Особенности:

Рукописный характер = неточность воспроизведения

Церковный характер литературы

Историзм (точное следование историческим фактам)/объективность

Этикетность (клишированность)

Периодизация:

Связь некоторого периода с историческими событиями: ▬ период возникновения литературы конец X в. – серед. XI в. ▬ XI в. – нач. XII в. (расцвет Киевской Руси), ▬ серед. XII в. – нач. XIII в. (феодальная раздробленность – татаро-монгольское нашествие). ▬ сер. XIII в. – кон. XIV в. (татаро-монголы). ▬ кон. XIV в. – кон. X в. (централизация русского государства). ▬ XIV в. ▬ (смута) XVII в.

Господствующий литературный стиль – монументальный историзм/исторический монументализм

Эмоционально-экспрессивный, кон. XIV – кон. XV в.

Период второго монументализма/имперская риторика XI в.

Переход к литературе нового времени XVII в.

Переводная литература Киевской Руси. Система жанров

Состав переводной литературы, имевшей распространение в Киевской Руси, обнаруживает культурную связь Руси с высшей цивилизацией тогдашнего мира. Большинство не только литературных жанров, но и самых памятников, распространенных в переводах на Руси, совпадает с тем их отбором, который имеется в переводной книжности Западной Европы тех же эпох. Можно таким образом установить общий источник литературного воздействия на целый ряд государств, образовавшихся в Европе к VIII-IX в. Этим источником была средиземноморская культура разложившейся Римской империи.

Перенесенная из Византии на Русь христианская литературная культура не имела узконационального характера, так как сама Византия во многих отношениях была многонациональна.

Это было обусловлено центральным положением Византии среди стран тогдашнего мира между европейским Севером и Западом, азиатским Востоком и африканским Югом, в древнем центре цивилизации, созданной и развивавшейся здесь веками. Византия рассматривала себя как наследницу и представительницу мировой истории Рима, считала себя продолжательницей его мировой политики и имела претензию возглавить мировую историю. Она взяла на себя миссию христианизовать языческие народы мира; ее Василевс считал себя не только главой христиан, но и политическим повелителем христианизованных Византиею государств, в знак чего раздавал их владыкам чины императорского византийского двора. Такое положение вещей и состояние идей было причиною того, что византийская литература приобрела международное значение. Продвигая свою культуру к другим народам, Византия даже жертвовала в известной мере своим национальным элементом и допускала распространение христианства на родном языке христианизуемых ею национальностей. Она сама охотно принимала культурные элементы опекаемых ею национальностей, и подобно тому, как на ее территории пересекались важнейшие пути мировой торговли, в ее литературе осаждались разнообразные сюжеты и литературные формы Запада и Востока, Севера и Юга. Благодаря этому, путем византийской книжности к «новопросвещенным» народам проникали литературные произведения не узконационального, а мирового характера, которые и в действительности заслужили мировое распространение.

Вот почему переводная литература Киевской Руси, полученная от Византии, оказалась почти тождественной с литературой других молодых народов европейского средневековья. Различие скорее сказалось в характере освоения занесенной литературы, а не в ее отборе. И даже самое освоение, отличающее Запад от Востока, в главных линиях шло по общему пути. Конечно, не удивительно, если на Западе и Востоке

средневековой Европы имеется один и тот же подбор переводных книг, являющихся основой христианской религии. Но, кроме этого, общими оказываются почти все книги, оформляющие церковный культ, все жанры книг, относящихся к церковности. Переводная библиотека богословов, толкователей и проповедников, агиографов и историков, близких к церковности, на Западе и Востоке Европы весьма родственна. Одни и те же церковные новеллы, ортодоксальные и апокрифические, циркулировали по всей Европе. Одни и те же образы Физиологов и Бестиариев усваивались на всем ее пространстве: феникс, саламандра, эхин и т. п. Наблюдается сходство и между произведениями нецерковного назначения; например, Троянские деяния и повествование об Александре Македонском одинаково были распространены по Западу и Востоку. Конечно, большинство общих переводных произведений отличаются по редакции, но все отличаются по языку. Затем, и место их исхода и пути прохождения на Запад и Восток были различны.

Большинство оригиналов переводной литературы Киевской Руси принадлежит Византии, но не относится к какой-либо одной эпохе и далеко не совпадает по времени с моментом появления их переводов в Киевской Руси. Большая часть византийской книжности была здесь получена в югославянском, болгарском переводе, меньшая переведена русскими.

Итак, в значительной степени переводная литература Киевской Руси образовалась в зависимости от истории византийской и болгарской литератур и от обстоятельств, сопровождавших переход принадлежащих им книг на Русь.

