишет А.Швейцер, - является то, что ее материальная сторона развивалась намного сильнее, чем духовная. Равновесие ее нарушено: (121,75). Материальная сторона культуры подчиняет людей, которые теряют свою свободу. В результате переворота, произведенного машиной, почти все мы очутились в условиях труда, которые слишком регламентируют, сужают и делают весьма напряженной нашу трудовую жизнь. Личность превращается в человека-вещь. Эта несвобода усугубляется тем обстоятельством, что, подчинив себе природу, преобразуя ее, человек отрывается от естественного состояния природы.

Пытаясь определить пути выхода культуры из кризисного состояния, А. Швейцер формулирует один из основных, по его мнению, законов развития культуры: «когда общество воздействует на индивидов сильнее, чем индивид на общество, начинается деградация культуры, ибо в этом случае с необходимостью умаляется решающая величина – духовные и нравственные задатки человека. Происходит деморализация общества, и оно становится неспособным понимать и решать возникающие перед ним проблемы. В итоге рано или поздно наступает катастрофа» (Там же, с. 75). Потому все надежды на возрождение культуры А.Швейцер связывает только с творческой деятельностью отдельных личностей в духовной сфере. Каждый индивид должен быть активным участником возрождения духовно-нравственных идеалов. В связи с этим он формулирует основные положения своего этического учения – этику благоговения перед жизнью – как по отношению к своей жизни, так и по отношению к любой другой.

Конечно, суждения А.Швейцера, касающиеся путей выхода культуры из кризиса, лежат в русле абстрактного гуманизма. Однако он с огромной гуманистической страстностью, верой в торжество добра и человечности раскрывает одну из причин кризиса современной культуры, заключающуюся в том, что духовная компонента личности отстает от быстрого развития материальной культуры.

Справедливости ради отметим, что имеются попытки опровержения этого тезиса. Так, к примеру, Л.Г.Ионин пишет, что выдвинутая в свое время генеральная идея о так называемом культурном лаге – отставании культуры от развития общества - ныне уже устарела в силу ряда причин. Она считала культуру вторичным фактором общественного развития, отодвигала на задний план всю связанную с культурой проблематику, не учитывала тех процессов, которые сделали культуру причиной социальных перемен. Между тем, по мнению Л.Г.Ионина, ныне культура уже не столько пассивное отражение реальных процессов поведения, сколько их активная форма. Люди сознательно используют культуру в процессе своей деятельности. «Социальные изменения получают в основном культурную мотивацию. Все эти явления свидетельствуют о том, что культура прогрессирующим образом принимает функции мотора, движителя общественного изменения и развития…Поэтому было бы глупо сейчас ссылаться на популярные несколько десятилетий назад представления о культурном лаге, об отставании культурного осмысления от реальных социальных процессов, наоборот, теперь культура оказывается логически и фактически впереди того, что происходит в реальности» (26, 5-6).

Утверждения о приоритете духовных ценностей, о культуре как ключевом факторе социального развития ныне особенно в моде. Так, известный французский социолог А. Турен пишет, что изменения в культуре вызывают споры о роли науки, экономических инвестициях и правах. Появляются новые знания и новая техника, затем изменяются люди. Еще позже реорганизуется политическая система, новые формы организации и идеология. Переход к информационному обществу, продолжает он, осуществляется, когда инвестиции производят в большей степени не в материальные, а в идеальные, духовные блага. Если индустриальное общество изменило средства производства, то новое формирующееся общество изменяет, прежде всего, цели производства, то есть его культуру. Поэтому, заключает он, «сначала приходит культура. Как можно рассуждать иначе в период, когда создается новая культура, новые отношения с миром, тогда как формы общественной жизни остаются старыми, разложившимися или беспорядочными?» (109, 19). Отмечая это обстоятельство, Л.Харрисон в одной из своих лекций заявляет, что «ключевым моментом, который в основном игнорируется, следует считать культурные ценности и установки, стоящие на пути прогресса» (74, 36). К этим рассуждениям часто присоединяется еще утверждение о том, что ныне люди от забот о материальных факторах жизнедеятельности переходят к духовным ценностям – моральным, эстетическим, религиозным, гентерным, сексуальным и др. Так, Р. Инглегардт пишет: «У граждан западных стран стали меняться ценностные ориентиры – преобладающее внимание к материальному благосостоянию и физической безопасности уступило место заботе о качестве жизни» (70, 250).

Нам представляется, что с подобными рассуждениями согласиться трудно.

Прежде всего, нельзя сводить содержание культуры лишь к духовным факторам. Культура, как известно, имеет не только духовные, но и материальные компоненты. Следовательно, содержание культуры в подобных рассуждениях, вольно или не вольно, обедняется.

Далее. Не стоит выдавать активность культуры в социальном развитии, как исключительное качество современной культуры. Известно, что культура всегда играла исключительно активную роль в жизни общества. Нельзя, к примеру, представлять древнегреческую культуру как пассивное отражение жизни древнегреческих полисов, а не как фактор активизации жизнедеятельности его граждан. Однако нельзя и сегодня утверждать, что культура идет впереди социально-экономического, политического и технического развития общества. Более полувека существуют и функционируют компьютеры, а компьютерная культура, как это мы покажем далее, оставляет желать много лучшего. Да, можно утверждать, что в эпоху информатизации общества, высоких технологий и демократизации общественных отношений роль культурных факторов необычайно возросла. Но не настолько, чтобы эти культурные факторы в своем движении обгоняли факторы технические, экономические, социальные и др.

Не выдерживает критики и тезис о том, что материальные интересы людей ныне отступают на задний план перед духовными потребностями. Это, скорее, благое пожелание, а не отражение действительности. В мире, где царит голод и нищета, говорить о том, что материальные блага теряют свою ценность, по меньшей мере, означает проявлять незнание современности и наивность.

То же самое можно сказать и о невнимании граждан к физической безопасности в угоду удовлетворения духовных потребностей. После 11 сентября 2001 года, серьезными на правительственном уровне разговорами о разрешении гражданам в целях обеспечения своей безопасности носить оружие подобные утверждения кажутся иллюзорными.

Выдвижение на передний план духовных интересов людей и вторичность их материального достатка – дело, к сожалению, будущего. Сам Л.Харрисон, отстаивающий примат духовных факторов над материальными, вынужден писать: «Приоритетным фактором является все же стремление к развитию, а не культурные традиции как таковые» (74, 40). Да и Р.Инглегард пишет: «Однако мы придерживаемся гипотезы, что в долгосрочной перспективе переход к постиндустриальному строю вновь выдвинет духовные ценности на первый план» (70, 255). Следовательно, речь идет о долгосрочной перспективе. Что ж, поживем, увидим!

