Гео́ргий Ива́нович Гурджи́ев (14 января , в других источниках 1874 , 14 января или 28 декабря , Александрополь , Российская империя - 29 октября , Нёйи-сюр-Сен , Франция) - философ -мистик , оккультист , композитор и путешественник (отец - грек, мать - армянка) первой половины XX века.
Гурджи или Гюрджи - так персы называли грузин, а остальной исламский мир и до сих пор называет грузин, и следовательно, фамилию Гурджиев можно перевести как Грузинский или Грузинов. Фамилию Гюрджиев или Гюрджян носят многие армяне, переселившиеся из Грузии и других областей по ту сторону гор Кавказа на территорию Армении. По сей день существует обширная колония греков в районе озера Цалка (юг Грузии). Согласно Гурджиеву, его родной отец и его духовный отец - настоятель собора - зародили в нём жажду познания жизненного процесса на Земле, и в особенности цели человеческой жизни. Его работа была посвящена саморазвитию человека, росту его сознания и бытия в повседневной жизни. Также уделял большое внимание физическому развитию человека, отчего был прозван, а в последние годы жизни и представлялся «учитель танцев». Одно время характеризовал свое учение как «эзотерическое христианство »
После Второй мировой войны
Идеи
Наследие
После смерти Гурджиева его ученица Жанна де Зальцманн, которой он доверил распространение его «Работы», попыталась объединить учеников различных групп, что положило начало организации, известной как Фонд Гурджиева (Gurdjieff Foundation - название в США, фактически - объединение гурджиевских групп в различных городах, в Европе та же организация известна как Gurdjieff Society, «Гурджиевское общество»). Также активным распространением идей Гурджиева занимались Джон Г. Беннетт и некоторые другие бывшие ученики П. Д. Успенского : Морис Николл, Родни Коллин и Лорд Пэнтланд . Лорд Пэнтланд стал президентом Гурджиевского Фонда, основанного в 1953 году в Нью-Йорке, и возглавлял его до своей смерти в 1984 году .
Среди известных учеников Гурджиева были: Памела Трэверс , автор детской книги о Мэри Поппинс , французский поэт Рене Домаль , английская писательница Кэтрин Мэнсфилд и американский художник Пол Рейнард, Джейн Хип - американский издатель, активный участник модернизма. Уже после смерти Гурджиева у его учеников обучались известные музыканты Кит Джарретт и Роберт Фрипп .
В настоящее время гурджиевские группы (связанные с Фондом Гурджиева, линией Беннетта или независимыми учениками Гурджиева, а также самостоятельно организуемые последователями его учения) действуют во многих городах мира.
Учение Гурджиева-Успенского сравнивают [кто? ] со многими традиционными учениями, среди них - тибетский буддизм , суфизм , восточные ветви христианства . Кроме того, отмечают [кто? ] связи с мистическими традициями Междуречья и Египта . Метафизику и онтологию этого учения пытались связать со многими духовными традициями, в частности, с христианством (Б. Муравьёв) и с суфизмом (Идрис Шах). Даже профессиональные учёные-этнографы не обошли его стороной; в современном «Философском словаре» они говорят о смеси элементов йоги, тантризма, дзен-буддизма и суфизма.
Лейтмотив идей Гурджиева: существенная деградация человека, особенно за последние несколько веков; и в этом он, полностью совпадая со многими мистическими Учениями, звучит весьма своеобразно, порой даже излишне. И это одна из многих причин, именно претензия на «эзотерическое христианство », по которой Русская православная церковь относит Гурджиева к «оккультным магам» и остерегает своих приверженцев от изучения его трудов.
Сам Гурджиев никогда не скрывал, что понять его учение до конца невозможно, и никто из его близких приверженцев не претендовал на это. Главная идея учителя - разбудить спящую мысль и ощущение истинной реальности в человеке. Опасаясь, что последователи быстро утонут в абстракциях вместо реальных практик, он решил сделать ставку на искусство (магические танцы) и создание «коммун», где единомышленники могли помогать друг другу осознать себя. Краткий материал отрывков его лекций своим «студентам» свидетельствует о простоте его языка, тяготеющей скорей к Ходже Насредину или Эзопу. Наиболее чёткое изложение ранних гурджиевских идей можно найти в книге П. Д. Успенского «В поисках чудесного», где автор систематизирует его космологические, алхимические, энергетические и другие концепции. Позже, в своих книгах, Гурджиев избрал более подходящий для его идей стиль письма, склоняясь к повествованию, метафоре и личному обращению к читателю, которого он нередко «водит за нос», дабы читатель постигал писания не логикой, как у Успенского, а интуицией. В последней, недописанной, книге «ЖИЗНЬ РЕАЛЬНА только когда Я ЕСТЬ» Гурджиев выражает разочарование по поводу неудач своей миссии и подчёркивает, что основные тайны и секреты он унесёт с собой.
См. также
Сочинения
- Рассказы Вельзевула своему внуку (оригинальная версия)
Литература
- Шишкин О.А. Сумерки магов. Георгий Гурджиев и другие. - М .: Эксмо, Яуза, 2005. - 352 с. - ISBN 5-699-12864-6
- Б. М. Носик . Русские тайны Парижа (подолжение) СПб. Эксмо 2003 стр.145-162
Примечания
Ссылки
- Книги Гурджиева и его учеников - Дж. Г.Беннетта, П. Д. Успенского, К. С. Нотта, М.Николла и др.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Гюмри
- Умершие 29 октября
- Умершие в 1949 году
- Умершие в Нёйи-сюр-Сен
- Персоналии:Нью-эйдж
- Философы России
- Оккультисты
- Композиторы России
- Авторы неакадемических исследований
- Похороненные во Франции
Wikimedia Foundation . 2010 .
Греко-армянских корней, мистик , духовный учитель, писатель, композитор , путешественник и вынужденный эмигрант , чья деятельность была посвящена саморазвитию человека, росту его сознания и бытия в повседневной жизни, и чьё учение среди последователей получило название «Четвёртого пути» (англ. Fourth Way ).
Идеи
По Гурджиеву, человек не является завершённым. Природа развивает его только до определённого уровня. Дальше он должен развиваться сам, своими собственными усилиями. Чтобы развиваться, надо знать себя. Но человек не знает себя и использует лишь малую часть своих способностей и сил. Наблюдая за собой, человек может заметить, что в его природе проявляются четыре независимых друг от друга функции: интеллектуальная (мышление), эмоциональная (чувства), двигательная (движения) и инстинктивная (ощущения, инстинкты, внутренняя работа организма). Также человек может заметить, что он осознаёт действительность по-разному: он то спит, то бодрствует. Однако состояние бодрствования тоже не однородно.
Гурджиев различал четыре состояния сознания: «сон» (обычный ночной сон, в котором человек осознаёт только свои сны), «сон наяву» (в котором восприятие действительности смешано с иллюзиями и грёзами, и в котором человек не осознаёт ни последствия своих слов и действий, ни самого себя), «относительное пробуждение» (в котором человек осознаёт себя, но не осознаёт объективные взаимосвязи всего со всем), полное пробуждение (в котором человек осознаёт и себя и окружающую действительность объективно). Человек в состоянии «сна наяву» - это машина, управляемая внешними влияниями. Он ничего не может «делать». С ним всё случается. Чтобы «делать», необходимо «Быть», быть пробуждённым.
Также Гурджиев говорил, что у человека есть сущность (всё то настоящее, с чем он рождается) и личность (всё то искусственное, что он приобретает путём имитации и подражания). В процессе воспитания человек приобретает много искусственных и даже противоестественных привычек и вкусов, которые формируют в нём «ложную личность». Ложная личность подавляет развитие сущности. Человек не знает своей сущности, то есть своих природных предпочтений и вкусов. Он не знает, чего он на самом деле хочет. Ложное и настоящее смешаны в нём. Поэтому человеку, прежде всего, необходимо отделить настоящее от ложного в себе. Необходимо пройти через внутреннюю борьбу между «да» и «нет» (трансформация страдания). Это помогает пробуждению и выходу из состояния «сна наяву».
Одними из главных инструментов в работе над собой являются разделённое внимание, самовоспоминание и трансформация страдания. Самовоспоминание накапливает тонкие материи внутри организма, а трансформация страдания кристаллизует их в тонкое тело (или Душу). Гурджиев говорил, что «душонка есть у каждого, а вот Душа есть только у тех, кто её заработал сознательным трудом и добровольным страданием».
Наследие
После смерти Гурджиева его ученица Жанна де Зальцманн (Jeanne de Salzmann ) объединила учеников различных групп, что положило начало сообщества, известного как Фонд Гурджиева (Gurdjieff Foundation - название в США, в Европе то же сообщество известно как Gurdjieff Society, «Гурджиевское общество»). Также активным распространением идей Гурджиева занимались Джон Г. Беннетт , П. Д. Успенский , Морис Николл (Maurice Nicoll ), Родни Коллин и лорд Пэнтланд .
Среди известных учеников Гурджиева были: Памела Трэверс , автор детской книги о Мэри Поппинс , французский поэт Рене Домаль , английская писательница Кэтрин Мэнсфилд и американский художник Пол Рейнард , Джейн Хип , Маргарет Андерсон и многие другие. Уже после смерти Гурджиева у его учеников обучались известные музыканты Кит Джарретт и Роберт Фрипп . В настоящее время гурджиевские группы существуют во многих городах мира.
Гурджиев говорил, что главная идея учителя - разбудить спящую мысль и ощущение истинной реальности в человеке. Опасаясь, что последователи быстро утонут в абстракциях вместо реальных практик, он решил сделать ставку на искусство (сакральные танцы) и практическую работу в группах, где единомышленники могли помогать друг другу осознать себя. Краткий материал отрывков его лекций своим «студентам» свидетельствует о простоте его языка, тяготеющего скорей к Ходже Насредину или Эзопу . Наиболее чёткое изложение некоторых гурджиевских идей можно найти в книге П. Д. Успенского «В поисках чудесного», где автор систематизирует его основные концепции. Сам Гурджиев избрал для изложения своих идей совершенно другой стиль - стиль легомонизма (англ. legomonism ), дабы читатель постигал писания не просто логикой, как у Успенского, а интуицией. Сегодня книги Гурджиева издаются и на Западе, и в России большими тиражами, и его идеи находят отклик в сердцах читателей.