Массовый поток этих книг начал приливать на Русь в связи с перенесением сюда византийского христианства как государственной религии. Но для освоения этой религии русскими греческий язык ее книг представлял большие трудности. И даже если в X в. встречались на Руси знающие по-гречески, едва ли они были настолько опытны в литературной речи, чтобы срочно перевести необходимые тексты, притом сложного содержания и специальной терминологии. Пришлось прибегнуть к инославянскому посредству. Таким посредником послужили болгарские славяне, принявшие христианство за сто с лишним лет до русских и, держась византийского церковного обряда, успевшие разработать литературно язык для переводов книг. Начало литературному славянскому языку было положено знаменитыми греческими миссионерами в Моравии Константином-Кириллом и Мефодием, сделавшими переводы на славянский язык основных книг христианского вероучения, церковных правил и некоторых житий. Часть учеников и сотрудников Мефодия, бежавших после его смерти в Болгарию, продолжали в ней переводческую деятельность, которая особенно расцвела при царе болгарском Симеоне (893-927). Человек хорошо образованный, вполне владевший сам греческим языком, Симеон собрал около себя кружок переводчиков, во главе которого стоял, повидимому, Иоанн экзарх болгарский, священник, наместник епископа в Восточной Болгарии. Переводчики работали в разных краях Болгарской земли, поэтому лексика и синтаксис в их трудах очень разнообразны. Одни были греки, усвоившие славянский язык, как Иоанн экзарх и Константин, епископ болгарский, другие - славяне, прошедшие греческую школу.

К концу X в. в Болгарии образовалась огромная серия переводов церковной литературы Византии, начиная с тех греческих авторов, которые учились еще в античных школах. Эта литература отразила главнейшие перипетии византийского творчества в деле создания государственной церкви. Прежде всего следует упомянуть, что в Болгарии были проредактированы переводы так называемого «священного писания», восходящие к деятельности Мефодия, и некоторые книги писания переведены вновь. Для лучшего понимания этих основных книг вероучения были переведены их «толкования», к числу которых относится и Шестоднев, обширный трактат, объясняющий рассказ ветхозаветной книги Бытия о шести днях творения мира и наполненный сведениями по астрономии, космо- и географии и этнографии и т. п. Один из Шестодневов, перешедший на Русь, является собственно переработкой Иоанна экзарха. Эти толкования миротворения не лишены поэзии и этой своей особенностью отразились и на русских произведениях XI-XII вв. (например Поучение Владимира Мономаха). От книг «священного писания», полученных из Болгарии, идет русское Остромирово евангелие, переписанное с восточно-болгарского оригинала дьяконом Григорием с помощниками в Киеве в 1056-1057 гг. для новгородского посадника Остромира. Болгарский же перевод толкований на книги шестнадцати ветхозаветных пророков был переписан для новгородского князя Владимира Ярославича попом Упирем Лихим в 1047 г.

Многочисленные церковные песнопения, какие были в употреблении в византийской церкви, были переведены в Болгарии почти все и получены на Руси вместе с тем структурным оформлением, в которое они входили.

Переведены были византийские «отцы и учители церкви», выдающиеся богословы и проповедники, теоретики аскетизма и учители монашества, апологеты «правоверной» церкви против ересей. Иоанном экзархом переведена была книга Иоанна Дамаскина, содержащая целую богословскую систему. На Руси этот болгарский перевод Дамаскина был известен уже в начале XII в. под названием Уверие или Слово о правой вере (цитируется в житии Бориса и Глеба). Собрание проповедей - слов - красноречивого ученика античной школы Иоанна, константинопольского патриарха, прозванного «Златоустом», появилось в болгарском переводе при царе Симеоне, под названием Златоструй. Пролог к этой книге посвящен прославлению Симеона, как испытавшего все книги божественного писания, ветхие и новые, внешние и внутренние, и уразумевшего всех учителей нравы, обычаи и мудрость. Для того же Симеона был переведен с греческого сборник статей разного содержания, церковного, исторического, поучительного, толковательного, литературного, который был затем переписан на Руси для киевского князя в 1073 г. (так называемый Изборник Святослава). Здесь находится еще более пышная похвала дарю Симеону, который сравнивается с Птоломеем «не по вере, но по страсти к книгам», которыми он свои палаты наполнил. Ученик Мефодия, Климент, епископ словенский, перевел собрание греческих слов, прославляющих праздники и святых, известное под именем Торжественника, который также рано распространился на Руси.

Византийская церковь изобиловала житиями святых, существовавшими и отдельно и в сборниках определенного состава, где жития были расположены по месяцам и дням целого года. Наиболее обширный из таких сборников назывался Минеей. В кружке Симеона Минея была, повидимому, переведена полностью, но от Киевской Руси сохранилось только своеобразное извлечение из нее, дополненное русскими статьями, так называемый Успенский сборник XII в. (с житиями Бориса и Глеба и Феодосия Печерского). На Руси были известны и жития, переведенные в Болгарии отдельно или ходившие там в отдельности. Из них, например, Житие Василия Нового (ум. в 944 г.) отразилось в русской летописи.

Греки владели еще обширными сборниками мелких рассказов-новелл из жизни святых, главным образом аскетов, отшельников малоазийских, египетских и италийских пустынь, называвшимися патериками. Из этих патериков было переведено в Болгарии не менее трех. Следы переводных патериков сказались, например, на творчестве книжников Киево-Печерского монастыря, участвовавших и в составлении русской летописи.