Однако следует признать, что утверждения об исключительно важной роли культуры в жизни общества отражает два обстоятельства.

Первое из них заключается в том исключительно приоритетном значении, которое имеет духовный потенциал общества в эпоху его информатизация, знание в самых ее разнообразных формах – информации, нравственных норм, эстетических ценностей, философских ориентиров и др. Можно согласиться с утверждением А.Турена о том, что «культурные движения особенно важны в начале нового исторического периода, когда политически действующие лица не являются еще представителями новых требований и общественных движений и когда, с другой стороны, изменения культурного поля вызывают глубокие дебаты о науке, экономических инвестициях и правах» (109, 91).

Следует учесть, что исследования культуры проводились как бы по остаточному принципу: на первый план обществоведов выдвигались исследования политической и социальной проблематики, в лучшем случае - развития и функционирования науки, проблемы научно-технического прогресса. В многочисленных публикациях, посвященных социально-экономическим реформам, не отводилось должного места исследованию культуры как генеративного фактора социально-экономических преобразований, важнейшего условия социальных трансформаций. Между тем, пишет А.И.Ракитов, «вопрос об информатизации культуры имеет не «остаточный», но фундаментальный характер, Здесь завязываются в один узел культурные процессы создания информационно-индустриального общества и принципиально новой технологической базы его духовной и социальной модернизации (83, 15). Только в последние годы, изголодавшиеся по культурологической проблематике исследователи стали в центр своей научно-исследовательской деятельности помещать проблемы культуры, ее роли в информатизации общества.

В процессе информатизации общества развитие материальной культуры, в частности средств информатизации, происходит все убыстряющимися темпами. Так, скорость обновления информационной технологии возрастает настолько, что поколения этой технологии сменяют друг друга каждые 3-5 лет. Интеллектуальное освоение последствий такого быстрого развития не поспевает за ростом получаемой и перерабатываемой информации. Это ведет к обострению противоречий между материальной и духовной компонентами современной культуры. Таким образом, информатизация общества не только изменяет мир, но и создает в этом мире новые проблемы.

Качественные изменения в культуре информационной эпохи связаны с широким использованием информационной техники и технологии в сфере культуры. Радио, телефон, кино, телевидение, мультимедийные средства, наконец, компьютеры – вся эта современная техническая мощь в огромной степени определяет как содержание и форму культурных ценностей, так и их развитие и ту роль, которую они играют на социальной сцене. Более того, современная технология требует совершенствования культуры в ряде других важнейших факторов человеческой деятельности. М.Кастельс, в связи с этим пишет, что «для распространения технологически открытий во всей экономике так, чтобы они увеличивали производительность труда на необходимую величину, необходимо, чтобы культура и социальные институты, деловые организации и другие факторы, влияющие на производственный процесс, прошли через определенные серьезные изменения» (31, 88-89).

Вполне естественно, что осознать кризис культуры нельзя без изучения тех процессов, которые происходят в технической среде. Отмечая, что изучение техники должно помочь в разрешении кризиса культуры, В.М.Розин справедливо пишет, что «изучение техники предполагает признание неблагополучия, кризиса культуры и требование понять технику как момент этого неблагополучия» (89, 32).

Современное общество, его жизнедеятельность, как и любое другое, невозможно без техники, как искусственно созданного средства деятельности людей, средства, усиливающее эффективность его взаимосвязи с природой. Всякие разговоры об «обуздании» технического прогресса, о возврате к идеализированному прошлому являются социальной иллюзией. Другое дело – заставить технику работать во благо человека, в гуманных целях его развития и развития всего общества иначе человек может попасть в зависимое положение от техники. Можно согласиться с неотомистом Ж.Маритеном, когда он пишет: «Техника – это хорошо, машина – это хорошо. Надо отвергнуть дух анархаизма, желание упразднить и машины, и технику. Но если машина и техника не будут укрощены, подчинены человеческому благу, то есть строго подчинены законам движения личности и ее истинным целям и превращены в средства самой аскетической морали, ориентированной на полноту жизни по духу, то история человечества будет обречена на нескончаемые беды» (49, 83-84).

Жизнь человека и общества в целом все в большей степени определяются техническими детерминантами. Э. Фромм пишет, что «мы перестаем быть хозяевами техники и, напротив, становимся ее рабами» (57, 158). Современного человека в меньшей сте­пени интересует все живое - другие люди и природа. "Его внимание все больше и больше привлекают исключительно механические, не­живые артефакты" (116, 294). Многие мужчины к своей автомашине порой питают более нежные чувства, чем к жене. Фото­графирование превращается в эрзац зрительного восприятия: фото­графу достаточно просто взглянуть на объект, а не обязательно его видеть. Прослушивание музыки превращается подчас в повод "по­играть" со своей домашней звуковой системой. Просмотр телепро­грамм превращается в наслаждение переключением каналов, демон­страцию технических качеств телевизоров. Такое поведение, опре­деленную его "зашторенность" миром техники Э. Фром окрестил как проявление некрофильских (точнее было бы сказать технико-некрофильских) тенденций, когда "страсть к техническим приспо­соблениям заменяет (вытесняет) подлинный интерес к жизни и из­бавляет человека от применяя всего того обширного набора способ­ностей и функций, которыми он наделен от рождения" (Там же, 295). Э. Фромм пишет, что для такого человека, которого он называ­ет "кибернетическим человеком", объектом его восприятия и обще­ния становится не естественная природа и человеческие личности, а так называемая "вторая природа" - искусственная, рукотворная, машинная. Эта кибернетическая личность склонна к отработанным, стереотипным моделям поведения, "что находит особенно яркое проявление в шизофренической "навязчивости" (повторяющихся непроизвольных действиях или жестах" (Там же, 304). Э. Фромм за­ключает, что " было бы, в самом деле, странно, если бы кибернети­ческий, одномерный (моноцерабельный) человек не напоминал бы нам хроническую шизофрению (в легкой форме). Ведь он живет в атмосфере, которая лишь в количественном отношении чуть менее опустошенная, чем в шизоидных семьях..." (Там же, 306).

Однако интересным является тот парадокс, что чем большую роль играет в жизни общества техника, тем больше критических стрел выпускается в ее адрес. Прогресс техники – объективно необходимый процесс и уйти от него просто невозможно. Следовательно, речь должна идти не о демонии техники, а о рациональном и гуманном ее использовании.