Музыкальные сочинения Георгия Гурджиева
Гурджиев разделял музыку на субъективную и объективную. Субъективная музыка создаётся индивидуальным состоянием композитора, на каждого слушателя воздействует в соответствии с его индивидуальностью и состоянием во время прослушивания. Объективная требует знания законов Космоса и природы человека. Она воздействует на всех людей одинаково, не только оказывает влияние на чувства, но приводит аудиторию в состояние внутренней гармонии, приближает человека к мирозданию.
Постоянным соавтором музыкальных сочинений Гурджиева с 1916 года был композитор Томас (Фома) де Гартман (1885-1956). Свои сочинения они называли музыкой для «движений» и «священных плясок». Сохранились записи совместных сочинений Гартмана и Гурджиева, сделанные в 40-е годы XX века в неформальной обстановке. Специалисты находят в них отголоски плясок дервишей, курдских, персидских, ассирийских мелодий, православных и восточно-христианских гимнов. Заметно влияние русской романтической музыки конца XIX и начала XX века (в частности Сергея Рахманинова).
Наиболее крупным музыкальным сочинением Гурджиева и Гартмана стал балет «Борьба магов». Сюжет балета : Белый Маг учит своих учеников свободе, Черный Маг подавляет их волю, используя в корыстных интересах. Он вселяет в них страх. Если результатом деятельности первого становится возвышение духа; то результатом обучения у второго - деградация личности.
Гурджиев не знал нотной грамоты (хотя играл на гармонике), поэтому сотрудничество с Гартманом носило специфический характер:
«Мистер Гурджиев обычно насвистывал или играл на фортепиано одним пальцем очень сложный тип мелодии, каковыми, несмотря на кажущуюся монотонность, являются все восточные мелодии. Чтобы ухватить эту мелодию, записать ее и европейской нотации, требовалось нечто наподобие „tour de force“ … Музыка мистера Гурджиева была необычайно разноплановой. Наибольшим воздействием отличалась та, что он запомнил из путешествий в отдаленные азиатские монастыри. Слушая такую музыку, погружаешься в глубины своего существа…»
А. Любимов. В поисках забытых ритуалов. Буклет к концерту. Санкт-Петербургская филармония. С. 6.
Ритм Гурджиев часто выстукивал на крышке рояля . В 1929 году Гартман прекратил сотрудничество с Гурджиевым. Впоследствии он вспоминал:
«Думаю, чтобы помучить меня, он начинал повторять мелодию прежде, чем я заканчивал запись - обычно с едва различимыми изменениями, добавляя украшения, которые доводили меня до отчаяния».
Томас де Гартман. Наша жизнь с Гурджиевым.
В 1949 году, после смерти Гурджиева, Гартман отредактировал сочинения, созданные в соавторстве с ним. После длительного перерыва музыка Гурджиева и Гартмана была исполнена публично в 1980 году джазовым пианистом, импровизатором и композитором Китом Джарреттом , позже он записал диск «G.I. Gurdjieff Sacred Hymns» . В России крупный музыкальный цикл фортепианных сочинений Гурджиева и Гартмана «Искатели истины (Путешествие в недоступные места)» впервые исполнил в январе 2016 года пианист Алексей Любимов .
Особого упоминания заслуживает запись отдельных пьес Гурджиева, осуществлённая в 2011 году «Ансамблем народных инструментов имени Гурджиева» под управлением Левона Искеняна , выступившего также и автором оригинальной аранжировки . По мнению Соломона Волкова , Искеняну удалось вернуть произведениям «этнографическое звучание», которое «имел в виду Гурджиев, когда эти опусы сочинял», и которое было затушёвано в фортепианном переложении Гартмана .
Сочинения
См. также
Напишите отзыв о статье "Гурджиев, Георгий Иванович"
Примечания
Литература
- Губин В. Д. Проблема «творческой личности» в восточной философской традиции «духовного наставничества» // Философия зарубежного Востока о социальной сущности человека. - М., 1986, с. 135-156 (Дж. Кришнамурти, Чогам Трунгпа, Г. Гюрджиев).
- Крылов В. Эзотерическое христианство // Наука и религия. 1992, № 6/7, 9.
- Крылов В. «Неопознанный» Гурджиев // Человек. 1992, № 2, с.44-46.
- Кучеренко В. А. Учение о человеке Г. И. Гурджиева в контексте духовных исканий современности. Автореф. дис. канд. филос. наук. - Ростов-на-Дону: Рост. гос. ун-т, 2005.
Ссылки
- на YouTube
- на YouTube (фр.)
Книги и упражнения
- // lib.ru
- // fway.org
- (из рукописи 1939 года)
- на YouTube
- на YouTube
Общества последователей
Отрывок, характеризующий Гурджиев, Георгий Иванович
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг"авда, чог"т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г"остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог"ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг"а велено пг"иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября.русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.
Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
“Помни себя, – говорил господин Гурджиев, – вернись к себе”. Это, утверждал он, существенно, в противном случае, наши движения, мысли, эмоции являются, в основном, результатом наших обусловленностей: семейных, социальных, образовательных, религиозных. “Человек – это тюрьма” – говорил г. Гурджиев.Таким образом, существует вызов для человеческого существа – развивать сознание для того, чтобы выйти из животного состояния и обусловленностей. Наша единственная возможность в искании: искании себя с искренностью, со страстью и с юмором. И нам нужна помощь. Не просто интеллектуальное знание, но также что-то, что вовлекает физическую и эмоциональную части нашего существа.
Мы все можем видеть, что мы способны водить машину, курить сигарету, готовить пищу, думать, чувствовать, говорить, двигаться, работать, не осознавая этого. Силы забывания себя крепки. Особенно могуществен соблазн “быть пассивным”. Это удобно. Мы так легко позволяем себе быть рассеянными, манипулируемыми, усыпленными. Все в работе г.Гурджиева очень практично; он четко провозглашал важность тела и физической работы в передаче его учения. И эту важность он придавал Танцам, со специфическим подходом, таким, как Движения Гурджиева.
Можно расти к высшему и более сбалансированному состоянию сознания и к ощущению присутствия и ощущению бытия. Метод описан довольно просто: двигаясь, танцуя, помни себя.
Психолог, философ, ученый, путешественник, хореограф учитель и мистик, основоположник учения о “Четвертом пути” внутренней реализации человека. Россия, Георгий Иванович Гурджиев родился 28 ноября 1877 года в Александрополе (с 1924 года – Ленинакан) в Армении в смешанной армяно-греческой семье. Детские годы провел в Карсе, был учеником настоятеля Русского кафедрального собора, который оказал большое влияние на Гурджиева. Хотя систематического среднего образования он так и не получил, с детства знал несколько языков.
Поиски ответов на “вечные вопросы” привели его к созданию учения о “четвертом пути” внутренней реализации человека. Своеобразными университетами Г.И.Гурджиева стали путешествия и странствия (1896-1922) сначала в составе небольшой группы “Искателей истины”, затем в качестве странника, учителя и эмигранта. В этот период Г.И.Гурджиев посетил Среднюю Азию, Афганистан, Монголию, Тибет, Индию, Ассирию, Палестину, Россию, Эфиопию, Судан, Египет, Турцию, Крит, Грецию, Италию, Германию, Англию и Францию.
Поиски эзотерического знания, “внутреннего круга” человечества приводили его в тайные суфийские братства Гиндункуша и в буддийские монастыри Тибета. В 1915-1917 годах Гурджиев создает группы своих учеников в Петербурге и Москве. Революционные события вынудили его эмигрировать на Кавказ, затем в Турцию, Германию и Францию. В 1922 году Георгий Гурджиев под Парижем в Фонтенбло воссоздал свой Институт гармоничного развития человека, просуществовавший до 1933 года. В этот период Г.И.Гурджиев вел с учениками практические занятия, тренинги по самонаблюдению, йоге, медитации, работал над рукописями своих книг.
Чудом, оставшись в живых после автокатастрофы, Гурджиев написал три книги: “Все и вся”, “Встречи с замечательными людьми”, “Жизнь – истина, только когда я есмь”, а в 1933 году написал еще одну книгу – “Вестник грядущего добра”. В этом же году он закрыл Институт и возобновил свои путешествия по Европе и США, выступал с лекциями. Умер Георгий Гурджиев 29 октября 1949 года в Париже.
"Результаты работы пропорциональны сознательности в ней"
Г. И. Гурджиев
//Биография Георгия Ивановича Гурджиева
// В. Алексахин
======================================
ТРОПОЮ ГИЛЬГАМЕША
Загадочное появление Гурджиева на небосклоне исторических перипетий XX
века - особый феномен, сопоставимый, возможно, с такими экстравагантными
проводниками эзотерических влияний на человечество, как Апполоний Тианский,
живший в I веке н.э., прослывший магом-чудотворцем и обучавшийся на Востоке,
в Индии и других странах. Или, например, - Иоганн Фауст (1480-1540),
владевший тайнами магии и послуживший прототипом для героя бессмертной поэмы
Гете. Некоторые исследователи жизни Георгия Ивановича Гурджиева (1877-1949)
сравнивают его с Калиостро (Джузеппе Бальзамо), с удивительным "бессмертным"
Сен-Жерменом (появился в Европе в 1735 г., умер - в 1784 г.), которого Елена
Блаватская причисляла к "великим тибетским мастерам".
Интересно отметить, что Гурджиев произвел в России более сильный
"фурор", чем граф Сен-Жермен во времена Екатерины II, так как действовал
скрытно и крайне эффективно, - может быть, более эффективно, чем многие из
нас способны понять и оценить... Бросается в глаза закономерность: в периоды
кризисов и катаклизмов на исторической арене появляются индивидуумы, которые
создают особые школы и группы людей, способные двигать человеческую
духовность в направлении, перпендикулярном обычному течению времени.
Именно Гурджиев донес до своих учеников тайну судьбоносных промежутков
исторического времени: "В жизни человечества бывают периоды, когда массы
народа начинают непоправимо уничтожать и разрушать все то, что создавалось
веками и тысячелетиями культуры. Эти периоды, в общем, совпадают с началом
упадка культуры и цивилизации; такие периоды массового сумасшествия, нередко
совпадающие с геологическими катаклизмами, изменениями климата и тому
подобными явлениями планетарного характера, освобождают огромное количество
знания. Это, в свою очередь, вызывает необходимость в работе по собиранию
знания, которое иначе будет утеряно. Таким образом, работа по собиранию
рассеянной материи знания часто совпадает с началом разрушения и крушения
культур и цивилизаций" . Кроме Фауста, Сен-Жермена и Апполония Тианского
уместно упомянуть и другую, почти мифическую фигуру, имеющую прямое
отношение к Гурджиеву. Речь идет о Гильгамеше, герое самого древнего эпоса,
известного истории культур, -герое, который отправился в путь за далекое
море, чтобы достать "цветок как терн", дающий бессмертие. Именно такой
цветок бессмертия (который в сказках и преданиях превратился в "аленький
цветочек") Гильгамеш пожелал принести своему народу...