Для понимания сущности кризиса культуры важно еще одно обстоятельство, отмеченное в свое время Д.Беллом. Дело в том, пишет он, что развитие промышленности принадлежит контролю сообщества: конструктора машин должны считаться с существующими стандартами, загрязнение окружающей среды ограничивается государственными санкциями и общественными движениями (типа «Гринфис»), цена и заработная плата – правительственными мероприятиями. Вместе с тем, нет никаких ограничений в сфере духовной культуры. В итоге в культурной сфере обнаженные тела стали обычными на киноэкранах, порнография – в газетных киосках, секс оказался предметом оживленного обсуждения в средствах массовой информации. «Разрешено почти все, пишет Д.Белл, - перемены столь значительны, что культурные проблемы приобрели значение политических» (2, 655). Нетрадиционная медицина, гадания и пророчества, мистицизм и оккультизм, религиозный фанатизм и астрология получили в современной культуре широкое распространение. Характеризуя эти тенденции, Э.Тоффлер пишет: «Пантеизм, нетрадиционная медицина, социобиология, анархизм, структурализм, неомарксизм и новая физика. Восточный мистицизм, технофобия и технофибия, а также тысячи других течений и противоречий пронизывают защитный экран сознания, и у каждого из этих явлений есть свои жрецы или сиюминутные гуру. Началась лавинная атака на науку» (106, 465).

WEB-еженедельник «Тайны и открытия» (2002, №14) утверждает, что сегодня наука и религия ждут друг от друга помощи в осмыслении сложных проблем реальности, поскольку в законах космоса присутствует некий интеллект. «Понять тайну бытия можно только через сверхъестественное» - пишет американский астроном А.Сандаж. Физик Дж. Полкингхорн пишет, что Бог активно вмешивается в развитие мира, он выбирает из нескольких возможных вариантов тот, который станет реальностью, не нарушая при этом законов природы. Биохимик А. Пикок видит в эволюции приметы божественного волеизъявления. Не удивительно, что около 40% американских ученых верят в бога. В американском университете Беркли (Калифорния) физик, ставший теологом Дж.Рассел организовал центр теологии и естественных наук, в семинарах которых участвуют многие ученые из разных стран. Подобные институты появляются в других странах. Такая квазинаучная позиция ряда ученых активно поддерживается служителями религиозного культа. Папа Иоанн Павел II регулярно консультируется с «Папской академией наук». Отсутствие разногласий между наукой и религией может стать решающим аргументом и упрочить уже существующую веру. Не исключено, что, подобно феминизму, изменившему некоторые церковные обряды, наука лет через десять станет главным фактором, формирующим мировоззрение простых верующих – заключает ватиканский еженедельник, выдавая традиционное стремление религии подчинить себе науку.

Распространение нигилизма, возрождение ортодоксальных религий, появление новых религиозных и старых мистических течений поистине является бунтом против разума. Человек теряет веру в науку, в силу традиционной культуры. Часто она беспомощна перед лицом катастрофы. Люди испытывают разочарование в рациональности мышления, которое зачастую неспособно дать ясные ответы на возникающие в процессе информатизации общества вопросы. Шоковое и стрессовое состояние людей становится не исключением, а скорее правилом.

Причины кризиса современной культуры, вызванные бурным научно-техническим прогрессом, противоречиями между материальной и духовной компонентами культуры усиливают свое действие в определенной политической атмосфере.

К числу политических причин, стимулирующих кризис культуры, можно отнести стремление американской идеологии подчинить своему влиянию мировую культуру. «Европейским интеллектуалам массовая культура была воспринята прежде всего как результат американской «культурной» агрессии (начавшейся вместе с осуществлением знаменитого «плана Маршалла»), приведшей к пропаганде американского образа жизни и ценностей, но также и к стандартизации и гомонизации европейских национальных культур» (111, 44). В борьбе за установление мирового господства, однополярный мировой порядок США используют не только свое экономическое могущество, свой военный потенциал, первенство в области информационных технологий, но и культуру. Имеется явное стремление американизировать мировую культуру, подчинить ее американским стандартам, идеалам и ценностям. «Культурное превосходство, - заявляет З. Бжезинский, - является неоценимым аспектом американской глобальной мощи» (4, 38). Он заявляет, что американский путь развития постепенно пронизывает весь мир. Голивудские кинофильмы занимают почти четвертую часть всего мирового рынка. Язык Интернета является английским, что влияет на содержание распространение информации в глобальном масштабе. В области телевидения существует повальное насилие американских телевизионных программ с их примитивностью, проповедью силы и жестокости, культа обнаженного тела и секса. Некоторые страны – Франция, Германия и другие пытаются ограничить показ подобных образчиков американской культуры.

Надо прямо сказать, что никаких подобных ограничений в нашей стране нет и средства массовой информации России, спекулируя на понятии свободы получения информации, многословно и непонятно рассуждая о правах человека, способствуют пропаганде американской культуры. Нет ни одной телевизионной программы, где бы не присутствовали американские кинофильмы-боевики, музыка и танцы. Американские кинофильмы, поп музыка, американский образ жизни все более заполняют глобальную информационную Сеть, и все шире используются для американизации мировой культуры. По мере американизации мировой культуры ее ценности, довольно дешевые, антигуманные и примитивные вступают в противоречие с традиционными национальными культурами. Это обстоятельство еще более обостряет кризис культуры эпохи информатизации общества.

Что касается современной России, то кризис культуры вызван не только факторами глобального значения, но и теми специфическими политическими особенностями и трудностями, которые имела Россия на пути демократических преобразований. Вполне справедливо Ю.Левада пишет, что сдвиги в сфере культуры являются результатом совместного действия двух различных по своей природе кризисов: во-первых, общемирового, связанного с утверждением механизмов массовой культуры и соответствующей оценкой механизмов культуры элитарной (точнее, иерархической), во-вторых, специфически «нашего», постсоветсткого, то есть связанного с переходом от директивной культуры к открытой и массовой» (44, 307).

Кризис современной культуры вызван не только бурным развитием материальной культуры в форме информационных технологий и, в связи с этим, возникшим разрывом между уровнями материальной культуры и духовно-интеллектуальным развитием людей, политическими факторами, но и определенными социальными обстоятельствами. Информатизация общества, как уже было отмечено выше, приводит к изменению социальной и профессиональной структур общества. Эти изменения протекают быстрее духовно-культурной эволюции людей. «Если социальные структуры могут изменяться сравнительно быстро «на глазах» (за годы и десятки лет), - пишет известный социолог Ю. Левада, - то для закрепления глубоких культурных перемен нередко требуются столетия» (Там же, 306). Быстрые «революционные» или «скачкообразные», как говорили раньше – перемены в культурных параметрах общества слишком редки.