Откуда возникла эта ассоциативная, на первый взгляд, - не более чем
ассоциативная? - связь: Гурджиев, легендарный учитель эзотерической школы
"четвертого пути", живший в XX веке, и - с другой стороны - Гильгамеш,
живший в конце XXVII - начале XXVI веков до н.э. (!) в городе Урук в Шумере.
Согласно современным научным данным, Гильгамеш был реальной исторической
фигурой, пятым правителем I династии Урука. После смерти он был обожествлен,
после чего его имя встречается в "царском списке" III династии Ура, где он
превращается в мифического царя- героя. Уже со 2-го тысячелетия до н.э.
Гильгамеш рассматривался как судья в загробном мире, защитник людей от
демонов ("защитник людей" - примечательный термин, к которому мы еще
вернемся). Самая ранняя из версий аккадского эпоса о Гильгамеше (3-2-е
тысячелетие до н.э.) приписывается урукскому заклинателю Синликеуннинни -
это поэма "О все видавшем", одно из самых выдающихся поэтических
произведений древневосточной литературы. Со своим другом Энкиду Гильгамеш
совершает множество подвигов (древнеиндийский вариант: Рама и Ха-нуман). Но
Энкиду умирает, - Гильгамеш, потрясенный смертью друга-побратима, убегает в
пустыню, где впервые осознает, что и он, Гильгамеш, "великий царь", является
смертным, является ничтожной пылью в глазах вечности: ...
Как же смолчу я, как успокоюсь? Друг мой любимый стал землею, Энкиду,
друг мой любимый, стал землею, прахом! Так, как и он, не паду ли и я, Чтобы
не встать никогда, во веки веков?..
Гильгамеш отправляется путем Шамаша, божества Солнца, сквозь горы,
уходящие за горизонт, в подземелья, попадает в чудесный сад, переправляется
через "воды смерти" на остров, где обитает Ут-напишти, единственный человек
из людей, который обрел бессмертие. Ут-напишти (аналогбиблейского Ноя,
спасшегося от потопа) рассказывает Гильгамешу историю всемирного потопа,
после которого остался только он, Ной-Ут-напишти, так как совет богов решил
даровать ему "вечную жизнь". По просьбе жены Ут-напишти шумерский Ной на
прощанье раскрывает Гильгамешу тайну "цветка вечной молодости".
ЦВЕТОК САМОВСПОМИНАНИЯ
Гильгамеш отправляется в путешествие и с большим трудом достает этот
"цветок вечности". Но ему не удается воспользоваться магией цветка: пока он
купался, цветок утащила змея, которая сразу сбросила кожу и помолодела,
обретая новая жизнь. Гильгамеш возвращается в Урук, утешаясь созерцанием
неприступности стен вокруг города... Что значит все это на тайном языке
символов? В конце повествования о Гильгамеше подчеркивается мысль о том, что
единственное доступное для человека - это память о его славных делах, точнее
- воспоминание о собственных успехах и поражениях, мгновения
"само-воспоминания", которые человек уносит с собой в измерение Вечности.
Именно эта идея - одна из основных в школе "Четвертого пути", хотя она может
иметь различные аспекты понимания на уровне культурных традиций и
мистических интерпретаций. Идея "самовоспоминания" появляется позднее в
античности, в диалогах Платона, в афоризмах Эзопа и Сократа, в изречении
Дельфийского оракула "Познай самого себя" и т.д.
Идея самовоспоминания - важнейшая практическая идея системы Гурджиева и
его последователей. В завуалированном виде ее можно найти в различных
мистических школах Востока и Запада. Например, в XIII главе "Бхагавадгиты",
которая названа "Йога распознавания между Полем и Познающим Поле", т.е.
"различение", "разделение внимания" между созерцаемым и созерцателем: "Те,
кто очами мудрости прозревают разницу между Полем и Познающим Поле и
освобождение существ от Пракрити (материальности мира), те идут к Высшему".
Однако ясное изложение принципа "разделения внимания" на русском языке
современный искатель истин может обнаружить в книге Петра Успенского "В
поисках чудесного": "- Никто из вас не заметил самой важной вещи, на которую
я обратил ваше внимание, - сказал он. - Иначе говоря, никто из вас не
заметил, что вы не помните себя (эти слова он особо подчеркнул). Вы не
чувствуете себя, вы не осознаете себя. В вас "что-то наблюдает" - совершенно
так же, как "что-то говорит", "думает", "смеется". Вы не чувствуете: "Я
наблюдаю", "Я замечаю", "Я вижу". У вас по-прежнему что-то "заметно",
"видно"... Чтобы по настоящему наблюдать себя, человек в первую очередь
должен помнить себя (эти слова он опять подчеркнул). Старайтесь вспомнить
себя, когда вы наблюдаете за собой, и позднее расскажите мне о результатах.
Только те результаты будут иметь какую-то ценность, которые сопровождаются
вспоминанием себя. Иначе вы сами не существуете в своих наблюдениях. А чего
стоят в таком случае все ваши наблюдения?.. Все, что сказал Гурджиев, все,
что я продумал сам, особенно то, что показали мне попытки вспомнить себя,
вскоре убедило меня в том, что столкнулся с совершенно новой проблемой, на
которую не обратили пока внимания ни наука, ни философия".
ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ
Гурджиев родился в городе Александрополе (ныне город Гюмри, территория
Армении) в 1877 году, когда эта местность входила в состав Российской
империи. Буквально "Александр" - "защитник людей", "Александрополь" - "город
защитника людей"... Это на греческом языке повторяет один из титулов
легендарного Гильгамеша.
"Гюрджи" - по-турецки "грузин", житель Кавказа. Фамилию Гюрджиев или
Гюрджян носят многие греки, переселившиеся из Грузии и других областей по ту
сторону гор Кавказа на территорию Армении. По сей день существует обширная
колония греков в районе озера Халка (юг Грузии). Мать Гурджиева - армянка,
отец - малоазийский грек. Уже в раннем детстве отец, большой знаток сказаний
и песен древности, спел Георгию историю о гильгамеше. Позднее Гурджиев
прочел содержание этой песни в одном из научных журналов, где были
опубликованы данные археологических раскопок - клинописные таблицы,
найденные в Ниневии. Этот факт убедил Гурджиева в том, что существует
"устная традиция", независимая от официальной науки, которая сохраняется не
хуже официальных письмен и таблиц и делает более правильные акценты на
содержательных аспектах знаний. Яркие примеры подобного рода - певец
древнегреческих сказаний Гомер, славянский Боян, автор "Слона о полку
Игореве" и др.
Вера в получение наказания за неповиновение.
Надежда получения награды только за заслугу.
Любовь к Богу, но безразличие к святым.
Угрызение совести за дурное обращение с животными.
Страх огорчать родителей и учителей.
Неотвращение к червям, змеям и мышам.
Радость довольствоваться только тем, что имеешь.
Печаль от потери доброжелательности других.
Терпеливая выносливость к боли и холоду.
Старание рано зарабатывать свой хлеб."
Гурджиев восклицает: "К моему великому огорчению, мне не пришлось
застать последние дни этого достойного и замечательного человека, чтобы
отдать ему последний долг земной жизни, моему незабвенному учителю, моему
второму отцу... Покойся с миром, дорогой Учитель! Я не знаю, оправдал ли я и
оправдываю ли ваши мечты, но заповеди, которые вы мне дали, я ни разу не
нарушил за всю мою жизнь".Другим человеком, "замечательно" повлиявшим на
Гурджиева, был Богачевский, отец Эвлисий, окончивший свои дни помощником
наместника монастыря Ессейского братства, находящегося вблизи Мертвого моря.
Согласно преданию, в этом братстве "Иисус Христос получил благословление на
свое подвижничество" (современные данные подтверждают тесную связь первых
общин Иисуса с Кумранскими школами эзотерического иудаизма). "Я встретил
Богачевского первый раз, когда он был молодым человеком и, окончив курс в
русской богословской семинарии, ожидал рукоположения в священство и был
дьяконом в военном соборе в Карее".
Богачевский обладал уникальным знанием различения субъективной и
объективной морали: "Объективная мораль, - говорил он, - установлена жизнью
и заповедями, данными нам самим Господом Богом через его пророков, она
становится основанием для формирования в человеке того, что называется
совестью. И этой совестью объективная мораль, в свою очередь,
поддерживается. Объективная мораль никогда не изменяется - она может только
расширяться с течением времени. Что касается субъективной морали, она
изобретена человеком и потому является относительным понятием, различаясь
для разных людей и разных мест и находясь в зависимости от субъективного
понимания добра и зла, господствующего в данный период". Будущий отец
Эвлисий наказал Гурджиеву жить и действовать согласно внутреннему убеждению,
не следуя ухищрениям "общепринятых условностей": "Вы должны знать не то, что
ваше ближайшее окружение считает хорошим или плохим, а действовать в жизни,
как ваша совесть приказывает вам. Неоспоримая совесть всегда будет знать
больше, чем все книги и учителя вместе взятые. Но пока, до того, как
сформируется ваша собственная совесть, живите согласно заповеди нашего
учителя Иисуса Христа: "Не делайте другим то, чего вы не хотели, чтобы они
делали вам". В этот период Гурджиев весьма серьезно заинтересовался
сверхъестественными явлениями, но даже погрузившись в книги и общаясь с
учеными, он не мог найти ответы на многие необъяснимые вещи, очевидцем
которых ему случалось быть. Он стал искать ответы в области религии: "Я
посещал различные монастыри и повидал людей, о чьей набожности я слышал,
читал Священное писание и жития святых и был даже в течение трех месяцев
прислужником известного отца Евплампия в монастыре Санаин. Также я совершил
паломничества к большинству святых мест различных вер в Закавказье". На его
глазах произошло исцеление паралитика на горе Дхаджур, где находился
монастырь с чудотворной гробницей святого. Другой феномен - действие молебна
с иконами и хоругвями для испрошения дождя в период сильной засухи. Третий
пример - спасение обреченной девушки необычным путем: к свекрови больной во
сне явилась Мариар Ана (азербайджанская Дева Мария) и приказала собрать
розовые ягоды, сварить их в молоке и дать выпить девушке.