Таким образом, кризис культуры является составной частью кризиса общества, тех глубоких социотехнических изменений, которые происходят в процессе информатизации общества. Сама информатизация общества, таким образом, охватывает не только технико-технологическую и социальную сферы, но и культуру. Культура – важнейший элемент информатизации общества, делающий последнюю технико-социокультурным процессом. Выход их кризиса культуры, следовательно, лежит на пути преобразования всех сфер общественной жизни.

Информатизация общества имеет своим непосредственным следствием дальнейшую трансформацию культуры, усложнение ее структуры, содержания и функций. Наряду с элитарной, народной и массовой культурами начинает свое существование и бурное развитие информационная культура. Она, кроме всего прочего, включает в себя так называемую экранную культуру. Последняя в своем составе имеет компьютерную культуру и культуру Интернет. Эти элементы информационной культуры располагаются между собой по принципу «матрешки»: каждая из предыдущих форм экранной культуры включает в себя последующую форму, как один из своих элементов наряду с другими. Возникает цепочка: культура общества эпохи его информатизации - информационная культура – экранная культура – компьютерная культура – культура Интернет.

«Информатизация культуры, т.е. экипировка

всех культурных процессов современной

информационной технологией является

уже не пожеланием, а объективной

внутренней исторической неизбежностью»

А правомерно ли ставить вопрос о тяжёлом кризисе современной мировой культуры?

Увы, не я одна, но многие (не все ли?) думающие люди, наблюдая мучительные судороги нашей цивилизации, не могут не прийти к однозначному выводу: мировая культура тяжело больна. Для нас же с вами главная беда заключается в том, что и русская культура подвержена ныне той же болезни.

Но прежде чем поставить диагноз, мне хотелось бы задаться вопросом: что же такое культура как таковая, культура в её полноценном, здоровом состоянии? Мировая наука знает более 500 различных определений культуры, но мне хотелось бы заглянуть в корень этого понятия. Изначально о культуре говорили лишь те, кто занимался сельским хозяйством. Для них это слово означало заботливый уход за почвой, посадками, т.е. культивирование растений. И вот в эпоху Древнего Рима Марк Туллий Цицерон в своих «Тускуланских беседах» мудро заметил, что культура нужна не только полям и садам, - в первую очередь она необходима человеческой душе. Душу тоже нужно старательно пропалывать, удобрять, трудиться над ней, чтобы она становилась все красивее и плодоноснее. Культура - это возделывание души.

Интересно, что автор знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Даль дал очень похожее определение: «Культура: обработка и уход, возделывание, возделка; это образование, умственное и нравственное» .

Итак, учитывая эти определения, мы можем понять следующее: слова «кризис культуры» означают, что душа современного человека, как правило, лишена доброго ухода.

Вы, конечно, видели заброшенные поля, повсюду лежащие на просторах России? Это зрелище страшно и само по себе, но я вижу в нём еще и печальный символ нашего времени: так же, как эти поля, заброшены и наши души.

И вот перед нами ещё один симптом заболевания: неспособность создать ничего нового, ничего своего, оскудение творческого начала в духовной и культурной жизни. Оно чрезвычайно характерно для нашего времени, и особенно для такого выразительного его явления, как постмодернизм. У постмодернистов хватает сил только на то, чтобы создать компиляцию, коллаж, надёргав разнородные куски из наследия минувших времён, из разных культур, разных произведений, подчас противоположных по смыслу и художественным качествам. Постмодернист пытается создать нечто новое из этих разнородных кусков, играет ими, как ребёнок кубиками, но при этом сознательно отвергает понятие высшего и низшего, правого и левого. В результате высокие ценности безстыдно снижаются и цинично осмеиваются, а низкие инстинкты, физиологические отправления становятся едва ли не объектами «культового» поклонения.

Дьявольское обезьянничание мы видим сегодня и в отвратительном кощунстве в храме Христа Спасителя, и в «перформансах» Марата Гельмана, и в некоторых нынешних театральных постановках, таких, например, как спектакль «Идеальный муж» по О.Уайльду на сцене МХАТа - театра, который когда-то составлял славу русской культуры. В нынешнем эпатажном спектакле волей режиссёра вымаран едва ли не весь авторский текст, а вместо него нагромождено великое множество всевозможной скверны, о каковой даже не подобает «человеку глаголати» , как сказал апостол Павел.

В начале перестройки один великий старец нашего времени прозорливо заметил: «Уходит эпоха научного атеизма, на смену ей идёт эпоха воинствующего сатанизма». И первой жертвой этого воинствующего сатанизма стала культура, а вместе с нею и душа человеческая.

Но ведь культура - это не только произведения искусства, но гораздо более широкое понятие. Мы говорим о культуре речи, культуре человеческого общения и не можем не признать, что и они тронуты тяжким недугом. Культура речи - отдельная обширная тема, не хочу здесь касаться её вскользь, но вот культура общения... Основа русской души - это братство, родственная любовь к ближним и дальним, любовь, осуществляемая по образу и подобию Святой Троицы. Ведь почитание Святой Троицы есть основа основ культурного и религиозного призвания нашей Родины. Вспомним, что в Византии, наследницей которой является Россия, Троицкие храмы были очень редки. Не так на Руси! У нас таинниками Троицы были и св.Ольга, и Преподобный Сергий Радонежский, и прп.Александр Свирский. Троица понималась русским человеком как единство в любви, высшее, божественное единство, и по этому образу наша культура призывала строить и все прочие единства - и государственное, и семейное, и даже экономическое. Да, экономическое: не случайно же именно община, артельный труд были у нас главными формами хозяйствования.

А сейчас мы видим, как русские люди становятся всё более одинокими, всё более замкнутыми на себя... В конце 1980-х в нашем языке появилось выражение, которого я никогда раньше от русских людей не слышала: «Ваши проблемы». То есть: «С вашей бедой справляйтесь сами, меня это не касается». Болезнь обособленности ширится, - но всё же нельзя сказать, что она окончательно овладела русской душой. Ещё жива способность людей помогать другу, поддерживать ближнего, откликаться на просьбы даже и совсем незнакомых людей. Это так, - а иначе Россия давно бы погибла. Многие из нас могут засвидетельствовать это собственным опытом, - и я сама в том числе: моя семья, как и тысячи других семей, сумели пережить перестройку лишь благодаря братской помощи ближних и дальних друзей. Дружба - святое слово, и Россия всегда это чувствовала. Не случайно даже войско называлось в Древней Руси дружиной - собранием боевых друзей. Если мы попробуем углубиться в этимологию, то увидим, что слова «друг» и «дорога» родственны, и это понятно: друг - это тот, с кем ты идёшь одной дорогой, к одной цели, кто поддерживает тебя в пути, с кем у тебя общие беды и общие победы.