В эти годы Гурджиев сблизился с армянским юношей, которого позднее
назовет в своих мемуарах "Мистер Иск" или "капитан Погосян". Обсуждая многие
проблемы, они пришли к выводу, что существует "тайное знание", известное
людям с древности, но к настоящему времени утерянное и забытое. Потеряв
всякую надежду найти что-либо в современных источниках, Гурджиев и Погосян
погрузились в изучение древней литературы. Они поселились среди руин древней
армянской столицы Ани и однажды случайно (??) наткнулись на засыпанную
монашескую келью, где обнаружили "в угловой нише груду пергаментов с
письменами"...
ТАЙНОЕ БРАТСТВО "САРМУНГ"
Благодаря изучению свитков, стало известно: братство (эрнос) "Сармунг"
существовало близ города Синаруш, но ранее находилось "в долине Изрумин,
недалеко от города Нивеси. Выяснилось, что город Мосул, близ которого
находилась прежняя столица Ассирии Ниневия, в VII в. назывался "Нивеси"...
Погосян и Гурджиев встретили описание братства "Сармунг" в печатном
издании старинной мистической книги "Меркхават". Они решили найти следы
пребывания этой школы между озером Урмия и Курдистаном, в трех днях пути от
Мосула. Преодолевая множество трудностей и опасностей, друзья случайно
обнаружили "тайную карту древнего Египта" у одного из местных священников.
Им удалось снять копию с карты, - они направились в Египет. Но Погосян решил
остаться на корабле, следующим курсом на Александрию. Позднее, получив
образование в Ливерпуле, он стал квалифицированным инженером- механиком.
Погосян был одним из тех, кто научил Гурджиева многому, в особенности -
умению сознательно делать вещи, достигать поставленных целей. После 1908
года Погосян стал бизнесменом и превратился в одного из самых богатых людей
на Земле. "Он был прав, когда сказал, что несознательная работа всегда
теряется. Он действительно работал сознательно и добросовестно день и ночь,
как вол, всю свою жизнь, во всех обстоятельствах и при всяких условиях".
Дальнейшие приключения Гурджиева, его встречи с удивительными людьми,
разделившими с ним трудности поисков и усилий, можно найти в книге "Встречи
с замечательными людьми" (Абрам Елов, Юрий Любоведский, Еким Бей, Петр
Карпенко, профессор Скридлов и др.). В конце концов, Гурджиев нашел то, что
он искал, хотя за это ему пришлось заплатить многим... Успенский пишет в
книге "В поисках чудесного": "О школах, о том, где он нашел знание, которым,
без сомнения, обладал, он говорил мало и всегда как-то вскользь. Он упоминал
тибетские монастыри, Читрал, гору Афон, школы суфиев в Персии, Бухаре и
Восточном Туркестане, а также дервишей различных орденов; но обо всем этом
говорилось очень неопределенно". Во главе группы "Искатели истины" в
возрасте 22-х лет Гурджиев отправляется в экспедицию по странам Востока
(Индия, Афганистан, Персия, Туркестан, Египет, Тибет, страны Ближнего
Востока). Некоторое время он обучается в системе, связанной с суфийским
орденом Накшбанди. В Бухаре он встречается с членом Сармунгского братства
монастыри которого находятся в неприступных горах Средей Азии (на территории
Афганистана). Здесь Гурджиев собирает воедино и синтезирует все, что он
приобрел за годы обучения и странствий.
ГУРДЖИЕВ В РОССИИ
В 1912 г. Гурджиев появляется в Москве и Петербурге, выступая с
лекциями и создавая группы людей, заинтересованных в работе над собой.
Весной 1915 г. Гурджиев встречается с Успенским, который к тому времени уже
объездил многие страны мира, был в Индии, в Египте, наблюдал воочию Сфинкса,
Тадж Махал и Собор Парижской Богоматери. Успенский увлекался теософией,
оккультизмом; он уже написал брошюру об Арканах таро и резюмировал свои
изыскания в книге "TETRIUM ORGANUM". Позднее, уже в наше время Раджниш (Ошо)
назовет эту книгу третьей по значимости после "Органона" Аристотеля и
"Нового органона" Фрэнсиса Бэкона... Впоследствии Гурджиев признался
Успенскому, что эти книги обратили внимание Гурджиева к личности Успенского,
и вовлечение его в школу Гурджиева было заранее продумано и запланировано.
Русское общество в период первой мировой войны уже было пронизано
исканиями мистических движений, школ и кружков, салонов и философских
обществ. Экзотический восток стал приоткрывать свои вуали перед взором
русских интеллигентов, мечтателей, поэтов-символистов. До встречи с
Гурджиевым Успенский по-своему формировал свое мировоззрение. Он осознавал
себя творцом "новой модели Вселенной": мир представляется многомерным, а
мистицизм - "познанием расширенным сознанием" того ноуменального мира "вещей
в себе", о котором говорили философы и мистики различных времен и культур.
Его развитие было "стремительным и вполне в духе прекрасного начала века",
как отмечает Аркадий Ровнер. В 13 лет он интересовался снами и психологией;
в 16-открыл для себя Ницше, задумался серьезно над идеей "сверхчеловека"; в
18 лет он стал писать статьи и книги, пришел к исчерпанности рационализма и
сделал шаги в поисках "неведомого знания". В 29 лет он увлекся идеей
"четвертого измерения", которая могла обосновать всякое "чудесное", исходя
из математических моделей многомерного мира и перехода от обычного времени к
измерению "вечности".
Школы, которые находил Успенский на Востоке, требовали разрыва с
культурой Запада, - но Успенский верил в разум и интеллектуальную свободу,
которой оставался чужд аморфный мистицизм Востока. Экстазы медитаций он
сравнивал с "прелестью" необычных состояний, которые посещают аскетов и
монахов и хорошо известны старцам эзотерического христианства
(последователям Григория Паламы, исихастам) и описаны в "...". В полной
растерянности от неудачи своих поисков за границей, Успенский неожиданно для
себя столкнулся с самым загадочным, пожалуй, из людей нашего столетия. В
лице Гурджиева Успенский встретился с совершенно новой формой мышления.
Система, которую он стал жадно изучать с помощью "человека с лицом
индийского раджи или арабского шейха", оказалась способной сплавить,
воссоединить все знание, которое было ему известно, включая религиозные,
философские, оккультные и научные формы и принципы. Теперь он мог избавиться
от чувства досады, испытанного при чтении Е.П.Блаватской, Анни Безант,
Чарлза Летбиттера, Папюса и новомодных писателей "от йоги" профанических
волн начала века.
Гурджиев за короткий срок дал такую мощную энергию знания, которая
обрушилась на интеллектуальную остроту Успенского подобно лавине водопада.
Целая сеть новых понятий, структур и практических упражнений ломала
иллюзорные стереотипы обыденных, хотя и квазинаучных, представлений о мире,
человеке и высших влияниях. Гурджиев обратил его внимание на трагический
разрыв в европейском мире "сущности" (внутренний человек) и "личности"
(внешний человек, "персона", "маска", "имитатор", "приспособленец к
окружающей среде). Сущность остается у взрослого человека, воспитанного в
мире фальши и подражания, на уровне шестилетнего ребенка, в то время как
личность его - множество мелких "я", спрессованных в рой или легион
противоречивых мотивов и желаний, - гипертрофированно увеличивается,
подчиняя сущность, превращая ее в раба, в "золушку". Идея развития сущности
человека, - переход на третью ступень, на которую не вступают обычные люди,
- предстала перед учениками Гурджиева, как вполне конкретная и реально
ощутимая задача. Гурджиев, в отличие от многих других, не просто нечто
утверждал или провозглашал, - он давал ясные упражнения и методы,
позволяющие изменить себя, совершить скачок в направлении роста сущности.
Сущность можно сравнить с забитым "гадким утенком", который не подозревает,
что может стать "лебедем"...
Каждая из идей, - которая всегда в Системе "Четвертого пути"
сопровождалась практическим аспектом понимания, была направлена на живого
человека (познание мира соотносилось с познанием человека и наоборот), -
могла послужить темой для создания какой-либо новой философской системы,
которыми был наполнен спекулятивно-образованный Запад. Перечислим лишь
несколько из таких идей, образующих взаимосвязанное и согласованное целое:
идея "разделения внимания" и "самовспоминания"; идея "четырех состояний":
сон; бодрствование; третье состояние, "самовспоминание"; четвертое состояние
сознания, "объективное сознание", трансцендентное "озарение"; идея множества
"я"; идея оппозиции "личности" и "сущности"; идея масштаба, включенности
одних уровней бытия в другие, более "вечные" и "свободные"; идея Луча
творения и иерархии миров во Вселенной; идея закона "трех сил" и "семи нот"
(принцип триады и октавы); идея механичности людей, потери "самих себя";
идея ненаблюдаемости и скрытности "третьей силы"; идея четырех центров-умов,
функционирующих в органической машине человека и др.
Для усвоения идей и принципов школы "Четвертого пути" существовал
специальный язык, который был утрачен когда-то очень давно, во времена
строительства Вавилонской башни и так называемого переселения и смешения
"народов" и культурных языков. Гурджиев утверждал, что осталось три
проекции, три модификации единого "универсального языка": первая модификация
- "на первом из них можно говорить и писать, оставаясь в пределах своего
собственного языка, с той лишь разницей, что когда люди разговаривают на
своем обычном языке, они не понимают друг друга, а на этом, ином языке -
понимают" (в другой раз он назвал такой язык "философией" и сопоставил его с
первым внутренним кругом, "эзотерическим" слоем внутреннего человечества,
указывая на Индию, где сохранилась эта форма изложения и общения); вторая
модификация - "во втором языке письмо одинаково для всех народов, как,
скажем, цифры или математические обозначения; но люди все еще говорят на
своих собственных языках; однако каждый из них понимает другого, хотя бы
этот другой говорил на незнакомом языке" (иначе - это "наука",
"мезотерический" слой внутреннего человечества, исторически такой язык
сохранился в Египте, на Ближнем Востоке); третий язык один и тот же для
всех, как письменный, так и разговорный; на этом уровне различия между
языками совершенно исчезают" (это "практика", "эзотерический", ядерный слой
внутреннего человечества, этот "язык" сохранился в Средней Азии, Туркестане,
Месопотамии). "Внешнее человечество" - вне стен того "града" или "крепости",
который построил, возможно, еще Гилгамеш, когда создавал принципы
эзотерических основ бытия, методов совершенствования, достижения бессмертия,
приближения к божественному уровню.
Такое подразделение "языков" было известно, по всей видимости, Моисею,
Пифагору, Платону, адептам каббалы, суфизма, эзотерического христианства и
другим мистическим учениям, в основе которых можно проследить скрытый код
Тетрады или Тетраграмматона - способа расчленения единого Логоса-Смысла на
ступени или стадии постепенного соединения знания и бытия. Попытку сделать
этот код более доступным для западной культуры предпринял Данте Алигьери,
хотя его теория четырех смыслов (совпадающая с символикой Филона, Оригена,
каббалы, суфийских мастеров и гностиков) осталась непонятой и
неразработанной европейской традицией.
Новый период жизни Успенского начинается после революции 1917 года,
когда по приглашению Гурджиева он приехал в Александрополь, а затем в
Ессентуки, где поселился в доме на Пантелеймоновской улице. В это место
постепенно съезжались другие ученики Гурджиева, образуя сплоченную группу,
целиком отдававшуюся работе, общению. И обучению. Ложились спать поздно,
вставали рано, с восходом солнца: "За шесть лет не наговорились столько,
сколько мы наговорились за эти шесть недель". В самый разгар мировой и
гражданских войн, среди террора и многочисленных банд, в Ессентуках,
незаметно от влияний планетарных пожаров и кровопролитий, шла интенсивная,
кропотливая работа по созданию пробужденного сознания... Такая особенность -
свойство эзотерической школы, которая должна уметь извлекать "пользу" из
любой ситуации, какой бы она ни была. Гурджиев продемонстрировал своим
ученикам не на словах, а на деле, что он умеет и как он умеет делать в самой
безвыходной и критической, на первый взгляд, обстановке. Он мог бы
подписаться под афоризмом, восходящим к Лао-цзы: "Чем хуже - тем лучше".
Если для Успенского события 1917 года в России казались лишь "массовым
безумием", то для Гурджиева они были побудительным мотивов и условием
настоящей практики. Ведь Гурджиев всегда был "за" экстремальные ситуации,
когда требуются "сверх-усилия", без которых реальное преобразование себя
невозможно: "Школы настоятельно необходимы... человек чересчур ленив... он
боится сделать себе что-либо неприятное. Самостоятельно он никогда не
достигнет необходимой интенсивности".
Когда в Ессентуках появились красные, Гурджиев представил новым властям
свою группу как ученых, разыскивающих местонахождение золота в горах
Кавказа. Он предложил план: официально снарядить экспедицию (якобы) для
поисков и вывоза золота. Был собран реквизит из Кисловодска, Минеральных
Вод, близлежащих станций: лошади, телеги, спирт для научных нужд, провианты,
-хотя Успенский решил не участвовать в "переходе Гурджиева через Кавказ". Он
вскоре узнал, что группа добралась до Сочи, откуда прибыла в Тифлис: у всех
участников исторического "перехода" этот опыт стал чуть ли не самым ярким
мистическим впечатлением и открытием "второго дыхания", преодолением своей
механичности.
Летом 1919 года Успенский получил письмо от Гурджиева, приглашающего
его в Тифлис для работы в новом "Институте гармонического развития
человека"... В это время Успенский находится в состоянии неприятия личности
Гурджиева. Принимая всю систему "Четвертого пути", он уже оценивал
экстраординарную резкость и "неинтеллигентность" Гурджиева негативно, как
"загрязненный источник". Существуют разные точки зрения по поводу конфликта
между ними. Одна из них состоит в том, что Гурджиева не интересовали
интеллектуальные построения Успенского, его старания дать всему свое
определение и правильную формулировку, - Успенскому была предложена
традиционная для Востока формула безусловной преданности учителю, без
каких-либо уверток и своеволия. Но Успенский попытался сохранить свою
независимость - он даже начал вести кружки по собственному плану летом и
осенью 1919 года в Екатеринодаре, Ростове и Новороссийске.
В январе 1920 года Успенский вместе с семьей (жена Софья Григорьевна и
годовалый сын Леонид) покинул Россию и морем перебрался в Константинополь.
Здесь, - среди турецких солдат, союзнических армий, десятков тысяч русских
беженцев, - живя в маленькой комнате, он давал уроки английского языка и
одновременно формировал свою группу, читая лекции по психологии и знакомя
людей с системой "Четвертого пути". Здесь он встретился с молодым
англичанином по фамилии Беннет, который напишет об Успенском, Гурджиеве и
идеях этой школы около 44 книг, до сих пор, не переведенных на русский язык,
выдержавших многочисленные издания во всем мире: "Творческое мышление",
"Глубочайший человек", "Драматическая Вселенная" (в 4-х тт.), "Первая
свобода", "Гурджиев: очень большая Загадка", "Гурджиев: Делание Нового
мира", "Азарт: риск реализации", "Как мы делаем вещи: роль внимания в
духовной жизни", "Образ Бога в Работе", "Интернациональная Академия
Сознательного Образования", "Есть ли "жизнь" на Земле?", "Мастера Истины",
"Нужды общества Новой эпохи", "Секретные влияния: духовные действия в
человеческой жизни" и др.
В Константинополе Успенский читает лекции в "Русском Маяке" для
эмигрантов из России. В 1920 г. сюда прибывает Гурджиев со своими учениками,
старыми и новыми. Центральным местом в работе Гурджиева становится
специальный балет, в которым ученикам предоставлена тренировка выполнения
"противоестественных" движений, создающих такие усилия и нагрузки на мышцы и
нервную систему, которые в обычных условиях, в механической жизни,
невозможны. Балет оказывался формой самопознания, ведущего к раскрытию
высших форм сознания, пробуждению высших центров. Успенский вспоминал об
этом "интересном времени" с особой теплотой: они с Гурджиевым вместе ходили
к дервишам ордена "Мевлеви"; Гурджиев объяснял, что верчение дервишей вокруг
собственной оси было основано на ритмическом счете для развития мозга. "Мне
особенно запомнилась одна такая ночь. Мы переводили одну из песен дервишей
для "Борьбы магов". Я увидел Гурджиева- художника, Гурджиева-поэта, которых
он тщательно скрывал в себе, иногда повторяя их потихоньку про себя, а затем
переводил их мне на русский язык. Через какие-нибудь четверть часа я был
погребен под формами, символами и ассоциациями; тогда он говорил: "Ну вот, а
теперь сделайте из этого одну строчку!". Я и не пытался найти ритм или
создать какую-то меру; это было совершенно невозможно. Гурджиев продолжал
работу; и еще через четверть часа говорил: "Это другая строчка". Мы
просидели до самого утра. Дело происходило на улице Кумбарачи, неподалеку от
бывшего русского консульства. Наконец город начал пробуждаться. Кажется, я
остановился на пятой строчке. Никакими усилиями нельзя было заставить мой
мозг продолжать работу. Гурджиев смеялся; однако и он устал и не мог
работать дальше. Стихотворение так и осталось незаконченным..."
Весной 1920 г. Успенский читал лекции в институте Гурджиева. Обычно
Гурджиев дополнял объяснения Успенского ответами на вопросы. В 1921 г.
Успенский уехал в Лондон. Там, в атмосфере "послевикторианской Англии",
которая оказалась благоприятной для восприятия идей Успенского
(переработанных им идей Гурджиева, школы "Четвертого пути"), книги
Успенского начинают переводится на английский, французский и другие языки и
издаваться во всем мире. Среди учеников Успенского - теперь всемирно
известные А.Р.Оридж, Морис Николл, Джон Беннет, Кеннет Волкер и др.
Для многих танцы Гурджиева были чисто экзотической стороной дела.
Иногда эти танцы воспринимались как выражение "сатанизма", так как казались
неестественными и чересчур "противоречивыми". Жертвой такого впечатления
оказался Василий Шульгин, который в 1920 году оказался с армией Врангеля в
Стамбуле и попал через знакомого на "гурджиевские танцы" в "Институте
гармонического развития человека": "Человек, сидевший на низенькой эстраде,
соблюдал неподвижность, не делая никаких движений. Но он пристально смотрел
на нас... Я увидел его глаза. Они незабываемы. Горящие глаза... Как у
богатых караимов, державших в Киеве табачные лавочки..." . Люди, не имеющие
магнетического центра, который притягивает их к источнику В- влияния и
затем, в случае правильного развития магнетического центра, - к источнику
эзотерических знаний в лице конкретного учителя, выражающего С влияния, -не
могут правильно воспринимать священные танцы. Шульгин описывает свою
негативную реакцию на "одиннадцать противоречивых движения", которые он
увидел в институте Гурджиева, и упражнение "стоп", когда танцующие фигуры
замирают по команде учителя, чтобы ощутить и осознать самые непривычные
состояния своего тела.
Гурджиев сознательно устраивал демонстрационные представления в виде
танцев и различных психологических опытов, чтобы с помощью таких "сетей"
выловить людей, реально интересующихся "чудесным" - тех, у кого
магнетический центр достаточно развит, - и затем включить таких людей в
работу над самим собой.
Успенский вспоминает в книге "В поисках чудесного" (первая глава), как
однажды, работая редактором московской газеты в январе 1915 года, он
наткнулся на заметку в "Голосе Москвы", где упоминалось о сценарии балета
"Борьба магов", принадлежащем некоему "индийцу" (этим "индийцем", как
оказалось, был Гурджиев) . Действие балета происходило в Индии, он должен
был дать полную картину "восточной магии, включая чудеса факиров, священные
пляски и тому подобное". Когда Успенский попал в одну из московских групп
Гурджиева, ему дали рукопись одного из учеников, который описывал свои
впечатления от встречи с Гурджиевым. Повесть эта называлась "Проблески
истины", и она начиналась с эпизода, когда в руки автора повести попала
заметка о балете "Борьба магов"... Та сама, которую Успенский вырезал из
газеты замой 1915 года. Как позднее узнал Успенский, мысль этой повести
принадлежала самому Гурджиеву, который хотел предложить Успенскому
напечатать ее в одном из журналов (зная, что Успенский работает журналистом
и редактором, вращается в среде литераторов). Этот пример показывает, как
Гурджиев умел вовлекать нужных ему людей в свою работу. Он ставил перед ними
определенные практические задачи и одновременно выявлял их черты,
особенности, потенциальные возможности, механику реагирования на те или иные
вещи.