Разве случайно, что просветителями нашими были именно братья - свв. Кирилл и Мефодий; что братья стали первыми русскими святыми - свв. Борис и Глеб? Или, если говорить о нашем родном городе, то ведь сердце его - Петропавловская крепость с Петропавловским собором, а мы знаем, что Пётр и Павел были духовными братьями в апостольском служении. Более того: собор освящён на мощах апостола Андрея - родного брата апостола Петра!

Семейные устои - это тоже важнейшая часть культуры народа, и здесь мы тоже видим следы болезни. Есть такое слово «фамильярность». «Фамилия» значит «семья», но нерусская по происхождению «фамильярность» в нашем языке получила оттенок снисходительной небрежности в отношениях - явление в семейной жизни очень нежелательное. Нельзя распускаться: даже самый близкий человек должен оставаться для нас образом Божиим, в общении с которым нужна бережность, деликатность, выдержка, терпение. Когда-то всё это можно было наблюдать в любой крестьянской семье. Потом, с наступлением новых времён, в семьи пришла грубость, желание «резать правду-матку» в глаза, устраивать скандалы под видом борьбы с чужими (не своими) пороками...

Надо возрождать культуру отношений детей и взрослых. Здесь не может быть никакого амикошонства, никакой фамильярности: настоящая культура обязательно иерархична. Всякая истинная культура несёт в себе определённые запретные формулы. Ведь что такое «за-кон»? Кон - это черта, за которую нельзя переступить. Так и Господь при создании мира проводил черту по лицу бездны. И чтобы не провалиться в бездну погибели, нам надо отчётливо видеть и не нарушать эти запретные черты.

Мы владеем сокровищами, о которых подчас не догадываемся, о которых забыли, - несметные сокровища русской культуры, создававшиеся на протяжении десяти и более веков; они - наши, нужно лишь вновь обратиться к ним. Нужен твёрдый, сильный, мужественный ответ всем разрушителям наших духовных и культурных устоев. В силах каждого из нас не впускать в душу ту скверну, которую несёт нынешняя псевдокультура. Помните, как у Ахматовой: «Но равнодушно и спокойно перстами я замкнула слух, чтоб этой речью недостойной не осквернился скорбный дух». Вот так и мы должны вести себя, встречаясь с непотребствами, которые лукаво именуются сегодня «свободным самовыражением» неких «творцов артефактов». Берегите свои души от грязи! Народная душа истосковалась по чистоте, правде, добру - всему тому, чего так не хватает в современной жизни и культуре. Мы хотим дышать чистым воздухом, пить чистую воду, вкушать чистую пищу, не так ли? И точно так же мы нуждаемся в родниково чистом искусстве. Кризис во всякой болезни означает перелом, за которым следует или летальный исход, или постепенное выздоровление. Сильная жажда чистоты и света говорит о том, что мы ещё не умерли, мы ещё можем сопротивляться, можем воспрянуть.

Ольга СОКУРОВА, кандидат искусствоведения, доцент исторического факультета СПбГУ

Проблема кризиса культуры

Культура - это процесс, непосредственно нацеленный на формирование личности, деятельной сущности человека. В рамках действия всеобщей закономерности, присущей этому процессу, на каждом отдельно взятом этапе развития система формирования обладает своим присущим только данному этапу обликом, Одним из таких условий в современном обществе является научно-техническая революция.

В мировой философской мысли не раз высказывалась мысль о кризисе культуры и цивилизации. Широко известна критика мировой и европейской культуры столь разными мыслителями, как, например, Ф. Ницше и А. Шпенглер. Особенно резко тезис о кризисе культуры и цивилизации в целом звучал в тот период, когда в Европе «правил бал» фашизм.

После поражения фашизма казалось, что кризис миновал. Однако с развитием производительных сил общества он обрел новую форму - лавинообразного нарастания глобальных проблем. При этом мало кто возражает, что увеличивающееся число глобальных проблеми их углубление являются признаком беспрецедентного кризиса цивилизации, И это кризис не отдельных сторон бытия, а основных форм жизнедеятельности европейской индустриально-технологической цивилизации. Одновременно, это кризис современного человека вообще, способа его самореализации, форм рациональности, ибо все страны мира, все народы, пытаясь достичь уровня жизни промышленно развитых стран Западной Европы и Америки, стремятся идти поих пути. Другого способа успешной самореализации современный человек не знает.

Философы иррационалистического направления давно заговорили о кризисе человека, культуры. Смысл кризиса они видят в том, что «люди утратили веру, как в бога, так и в самих себя, в свой разум.

Следует признать, что философско-мировоззренческая критика основ современных как культуры, так и цивилизации, поставивших в центр бытия обладание и покорение природы, началась давно. Такая критика возникла не из-за осознания опасности экологической ситуации, глобальных проблем, а из-за того, что философы видели измельчание личности

Наиболее остро вопрос о будущем нынешней цивилизации встал перед теми исследователями, которые впервые во всем объеме осознали глубину и масштабы надвигающегося экологического кризиса. Именно экологическая проблематика показывает современный уровень самосознания общества и человека. При этом экологические проблемы - не результат отдельных ошибок и просчетов, они коренятся в способе бытия современного человека.

Сегодня стержнем исторического развития сделалась проблема человека в ее различных измерениях: отношения человека и природы, человека и человека, личности и общества.

Тот факт, что истоки кризиса уходят в глубь истории европейской культуры, был не только отмечен, но и проанализирован, в частности, русскими философами, например П. Флоренским и Н. Бердяевым. Флоренский отметил, что уже «давно, вероятно, с XVI века, мы перестали охватывать целое культуры, как свою собственную жизнь;

Это дает основание усомниться в правильности самого курса цивилизации, доводящего до абсурда фрагментацию личности. И если по самому своему предназначению «культура есть среда, растящая и питающая личность» и «культура есть язык, объединяющий человечество», то выполняет ли нынешняя культура свою миссию?

Анализ истории науки и философии показывает, что специализация в естественных и общественных науках, их дифференциация, как и их интеграция, по-своему логичны и естественны, так как ведут в глубь изучаемого объекта. Такая тенденция опасна, прежде всего, тем, что специализация плохо совместима с необходимостью целостного восприятия мира культуры Человек становится все более легко управляемым и даже манипулируемым.

Чтобы человек мог выйти из кризиса, он должен изменить доминирующую установку: «предмет дорог, самоценен, потому что полезен».

Кризис свидетельствует о том, что господствующая в мире форма рациональности не универсальна, т. е. не отвечает всем культурным и ценностным ориентациям, необходимым для выживания.