Успенский пишет далее: "- Мой балет - не мистерия, - сказал Гурджиев.
-Задача, которую я поставил, состояла в том, чтобы создать интересный и
красивый спектакль. Конечно, за внешней формой там скрыт известный смысл; но
я не преследовал цели показать и подчеркнуть именно это. Объясню вам
вкратце, в чем дело. Вообразите, что, изучая движение небесных тел, скажем,
планет Солнечной системы, вы построили особый механизм, чтобы передать
зрительное изображение законов этих движений и напомнить нам о них. В таком
механизме каждая планета, изображаемая сферой соответствующих размеров,
помещается на определенном расстоянии от центральной сферы, изображающей
Солнце. Механизм приводится в движение, все сферы начинают вращаться и
двигаться по заданным путям, воспроизводя в зрительной форме законы,
управляющие движением планет. Этот механизм напоминает нам обо всем, что вы
знаете о Солнечной системе. Нечто подобное содержится и в ритме некоторых
танцев. В строго определенных движениях и сочетаниях танцующих в видимой
форме воспроизведены определенные законы, понятные тем, кто их знает. Такие
пляски называются "священными плясками". Во время моих странствий по Востоку
я много раз был свидетелем того, как эти пляски исполнялись во время
священнослужений в древних храмах. Некоторые из них воспроизведены в "Борьбе
магов". Кроме того, в основу балета положены три особые идеи. Но если я
поставлю балет на обычной сцене, публика никогда их не поймет".
Успенский выяснил, что важные сцены балета Гурджиева изображают школы
"белого мага" и "черного мага", упражнения учеников обеих школ и борьбу
между ними. Все события происходят на фоне жизни восточного города и
переплетены с любовной историей, которая имеет аллегорический характер. По
поводу "трех идей", заключенных в танцах Гурджиева, один из его
последователей, Оридж (который создал центр этой школы в США, куда в 20-х
годах приезжал Гурджиев), связывал их с задачей одновременного включения
трех центров человеческого организма: инстинктивно-двигательного,
эмоционального и интеллектуального. Таким образом, танцы преследуют внешние,
показательные цели символической космологии и, одновременно - внутренние,
психологические цели само-наблюдения учениками себя в процессе действия.
Понятия "ритма" и "ритуала" здесь совпадают не только этимологически, но и
по содержанию - выражая единство космоса и человека как микрокосма (малого
космоса): санскритское слово "рита" имеет глубокое значение - "Рита
определяет преобразование неупорядоченного состояния в упорядоченное и
обеспечивает сохранение основных условий существования вселенной, человека,
нравственности. Посредством Риты достигается порядок круговращения
вселенной. Поскольку этот порядок совпадает с истиной, то Рита толковалась в
самом широком смысле (немецкий индолог Г.Людерс). Противоположность Риты
-Анрита, неупорядоченность как лишенность Риты. Всеобщий характер Риты
проявляется в том, что она управляет и вселенной, и ритуалом; она определяет
и физический, и нравственный аспект жизни, Рита была установлена Адитьями,
которые и охраняют ее. Более всех богов связан с Ритой Варуна (и Митра),
именно он контролирует соответствие между Ритой и поступками людей. Рита
невидима смертными: "закон сокрыт законом" (Ригведа V 62, 1), т.е. Рита
определяется не извне, а из самой себя; иначе говоря, она определяет все,
включая и самое себя. Даже деятельность богов - не более чем частные
проявления Риты. Посредством Риты регулируется движение солнца, дождь, жизнь
растений, животных, людей, действия богов" . Мы видим, что всякий священный
ритуал, включая танцы, хороводы, символические передвижения в пространстве,
церковные праздники с выносом реликвий и т.п. - есть не просто мистерия,
повторяющая мифические сюжеты, но и специальный способ соотражения космоса и
микрокосма, который укрепляет противостояние между силами порядка и силами
хаоса. В терминах гурджиевской Системы, "ритм и ритуал изображает
столкновение "добра" (сознательных сил) и "зла" (механических сил", или
школы "белого мага" и "черного мага". Каждое осознанное и намеренное
действие увеличивает силы сознательности и порядка, каждое бессознательное,
механическое действие - силы беспорядка и утрату целостности.
К эзотерическому пониманию священнодействий и танцев как столкновения
(битвы, войны, состязания, Апокалипсиса и т.п.) противоположных принципов,
мировых начал, примыкает и идея противопоставления нисходящей и восходящей
октав. Нисходящая октава - это ряд механических деградаций, при котором
происходит переход по ступеням или уровням бытия от высшего к низшему, от
тонкого к грубому или от "светлого" к "темному". Восходящая октава -
обратный процесс, восхождение, или, как говорил Данте, "анагогия" от низших
ступеней к высшим, от грубой и плотной материи - к тонкой и разряженной,
более и более наполненной духовностью. В иудаизме, каббале и христианстве
нисходящий и восходящий ряды аллегорически изображаются Лестницей между
небом и землей, приснившейся Иакову, по которой ангелы спускались и
поднимались. В эннеаграмме нисходящая октава соответствует движению против
часовой стрелки, а восходящая - по часовой, при этом самая "высшая" точка
"9" совпадает с самой "нижней" точкой "О", так как абсолютное Все и
абсолютное Ничто есть одно и то же, представленное в двух противоположных
аспектах. Гурджиев объяснял: "Вы знаете молитву: "Святый Боже, Святый
Крепкий, Святый Бессмертный"? Эта молитва пришла из древнего знания. "Святый
Боже" значит Абсолютное, или Все; "Святый Крепкий" также означает
Абсолютное, или ничто; "Святый Бессмертный" означает то, что находится между
ними, т.е. шесть нот луча творения с органической жизнью. Все три, взятые
вместе, составляют одно; это нераздельная и неслиянная Троица*. Девятка или
Эннеаграмма выражает соединение шести нот творения (Луч Творения) с Единым
началом, "альфой и омегой" в точке начала и конца, точке "9":
В феврале 1922 г. Гурджиев приехал в Лондон, где участвовал в лекциях
Успенского. Последний помогает ему в организации Института и постановке
давно задуманного балета "Борьба магов". Здесь было подготовлено около
двадцати человек, включая участие известного музыканта Т.Гартманна (один из
первых учеников Гурджиева) подготовившего аранжировку музыкальных тем
Гурджиева. Успенский и остальные ученики собрали значительную сумму денег,
на которую Гурджиев купил исторический замок "Аббатство" (Шато- Приоре) в
Авоне, близ Фонтебло под Парижем. И осенью 1922 года здесь был открыт новый
вариант Института, куда съехалась "пестрая компания" (по выражению
Успенского) всех тех, кто знал Гурджиева и Успенского по Петербургу, Москве,
Тифлису, Константинополю и Лондону-
В декабре 1923 года в театре на Елисейских Полях в Париже состоялось
небывалое представление. Были показаны танцы и специальные упражнения. Были
фокусы и "магические" эксперименты: чтение мыслей и передача их на
расстоянии; прятали предмет, и ученик с завязанными глазами, взяв за руку
одного из зрителей, отыскивал спрятанное; человеку, сидящему в зале,
показывали предметы, и он телепатически передавал название и форму предмета
людям, сидящим на сцене и т.д. Наиболее впечатляющим был номер, когда
кто-либо из зала мысленно передавал пианисту Ф.Гартманну, находящемуся на
сцене у пианино, название любой оперы, написанное на бумажке зрителями, - и
пианист исполнял музыкальный отрывок из нее. Зрители заказывали какое-нибудь
животное одному из учеников, сидящему в зале, - и другой ученик на сцене
делал наброски именно того животного, которое заказывали изобразить.
Публика вовсе была шокирована, вплоть до недоумения и ужаса, когда в
кульминационный момент представления группа учеников разворачивалась лицом к
сцене, резко бросалась к рампе и, перелетев через оркестровую яму, падала в
первые ряды партера, заставляя зрителей вскакивать с мест. Но, странно
перемешавшись между собой, эти "летающие" фигуры, нагромоздившись друг на
друга, моментально застывали в тишине и неподвижности. Затем они по команде
Гурджиева поднимались, - и не было ни одного перелома, синяка или царапины.
В начале 1924 года Гурджиев организовал гастрольную поездку своей
"труппы" по городам США. И там публика воспринимала фейерверк танцев и
магических "чудес" как феномен безграничного господства учителя-мага над
своими учениками. Известный писатель Вильям Сибрук охарактеризовал это
зрелище как "удивительное, яркое, автоматическое, нечеловеческое, почти
невероятное послушание и роботоподобное подчинение учеников", превращенных к
команду "натренированных зомби или цирковых животных". В действительности же
Гурджиев стремился показать фантастические возможности человека в такой
сфере, как танец, движение, владение своим телом. Это было подобно
современным боевым искусствам, факирическим способностям в духе Гудини или
фокусам Дэвида Копперфильда.
Представления должны были встряхнуть обывателей, заставить задуматься о
своих возможностях, взглянуть на жизнь с другой точки зрения, открыть нечто
новое в самом себе. Следует напомнить, что в группе Гурджиева работали не
профессионалы, но молодые мужчины и женщины, - привлекательные, хорошо
образованные, владеющие другими специальностями, но охваченные жаждой
эзотерических знаний. Они были отнюдь не "зомби", - скорее нечто
противоположное. "Зомби", как это ни странно, находились в момент
выступлений в зале...
Тайна такого "послушания" учеников кроется в самой Системе и методах
обучения по Гурджиеву. Он сам когда-то проходил все стадии послушания у
шейхов и наставников монастырей Тибета, Афганистана и Ближнего Востока. Он
всегда повторял главный принцип работы ученика с учителем: "Вы не сможете
достичь настоящей воли, если не научитесь абсолютному послушанию.". Это
правило связано с тем, что человек постоянно потакает своим прихотям,
оставаясь в плену множества случайных влечений, бесполезных выбросов
энергии, хаотического брожения мелких "я". Чтобы преодолеть беспорядок
собственной неуправляемости, ученик первоначально тренируется подчиняться
воле учителя, который уже достиг реального "Я", целостного и нерушимого в
своем действии. И только после накопления опыта дисциплины и концентрации
всех сил (на базе руководства истинно волевого "Я") ученик сможет понять,
что есть что, - и открыть аналогичное интегральное "Я" внутри собственной
природы. Однако обычные люди, не обладающие достаточной интуицией и чутьем в
распознавании реального учителя, могут легко поддаться влиянию шарлатанов и
всякого рода "экстрасенсов" доморощенного образца. Это подобно тому, как
если бы человек, желающий овладеть математикой, соглашался бы обучаться не у
математика, а, например, у работника торговли, который быстро умеет считать
и манипулировать цифрами.