Индустриально-техническая цивилизация, достигшая значительных успехов, стремится завоевать планету не только технологически, но и мировоззренчески. К сожалению, глубокие размышления об опасности рационализации всего сущего, сведения разума к научной рациональности остались на уровне собственно философской рефлексии. Такой человек, как показала европейская история, трагичен тем, что он не знает своей бездуховности, видит смысл жизни в материальном, забывая о более высоком предназначении человека.

Естественно, новоевропейская история, вступившая на путь превращения всех ценностей в конечном итоге в товар, должна была «расплатиться», сама, став жертвой своего прагматизма и практицизма. Призыв философов не столько «иметь», сколько «быть» не был услышан правителями ведущих стран. До недавнего времени кризис проявлялся в самых разных формах, общим знаменателем которых является бездуховность, выражающая в безразличии промышленно развитых государств к нищете в странах третьего мира. Теперь кризис становится явным и глобальным, он захватывает такие сферы, как окружающая среда, пища, климат, вода и др., которые составляют естественные основания бытия всех, показывает, как опасны бездуховность и безразличие, ведущие к кризису Человека.

Этапы становлении культуры.

Иначе выглядит логическая история понятия «культура». Первому этапу формирования культурологии, как показывает Неретина, предшествовало становление термина и идеи «культура». Термин и идея «культура» появляются еще в конце античности у Цицерона, вероятно, это был способ осмысления римского мира как целого в оппозиции к варварству. За идеей культура стояло два смысла: 1) культура как культурное действие (лат. cultura, от корня colere ‒ «возделывать», другой вариант: «cultus» ‒ поклонение, почитание, культ), понимаемое как суть жизни, жизнь как таковая, и противопоставленное некультурному, варварскому, не жизни, и 2) культура как целое (античный мир), противопоставленное другому целому (варварству). Необходимость в таком представлении была вызвана следующими обстоятельствами: с одной стороны, ощущалась потребность понять, чем античный человек и мир отличались от варваров, с другой – оправдать практику защиты и сохранения античного мира.

«В IV веке Амвросий Медиоланский, почитавший Цицерона, но гораздо более почитавший Христа, отверг выдвинутую римским философом идею культуры как несоотносимую, во-первых, с идеей Божественного творения, во-вторых, с идеей новизны, лежащей в основе догмата о личном спасении<…> Идея культуры возвращается лишь в гуманистическую эпоху, когда антропоцентризм потеснил теоцентризм. Но тогда-то эта идея и была существенно преображена, ибо включила в себя и идею традиции как возращения к истокам (римская мысль), и идею уникальности любого творения (или произведения), будь то Божественное или человеческое (средневековая мысль)».

Нельзя сказать, что средние века были вовсе потеряны для культурного дела. Напротив, в этот период складывалась одна из важнейших предпосылок нового понятия культуры, и специфического его осознания в «философии культуры» – ощущение единого европейского человечества. Г.Дж. Берман показывает, что относящийся к X, началу XI в. конфликт между христианской церквью и королями, разрешенный на основе права, способствовал становлению единой социальной целостности Европы.

«Подводя итог, ‒ пишет Берман, ‒ можно сказать, что новый смысл права и новые виды права, которые возникли в Западной Европе на волне Папской революции, нужны были как средства для достижения следующих целей: 1) контроль центральной власти над разбросанным населением с разнообразными групповыми привязанностями; 2) поддержание отдельного корпоративного самосознания духовенства и добавление нового, юридического измерения к его классовому сознанию; 3) регулирование отношений между соперничающими церковными и светскими владениями; 4) возможность для светских властей целенаправленно и программно претворять в жизнь заявленную цель – обеспечить мир и справедливость в своей юрисдикции; 5) возможность для церкви целенаправленно и программно претворить в жизнь свою заявленную цель – переделать мир к лучшему». Право, подчеркивает Берман, возникло в ответ на «потребность примирить бушующие конфликты внутри церкви, между церквью и светской властью, между разными светскими политиями и внутри них», нужно было «осознать легитимность каждого из противоречащих друг другу элементов (церковного и светского, королевского и феодального, феодального и городского, городского и цехового) и в то же время осознать структурное единство всего общества (Европы, Запада, западного христианства), частью которого они являлись, и найти настоящий синтез».

Примерно к этому же периоду относятся многочисленные тексты (диалоги), написанные христианами против иудеев и неверных, что тоже способствовало консолидации европейского, христианского мира как целого, противопоставленного иным, нехристианским мирам (сравни, Рим – варвары).

Философское осмысление культуры. Процесс становления единой социальной целостности Европы завершается только в Новое время, а осознается в философии еще позднее, только в конце XIXвека. Значительно раньше, начиная с XVII века, формируются практики (самосознание европейского человечества, колонизация других народов, миссионерство, торговля с Востоком и другие), потребовавшие нового понимания культуры. Культура теперь – этоевропейская культура , противопоставленная другим некультурным или предкультурным целостностям (примитивным народам, темным средним векам, дикому, странному Востоку), культура понимается кактрадиция (европейская), культура – это создание (творение) нового, культура как произведение.

Как традиция европейская культура стала пониматься, поскольку была осознанна и конституирована история Европы и возникла задача возобновления (античность) и сохранения (музеи) ее наследия. Античный смысл «культивирования» (возделывания и культа) трансформируется в Новое время на основе концепции творения (культура как уникальное творение). Действительно, уже в эпоху в эпоху Возрождения способность творения от Бога передается человеку. Например, Леонардо да Винчи говорит, что художник (инженер) может создавать вещи, а Пико делла Мирандола утверждает в трактате «О достоинстве человека», что человек «славный мастер», который может творить самого себя.

В плане теоретического знания культура, с одной стороны, противопоставлялась природе (культура – это не «натура», не природа, а искусство, история, дух, интеллигенция, сознание), с другой стороны, особенно в плане познания, сближалась с природой, так культуре приписывали единство и законы, позволяющие научно описать культурные явления. Вильгейм Виндельбанд и Эрнст Кассирер, заложивших фундамент философии культуры, обсуждают два основных вопроса: что конституирует культуру как целое в отличие от отдельных проявлений культуры и в чем смысл культуры. Обе эти темы и есть в неокантианской традиции философской мысли вопрос о сущности и значении культуры.

Так, Э. Кассирер спрашивает: «Что же есть целое духовной культуры? Что из себя представляет цель культурной деятельности, ее назначение, ее смысл?<…> Главная задача всех форм культуры состоит в том, чтобы создавать всеобщий мир мыслей и чувствований, мир человечности, “единый космос”<…> Нас более не интересуют отдельные произведения искусств, продукты религиозного или мифологического мышления, нас интересуют те движущие силы, та ментальная активность, которые требуются для их создания. Если нам удастся постичь характер этих сил, если мы поймем их не с точки их исторического возникновения, но с точки зрения структуры, если поймем, в чем их различие и в чем, вопреки этому различию, их взаимодействие, то это будет означать, что мы достигли нового знания о характере человеческой культуры». Но еще раньше, в начале века В.Виндельбанд, обсуждая статус философии культуры, писал: «Истинной философией такая философия будет, конечно, только в том случае, если генетические исследования психологического анализа, социологического сравнения и исторического развития будут служить лишь материалом для обнаружения той основной структуры, которая присуща всякому культурному творчеству во вневременном, сверхэмпирическом существе разума».