Мастера всегда видно в мелочах и обыденной обстановке. Вот как
описывает один из учеников свои наблюдения за Гурджиевым: "Меня поразило то,
каким манером он пересекал улицу сквозь движущийся транспорт, - без
нервозности и спешки, свойственной большинству людей, - а как будто он
чувствовал всем своим существом, полностью осознавая, что он делает, подобно
мудрому слону, которого я видел в Бирме, когда тот продирался сквозь чащу
леса". Этот же ученик приводит пример того, как Гурджиев создает волю у
своих учеников. История была такова. Ученику дали задание носить воду за
сотню ярдов из ручья, на что уходило целое утро. Однажды он заметил, что
ручей протекал по ту сторону стены, ограждающей сад. Ему пришло в голову
вырыть у стены яму и пустить воду сквозь стену. Этим каналом можно было
сберечь огромное количество работы. Но стена могла обрушиться над
проделанным отверстием. Тогда ученик предложил переливать воду через сифон,
и, достав кусок шланга, два ученика заставили воду перетекать через
десятифутовую стену и набираться в яму, расположенную в саду. Некоторые
жители "Аббатства" (Шато-Приорэ под Фонтебло) приходили смотреть на
изобретение, с удивлением комментируя сообразительность этого ученика:
"Забавно, что такие высокие умы, как Оридж, Николь, Юнг и Пиндер неделями
таскали эту воду, и никому не пришла в голову такая простая идея". Наконец
появился Гурджиев, который до этого был в поездки. Пока "изобретатели"
стояли рядом, потирая руки от удовольствия, предвкушая похвалу "самого",
Гурджиев, осмотрев механизм, сказал следующее: "Очень хорошо, очень
остроумно. А теперь у меня появилась другая мысль. Уберите шланг и заройте
яму. Поищите родник здесь..." Ученик испытал множество отрицательных эмоций.
Однако прошло пять лет, - и в один из прекрасных дней случилось так, что
именно этот ученик раскопал источник воды, расположенный в саду. Такие
преодоления Гурджиев называл "сверхусилиями". После этого случая данный
ученик стал совершенно другим человеком.
Эта поучительная история имеет и символическое измерение: каждый должен
с помощью сверхусилий отыскать источник жизни внутри самого себя, а не
пытаться упрощать задачу с помощью внешних приспособлений. Когда в июле 1924
года Гурджиев попал в автомобильную катастрофу, ученики обратили внимание на
то, что за ночь до своей поездки он вел себя необычно: попросил механика
тщательно осмотреть машину; без всякой причины передал свои бумаги мадам де
Гартманн и уполномочил ее действовать от своего имени; перед возвращением из
Парижа в Фонтебло он велел мадам де Гартманн вернуться поездом и в ответ на
ее недоумение просто махнул рукой... "Радиатор был раздавлен, двигатель
сместился в сторону, рулевая колонка сломана, жалюзи, дверцы и окна разбиты,
передняя ось и крылья вогнуты. Гурджиева нашли лежащим на траве, росшей по
обочине дороги из Парижа в Фонтебло, и под головой у него было автомобильное
сиденье. Как он выбрался из машины, выбрался ли он сам или его вынесли, было
неясно. Автомобиль врезался в дерево".
Примерно через месяц Гурджиев появился в саду. Голова была перевязана,
глаза скрыты темными очками. Зрение фактически отсутствовало: он никого не
узнавал. Но каждый день он вставал из кресла и делал несколько шагов,
вопреки советам врачей. В октябре он, сидя в кресле, стал давать указания
разводить под открытым небом большие костры, просиживая час или более у
пламени. Считалось, что он набирается сил от огня. Это продолжалось до тех
пор, пока чуть ли не половина парка не была вырублена для костров... Вскоре
он начал руководить со своего кресла и "мы стали работать как прежде,
стремясь ощутить и вспомнить себя, работать внимательно и осознавать, что,
если будем работать сознательно, то поможем ему так же, как и себе".
Гартманн признался Нотту, что еще в России, на Кавказе, когда он заболел
тифом, приступ болезни был таким сильным, что его все считали безнадежным.
Однажды ночью он вдруг пришел в сознание: Гурджиев склонился над ним и по
его лицу стекал пот... "Все силы его были направлены на меня. Он дал мне
кусок хлеба и ушел. Я сел, стал есть и понял, что он спас мне жизнь". Таков
был учитель Четвертого пути, которого журналисты "желтой прессы" и по сей
день называют шарлатаном и сомнительным сумасбродом. По всей видимости,
балет "Борьба магов" продолжается и по сей день. На разных сценах в разные
времена силы сознательности и творчества находятся в борьбе с силами
механических реакций и помутнения разума. Сценарий этого балета написан не
нами. И этот сценарий - не поэтическая гипербола, но подлинная драма,
которая совершается здесь и сейчас, в настоящем.
А вот и другие "аналогии" из области "тайных лож" и "исторических
заговоров": летом 1921 года Гурджиев с группой учеников через Румынию и
Венгрию прибыл в Германию, появляясь в предместьях Берлина. Здесь он якобы
встретился с рядом последователей теософии и ариософии, которые мечтали о
"сверхчеловеке"... Есть легенда о том, что Гурджиев давал уроки гипноза
будущему "фюреру Третьего Рейха" Адольфу Шикльгруберу. Но все это
непроверенные факты. Из работ Успенского и других учеников можно сделать
однозначный вывод о том, как именно Гурджиев относился к таким людям, как
Наполеон, Гитлер и вообще политикам, обуреваемым жаждой власти: он называл
такую породу "хаснамус", человек без совести, безнадежный с точки зрения
эволюции. Однако Гурджиев обучал, как можно использовать таких людей в своих
целях.
В ворохе сплетен и "точек зрения", напоминающих мусорник, желающие
могут отыскать все что угодно, как это обычно бывает вокруг и около тех,
жизнь которых обрастает легендами. Но, в отличие от "гиен, питающихся
падалью", львы идут дальше, через пустыню, оставляя отбросы и гниющий шлак
тем, кто привлекается к такой "еде" по закону симпатических влечений
("подобное влечется к подобному"). Многие современные книги по оккультизму,
магии, псевдо-герметизму пестрят подобным мусором. Такие вещи всегда должны
существовать, чтобы производить надлежащий отбор и чтобы один сорт людей не
мешал другому, способному найти более сокровенное и качественное. Существует
суфийская притча о том, как один шейх, после домогательств нерадивой группы
учеников, требующих сенсаций и точных инструкций, в которых все просто и
ясно, написал специально для них книги по гаданию, астрологии, хиромантии и
тому подобном, - и в результате плохие ученики перестали мешать достойным,
соблазнившись вторичным знанием. Такова премудрость эзотерических школ.
Имеющий уши да услышит! Вот мнения авторитетов массовой культуры: "В высшей
степени сомнительное учение" (Анна Катарина Портер"; "шарлатан" (Франсуа
Мориак); "не один человек, а миллион человек в одном" (Маргарет Андерсон);
"блестящий и поразительный психолог, не уступающий Ницше" (Колин Уилсон);
"один из великих инспираторов шестидесятых годов" (Сергиус Головин); "Это
либо отличная и тонкая шутка... либо полный вздор!" (Дж.Б.Уотсон, основатель
бихевиоризма в психологии, после чтения "Все и вся: сказки Вельзевула,
рассказанные внуку").
"Четвертый путь", путь "мудреца" или "хитреца" можно понять лучше, если
мы попытаемся выяснить множество оттенков значения греческого слова "софист"
или "искусный человек": "софия" значит - мудрость, знание, сметливость,
хитрость, ловкость, мастерство, умелость, способность делать вещи, искусно
придумывать, быть ухищренным, испытанным человеком, быть знатоком,
наставником и т.д. В греческой традиции "софистом" называли Солона,
Пифагора, известных философов, поэтов и мудрецов, - и только во времена
Сократа и Платона, по причине распространения профанических школ обучения
молодежи искусству успеха в жизни (подобно современным курсам психологии и
прагматизма, дающим рецепты "успеха в бизнесе, жизни и сексе"), термин
"софист" приобрел негативный смысл, равный слову "шарлатан" или "обманщик".
Искусный человек, как считал Гурджиев, не позволяет своему прошлому
стать будущим, он пытается капля за каплей отыскать в себе божественную
искру, освобождаясь от груза ложных "я", сковывающих его движение подобно
множеству лишних одежд. В книге "Агенты разведки" Тимоти Лири приводит ряд
правил, которые применял Гурджиев для повышения уровня сознания человека:
1. Попытайся добраться до сути событий, от которых остальные люди
отмахиваются, как от таинственных и загадочных.
2. Никогда не делай чего-то только потому, что это делают другие.
3. Никогда не думай так же, как думают другие
4. Доверяй только собственному виденью мира, а не тому, как видят его
другие, да и собственному мнению доверяй не очень надолго.