Виндельбанд и вслед за ним и другие неокантианцы на оба вопроса отвечает так: и смысл и целое культуре придает Разум. Чтобы обрести и осознать единство культуры, утверждает Виндельбанд, «необходимо постигнуть сущность функции, представляющей собой то общее, что присутствует во всех частных культурных деятельностях, как бы различно ни было обрабатываемое ими содержание, а это означает не что иное, как самосознание разума, порождающего свои предметы и в них царство своей значимости». Раскрывая неокантианское понимание Разума, Кассирер связывает идею Разума с идеями Свободы и Морали. «Нет необходимости ни прослеживать весь ход человеческой истории, ни давать подробные объяснения всего разнообразия форм, принимаемых человеческой цивилизацией, чтобы ответить на вопрос, который, по мнению Канта, является действительно важным и ключевым – вопрос о той главной цели, к достижению которой устремлено человечество. Это цель моральная, и потому именно в морали, в системе этики следует искать истинные принципы философии истории и философии цивилизации. Согласно Канту, в корне всех проблем философии истории и философии культуры лежит идея свободы. Свобода означает автономию разума, отсюда всеобщая задача философии культуры заключается в решении вопроса: каким образом и с помощью каких средств возможно достижение этой автономии в процессе эволюции человеческого разума и воли». Из этих высказываний видно, что предлагалось ценностно значимое понимание культуры. Свобода и Разум – высшие европейские ценности, причем в рамках либеральной традиции.

Вадим Межуев прав, утверждая, что речь у неокантианцах идет не о разных культурах, а прежде всего о европейской культуре. «Культура для просветителей – синоним нравственного, эстетического, интеллектуального, в широком смысле – разумного – совершенствования человека в ходе его исторического развития<…> Данная идея вносила в историческое познание представление о порядке, связанности и последовательности исторического процесса, усматривая их прежде всего в духовной сфере<…> она заключала в себе понимание особенностей существования и развития человека в границах прежде всего европейской истории». Это было оценочное понятие культуры, позволявшее «постигнуть смысл и направленность человеческой истории в целом», исходя из убеждения в том, что именно европейская история и культура являются «высшим достижением духовного развития человечества».

Стоит отметить, что подобный взгляд предполагал представление о «единой европейской культуре», о чем в 1935 году в известном докладе писал Э. Гуссель. Исторические исследования показывают, что такое представление сложилось уже во второй половине ХIХ века; «в конце ХIХ и начале ХХ века возникло предчувствие, а затем и рефлексивное осознание единства европейской культуры<…> Все варианты аксиологических концепций исходили из того, что культуру следует мыслить как трансцендентальный идеал подобно тому, как естествознание, начиная с классической науки ХVII столетия, построило трансцендентальный идеал природы<…> Соответственно выдвигался и трансцендентальный идеал субъекта, гарантирующего постижение единства и универсальности культуры. Таким субъектом и выступало “европейское человечество”».

Итак, культура в рамках философского осмысления в период конца XVIII начало XX вв. – это европейская культура, противопоставленная другим целостностям , она понимается каквысшая ценность , как традиция , как уникальное произведение . При этом все другие культуры, по сути, осмыслялись под европейским углом зрения. Когда, например, Шпенглер утверждает, что культура – это сложившаяся историко-культурная целостность, некое внутреннее единство мышления, запечатленное в формах экономической, политической, духовной, религиозной, практической, художественной жизни, а движение истории представляет собой развитие и закономерные превращения (юность, расцвет, упадок) предельно обобщенных культурно-исторических форм, то нетрудно заметить европейский характер «рамки» (основания для оценки и описания), которая здесь используется. Интересно, что видение культуры как целого органически смыкается с идеями культуры как уникального творения и традиции (понимаемой, конечно, как европейская), поскольку идеи творения и истории (Вико), как известно, были положены в само основание новоевропейской культуры.

С неокантианской трактовки культуры начинается ее истолкования как способа конституирования самой жизни культуры. «Философские размышления, – пишет Неретина, – должны быть построены, исходя из жизни внутри своей культуры, из бытия-в-культуре, изменения в котором он не только наблюдает, регистрирует, отвергает или подвергает критике, но и сам формирует и трансформирует, исходя из своих предпочтений и установок. Иными словами, философия всегда была, есть и будет рефлексией над культурой, но рефлексией специфического рода – рефлексией, включенной в саму жизнь культуры. Философия как понимающее соучастие в творчестве культуры является способом конституирования самой культуры. Без философии невозможно само существование культуры<…> Идея культуры и жизнь культуры не оторваны и не автономны друг от друга<…> И лишен всякого смысла вопрос о том, что же первично – самосознание культуры или ее бытие, ведь бытие культуры немыслимо вне и без актов самопознания и самоосмысления».

Изучение культуры в науке. Начиная с конца ХIХ века, но особенно в ХХ столетии рассмотренное здесь понимание культуры как конституирование европейской жизни отходит на второй план, а на первый встает научное изучение разных культур . «Согласно этому пониманию, – замечает Межуев, – «культуры бывают не «лучшими» и «худшими», а только разными; они не расположены в однолинейной исторической последовательности по принципу от “низшего к высшему”, а представляют собой совокупность равноценных, хотя и отличных друг от друга способов регуляции взаимоотношений индивидов между собой и с окружающей средой». Неретина указывает, что переход к научному изучению культуры был обусловлен критикой европоцентризма и трактовкой культур как самобытных, замкнутых, противостоящих друг другу или ведущих диалог. «Критика европоцентризма, развернувшаяся в ХХ веке, должна преодолеть тенденцию на унификацию, но отнюдь не на сопряженность исследователя со “своей” – европейской – культурой, с ее ценностями и смыслами<…> (философия ХХ века представляет собой) рефлексивную проработку тех методов, которые позволяют осмыслить разнообразие культур<…> в центре ее внимания – методы постижения самобытных культур и формы коммуникации между ними, которые позволили бы, не принимая полностью другую культуру и не идентифицируясь с ней, не уничтожить имеющиеся различия, сохранить своеобразие каждой из них и не ставить под угрозу их существование. Диалог между культурами, сохраняющий дистанцию между ними и не ведущий к утрате смысла их собственного существования – так можно сформулировать существо позиции, которой отдает приоритет современная философия».