Известно, что сам Гурджиев, увлекшись в молодости книгами мадам
Блаватской и западной литературой о Востоке, решил проверить все
досконально, - как он говорил, на проверку всего этого у него ушло несколько
лет жизни: с 1890 по 1898 год он посещает Багдад, Афганистан, Кашгарию,
проникает в Тибет, устраивается сборщиком податей у тибетских лам, что дает
ему доступ во все монастыри; позднее он учится в Кабуле и других центрах
суфийской науки. Очевидным является факт, что он преодолел множество невзгод
и испытаний. Это подтверждают его собственные слова: "Вы хотите знать? В
действительности, чтобы знать, вам нужно пройти через страдание. Вы должны
научиться страдать не так, как вы сейчас страдаете, а осознанно. В настоящее
время вы не умеете страдать ни на один франк, а чтобы понимать, вам нужно
страдать на миллион франков". Гурджиев был вне национальных вопросов и
презирал всякого рода шовинизм: "Здесь нет ни англичан, ни русских, ни
евреев, ни христиан, а есть только стремящиеся к общей цели - стать
способным делать". Чтобы научиться реально делать вещи, необходимо взять
какую-либо малую вещь и забыть о больших делах: "Поставьте себе целью
избавиться от какой-нибудь мелкой привычки." Искусство шаг за шагом
освобождаться от механических привычек и представлений дает человеку знание
о том, как и почему он подчинялся до этого плену фантазий и наваждений, - в
том числе, откуда возникают различные псевдо-учения и мистические течения,
99 процентов которых основаны на субъективном восприятии. О сторонниках
теософии Гурджиев говорил, как о тех, кто "слышал где звон, да не знают, где
он". И такая оценка касается многих "искателей истины". Один из учеников
Гурджиева передавал его точку зрения о человечестве: "Девяносто шесть
процентов нашей цивилизации определяется инстинктивно-двигательным центром,
физическим телом; три процента - это реальная культура, связанная с
эмоциональным центром; лишь один процент - занимается вопросом "Почему?" и
зависит от действия реального разума. Инстинктивно-двигательный центр,
которому следует быть пассивной частью, стал в нашей цивилизации активной,
положительной силой. Мы - перевернутые люди, вывернутые шиворот- навыворот".
Рафаэль Лефорт в книге "Учителя Гурджиева" показывает, - если верить
его путешествиям в поисках "чудесных" первоистоков школы "четвертого пути",
- целую систему суфийских центров, которые принимают учеников, двигающихся
от одной ступени к другой. Согласно Лефорту, через такую цепь посвящений
прошел в свое время Даурджиадзе, т.е. Гурджиев: "Кто это "они", которые
послали его? -спросил я, допытываясь дальше. - Это не секрет, - ответил он
(Хаджи Абдул Кадер). - Та Ложа, что возле мыса Каратас на юге. Они были
учениками Бахаудина, известного как Накшбанди, или "художники". Их там уже
нет, но он (Гурджиев), должно быть, был послан туда откуда-то еще, так как я
довольно часто заходил туда и никогда не видел его." На вопрос Лефорта
"Откуда его могли послать" Хаджи рассмеялся: "С севера или с юга, с востока
или с запада, из тысячи мест. Или с другого места обучения от другого
учителя. Кто знает, что он изучил прежде, чем пришел ко мне? Быть может,
соколиную охоту, музыку, танцы, плотничье дело?.." В конце концов, отыскав
Шейха Ул Машейха в Афганистане, Лефорт возвращается в Европу, в тайную
группу для "искателей истины" на Западе. Круг замыкается, словно
гностический змей, кусающий собственный хвост.
Сравнивая учение Гурджиева со школами гностиков, трубадуров, алхимиков
и герметистов, можно прийти к заключению, что в Европе во все времена
существовала система знаний, которая была завезена либо с Востока, либо
корни которой скрыто существовали на Западе, прикрываясь листвой различных
внешних форм. Сами последователи суфизма понимают под последним не чисто
исламскую эзоте-рику, как полагают некоторые, но нечто изначально
свойственное древним эзотерическим школам разных культур и эпох. "Истина
едина", хотя пути к ней утрачены. Гурджиев был тем, кто указал подступы к
нахождению реального Пути к реальной Истине. Он обращал внимание на
само-сотворение человеком самого себя: "Я никак не могу продвинуть вас
дальше, я могу только создать условия, в которых вы сможете продвинуться". В
этом же кроется назначение его книг, которые первоначально служили пособием
для узкого круга учеников и без специальных комментариев к ним могут вызвать
неправильные оценки и ассоциации. Вариант комментария к "Вельзевулу" можно
найти в книге Нотта "Учение Гурджиева". Особенностью последней книги "Жизнь
реальна только тогда, когда "Я есть" является ее недостроенность, точнее -
полное отсутствие законченной книги. На самом деле это не книга, а лишь
серия набросков, замечаний и тезисов, которые Гурджиев обозначил для самого
себя в качестве "стропил" для возможного построения будущей книги. С другой
стороны, тезисы "Жизни реальной, пока Я есть" открывают перед нами
психологический мир Гурджиева, его внутренний диалог, стиль работы с самим
собой. Скорее всего, если бы Гурджиеву сейчас был задан вопрос о том, стоит
или нет опубликовать эти наброски, - он бы ответил лаконично: "Идиоты!"... И
был бы, несомненно, прав.
Говорят, что во время церемонии похорон Гурджиева в 1949 году
устроитель церемонии, который не знал Гурджиева при жизни, был настолько
поражен достоинством и благородством, которое излучало тело и лицо усопшего,
что не смог сдержать рыданий у открытой могилы Георгия Ивановича.
В "Архи-Абсурде" Баал-Зебуб качает головой над существами этой планеты.
"Наше солнце не светит, не греет". Когда мы получаем высокие идеи, такие как
в этой Книге, и делаем усилие для понимания, - в результате появляется
истинный Свет.
В. Алексахин Скачать все книги Г.И. Гурджиева или прочитать их on-line можно по ссылке
Учение Гурджиева называют ещё учением четвертого пути. Классификация "путей" даётся им самим вполне определенная. Путь первый – это путь факира, который ради познания мира жертвует физическими благами. Второй путь – путь монаха. Монах обуздывает страсти. Третий путь – путь йогина, дисциплинирующего ум. Четвертый путь - объединяет и преломляет первые три. Это путь мага, путь максимальной осознанности, путь пробуждения от власти иллюзий и состояния автоматизма. Это "Айда-йога".
"Четвертый путь называют иногда путем хитреца. «Хитрецу» открыт один секрет, которого не знают ни факир, ни монах, ни йогин".
"Четвертый путь не требует уединения в пустыне, не требует от человека, чтобы он оставил все, чем жил раньше, отказался от всего. Четвертый путь начинается гораздо дальше, чем путь йоги; это значит, что человека нужно подготовить для четвертого пути, и такая подготовка приобретается в обыденной жизни; она должна быть очень серьезной и охватывать самые разные стороны."
Балет
То, что кардинально отличает учение Гурджиева от прочих школ - это использование в практике танца. В Институте Гурджиева ученики танцевали танцы двух видов: экзерсисы и балеты. Первые заключались в разнообразных движениях и испытаниях на выносливость. Например, надо было ходить по кругу с вытянутыми руками, что некоторым удавалось проделывать около часа, не отдыхая. Второй вид - это космогонический суфийский танец.
В последние годы жизни Гурджиев представлялся именно учителем танцев, что, конечно, значило больше, чем просто балетмейстер. Гурджиев утверждал, что в каждом его "священном танце" заключен тайный смысл, недоступный непосвященным. Существует даже версия, что Гурджиев своим балетом "Битва магов" ни много ни мало спровоцировал Вторую мировую войну.
Управляемый кризис
Основой обучения в Институте Гармонического развития человека был принцип маятника, а точнее - выведения маятника из состояния равновесия. Гурджиев утверждал, что любое развитие начинается в борьбе, что для эффективного роста требуется вывести человека из зоны комфорта. Холеные аристократки в Институте Гурджиева стирали и забивали гвозди, человека, боящегося вида крови, отправляли резать скотину. Такой радикальный подход, вкупе со спартанской дисциплиной, породил слухи о зверствах, творящихся в доме Мастера. Масла в огонь подлил трагический случай: после недолгого пребывания в Институте умерла английская писательница Кэтрин Мэнсфилд. Это до сих пор дает основание критикам Гурджиева называть его чуть ли не палачом, хотя женщина приехала в Институт уже тяжелобольной.
Сталин
Когда речь заходит о Гурджиеве, одной из самых "горячих" тем становится тема отношений Гурджиева со Сталиным. Очевидно, что они были знакомы: учились вместе в Тбилисской духовной семинарии, известно также, что Сталин останавливался в Москве у родного брата Гурджиева. Двоюродный брат Гурджиева, скульптор Меркуров, был привилегированной особой в Кремле – ему было дозволено делать посмертные маски с членов правительства и деятелей партийного аппарата. Заслужить странную, в определенной степени магическую роль кремлевского Гермеса-психопомпа (проводника душ умерших), Меркурову было бы гораздо легче, воспользовавшись протекцией брата. Гурджиев повлиял на то, что Сталин сменил дату своего рождения. Ректификация даты позволила ему взять и удерживать власть. В качестве года нового воплощения оба мага избрали один и тот же 1879 год. Тотем этого года - паук.
Нацисты
Тема связи Гитлера с Гурджиевым также является одной из "вечных". Известно, что Гурджиев был знаком с Гитлером и другими основоположниками национал-социализма. Фактически Гурджиев в течение определенного времени работал с ними. Сохранились фотографии начала 30-х годов, подтверждающие это обстоятельство. Свастика как символ национал-социализма также появилась при непосредственном участии Гурджиева.
Одним из учеников Гурджиева в 20-е годы был Карл фон Штюльпнагель. Уже в 30-е, когда бывший ученик шёл по улице в сопровождении двух эсэсовцев с собаками, Гурджиев дал ему пинка со словами "Recollection!" (Помни!). Гурджиев повел себя как дзэнский учитель, бьющий ученика палкой для пробуждения. В 1944-м году Штюлпнагель, уже генерал-полковник пехоты, стал участником заговора против Гитлера. По воспоминаниям, перед расстрелом ученик Гурджиева сохранил"солдатскую выправку".
Смерть
Гурджиев был страстным автогонщиком. В аварии он попадал не раз. После своей последней аварии Георгий Иванович отлежался в госпитале и снова стал учить танцам. Но через некоторое время вдруг упал прямо на занятиях. Умер маг 29 октября 1949 года в американском госпитале под Парижем. Врач, присутствовавший при смерти Гурджиева, вспоминал:
"Я присутствовал при смерти стольких людей, но эта смерть потрясла меня своей необычностью, я не мог себе представить, чтобы кто-нибудь мог так умереть. В миг своей смерти он открыл глаза, сел в постели, поддерживаемый подушками, попросил шляпу, надел ее, красивую красную шляпу, взял сигарету в одну руку, чашку кофе в другую, закурил и стал потягивать кофе."
Вся жизнь исчезла из его тела, но лицо его лучилось, а глаза сияли. В последнее мгновение он сказал: "Есть ли у кого-нибудь вопросы, а то я ухожу?"