В объяснении смены подхода (с философского на научный) можно указать на еще один важный момент: переход к новым социальным практикам, повлекший за собой иное представление о культуре. Национальное самоопределение, международная торговля, борьба государств за рынки сбыта и влияние, развитие национальной культуры – вот основные практики, потребовавшие нового понимания культуры.

Но здесь, с точки зрения Межуева, возникает проблема. Отрицание первого понятия культуры, как конституирующего европейскую жизнь, ее оценочного значения, пишет он, «привело к утрате единого для всего человечества критерия культурного развития, уравняло между собой в культурном отношении разные общественные состояния, сделало невозможным их сравнение и сопоставление. Позиция культурного релятивизма в конечном счете разрушила картину общеисторического развития человечества, свела всю мировую историю к механической сумме локальных культур, или цивилизаций, каждая из которых переживает свой собственный цикл развития – от рождения до смерти». «Философия, – пишет он, – ставит вопрос не об объекте, а о бытии. И культура для нее – не объект познания, а лишь способ, форма проявления, обнаружения человеческого бытия, как оно раскрывается в данный момент времени. Ученый может рассказать нам о разных культурах, как они существуют объективно, для философа культура – то, что имеет отношение к нам, живущим здесь и сейчас, что имеет тем самым субъективную значимость и ценность<…> Философия делает возможным наше собственное существование в культуре, тогда как наука лишь фиксирует культурное многообразие мира безотносительно к вопросу о том, кто мы сами в этом мире».

Прав ли Вадим Межуев утверждая, что исследование культуры сделало невозможным оценку и сравнение культур, а также конституирование собственной культуры? Для меня этот вопрос является принципиальным, поскольку как культуролог я занимаюсь не только философией культуры, но изучением разных культур. Думаю, что нет, и вот почему. Подобно некоторым философам науки, он, вероятно, считает, что наука в ценностном отношении нейтральна (это просто объективное знание, отражающее устройство действительности), что она не может конституировать изучаемую действительность. Но это не так по отношению к любому типу наук (античной науке, естественной, не говоря уже о гуманитарных и социальных науках).

Современные исследования по философии и методологии науки показывают, что естественные, социальные и гуманитарные науки позволяют не только получить соответствующие научные знания, но явно или неявно задают контексты их употребления. С естественно-научными знаниями связана установка на прогнозирование, расчет иуправление в отношении процессов первой природы; в свою очередь, это является необходимым условием технической (инженерной) деятельности. Гуманитарные знания позволяют, с одной стороны, провести в жизнь личное видение изучаемого ученым явления, взять его как собственную ценность, с другой – создают условия для специфически гуманитарного существования этого явления. Социальные знания задают понимание ученым социальной действительности и способов воздействия на него. Наличие таких прагматических и ценностных горизонтов научного знания (сознания) полностью исключает убеждение в ценностной нейтральности и объективности научного знания. Другое дело, обоснование науки. Пытаясь убедить и других и себя в том, что наука задает единственно правильный взгляд на мир, позволяющий действовать практически и всех примирить (последнее характерно для либерализма), идеологи науки и создали соответствующий миф.

Становление наук о культуре (в рамках естествознания, гуманитарной науки, социальных наук) не отменило философию культуры, другое дело, что она во второй половине ХХ столетия по значению отошла на второй план и больше стала осмыслять и обосновывать различные научные подходы к культуре. Учитывая, что научное изучение культуры ведется с разными целями, установками и разными методами, роль философского осмысления (рефлексии) по-прежнему остается важной. В наше время значение философии культуры снова возрастает.

Итак, представление о единой европейской культуре уступило место представлению о множестве отдельных культур, находящихся между собой во взаимодействии и общении. Существенно изменился и характер концептуализации культуры: вместо единого взгляда (оценочного и конституирующего) появились много разных концептуализаций культуры. С одной стороны, культура по-разному концептуализируется в эпистемологическом отношении: эволюционная трактовка культуры, теория исторических типов, психологическая трактовка, системно-структурная, социально-организмическая и т. д. С другой стороны, культура по-разному трактуется в зависимости от способов идентификации личности (национальное самоопределение, этническое, культурно-языковое и прочее), от типов социальных практик (колонизация, ассимиляция, модернизация, культурный обмен), от разных способов тематизации.

1.1. Особенности первобытной культуры

Особенности изучения первобытной культуры, зародившейся в древнейший период истории вместе с человеком разумным, осложнены отсутствием письменных источников и недостаточной базой археологических данных. Поэтому разные науки прибегают к реконструкции тех или иных эпизодов истории этого периода, культурно-историческим аналогиям с ныне имеющимися типами ранних стадий культурного развития. Чаще всего в такой роли выступают австралийские аборигены, племена Центральной Африки и др. Чем характеризовалась культура первобытных народов? Теснейшими связями с природой, прямой зависимостью от нее. Приспособление к жизни окружающей природы (собирательство, приручение животных, наблюдение за повадками диких зверей и использование этих наблюдений в хозяйственной практике) сопровождалось появлением веры в сверхъестественные силы природы. Видимо, существовало мнение о том, что жизнь человека и его рода зависит от жизни какого-либо животного или растения, которые почитались либо как родоначальники рода, либо как его хранители - тотемы . Имя тотема рода часто вплеталось в титул египетских императоров, закреплялось в именах, в поздние времена в фамилиях людей разных национальностей. Так, тотемом египетских фараонов был сокол, который на скульптурах изображался сидящим на спине фараона. Капризы природы, смена времен года, стихийные бедствия - все это находило отражение в сознании первобытных и древних людей, награждавших силы природы душой (анимизм ), уподоблявших их богам, имевшим судьбы и характеры, подобные человеческим (мифология ). Умственные возможности первых людей намного опережали их материальное положение, что и приводило к совершенствованию примитивных орудий труда, развитию технологий обработки камня, металла и др. Жизнь первобытного общества была основана на бесприкословном подчинении индивида коллективу , для чего существовало множество запретов (табу ). Самым страшным наказанием было изгнание из рода. Семья в современном понимании этого явления еще не сложилась. Главной задачей всех живущих было сохранение рода как условие обеспечения жизни тотема, этому подчинялась мораль. Поэтому существовало множество форм брака: кросс-кузенные браки (брачующимися могли быть дети двоюродных сестер и братьев, но только по мужской линии); общие жены для нескольких мужчин. Дети одного возраста от разных родителей считались братьями. Поскольку установить отцовство в таких семьях было невозможно, то наследство передавалось по материнской линии. Первобытные культуры оставили в наследие будущим поколениям.