Многие виды церковной книжности заполнялись в Византии содержанием, оппозиционным канонической, господствующей церкви. В формах Ветхого завета и Нового, - Евангелия, Апостола, житий святых и т. д., - сектанты и «еретики» составляли произведения, схожие по темам с каноническими. Эти произведения - «апокрифы», главным образом малоазийского происхождения, заходили и в Болгарию, здесь переводились и проникли в болгарских переводах на Русь. Отзвуки апокрифического Первоевангелия Иакова находятся, например, в житии Бориса и Глеба и в поучениях Кирилла Туровского на евангельскую притчу о расслабленном, а образами Заветов 12 патриархов пользовался Владимир Мономах. От Болгарии Киевская Русь унаследовала и перечни (индексы) книг «истинных» и «ложных» (апокрифов), составлявшиеся в канцелярии пап и патриархов.

Из собственно исторических сочинений Византии в Болгарии были переведены преимущественно сочинения по всеобщей истории, где византийская занимает почетное место в мировом историческом потоке, начинающемся историей евреев, как «избранного» божеством народа. Были переведены и некоторые истории христианской церкви. Часть этих переводов появилась на Руси не позднее XI-XII вв. и, например, хроники Георгия Амартола и Иоанна Малалы были использованы русской летописью, равно как и хронологический перечень событий патриарха Никифора «Летописец вскоре».

Можно предположить, что в X в. Болгария заимствовала из Византии главным образом церковную или оцерковленную литературу, накопившуюся ко времени христианизации Болгарии, в конце IX - начале X в. Эта книжность отражает несколько эпох литературной истории Византии: период VI и VII вв., переходный от античного направления к христианско-средневековому; период с VIII до половины IX в., ознаменованный ожесточенной борьбой за иконопочитание и расцветом монашества, сопровождавшийся снижением образованности, и, наконец, период литературного возрождения, когда, однако, античный стиль выродился в риторику. Эта литературная разновидность, в соединении с моментом и целями приобщения Болгарии к византийской культуре, сказалась в переводной болгарской книжности и в самостоятельном творчестве болгарских писателей X в., сказалась и на заимствованиях Руси из Болгарии. Христианизация Руси сопровождалась, повидимому, еще большей разборчивостью в литературном заимствовании у Болгар, чем болгарское заимствование у Византии. Эта разборчивость получилась как результат доминирования собственно церковных интересов правительственных христианизаторов Руси. Но если в эту эпоху Русь не отобрала из Болгарии образцы светской литературы, которые проникали-таки в Болгарию из Византии, все же русские получили некоторый отзвук античности, хотя бы и через оцерковленную форму византийско-болгарской книжности.

Нельзя, конечно, утверждать, что инославянская книжность получалась в Киевской Руси исключительно от Болгарии. В IX, X и даже частью в XI вв. не произошло еще окончательного раскола, «разделения», византийской и римской церквей, случались только временные разрывы в мирном их сосуществовании и соперничество в христианизации народов. Можно сказать, что ни одно из государств со славянским населением не избежало этого соперничества, не исключая и Руси. Хотя римская церковь и стремилась к передаче своего обряда славянам на латинском языке, но при необходимости терпела богослужение и на национальных языках, всегда, однако, пользуясь случаем прекратить это послабление. Византия, наоборот, проводила свое вероучение к славянам на их собственном или похожем славянском языке и поддерживала славянское богослужение. Так было в Моравии и Чехии, в Венгрии, полной мораво-чешских славян, в Польше, испытавшей влияние мораво-чешской культуры, в Хорватии, Сербии и в Болгарии. Следы церковных текстов западнославянского происхождения сказываются в русской книжности Киевской Руси, имевшей торговые и династические связи с такими соседями, как чехи, поляки и венгры. Но таких памятников в русской переписке дошло весьма незначительное количество, и если находятся кое-какие отражения их в русской летописи или в русской агиографии (ссылка Нестора на житие Вячеслава чешского), то это случилось не в период утверждения христианства на Руси, как государственной религии, а в конце XI или в XII в.

Безусловное преимущество именно болгарского участия в создании начальной русской книжности подтверждается ее языком и письмом, которое приняло и устойчиво сохранило болгарскую графику и орфографию. Если авторитетные свидетельства говорят, что азбуку для славян изобрел в 863 г. Константин-Кирилл, греческий миссионер, солунский уроженец, хорошо знавший южнославянский язык населения Солунской области, то приходится считаться с наличностью в славянской книжности не одной, а двух азбук, из которых одна в первой половине XI в. называлась на Руси «куриловицей« (т. е. «кириллицей»), а другая носила имя «глаголицы», сохранившееся в обиходе хорватов в XIV в. Употребление термина «кириллица» в русском свидетельстве XI в. осложняется тем, что под ним здесь разумелись глаголические начертания. Именно, новгородский поп Упирь Лихой благодарит бога за то, что он его сподобил «написати книги сия ис куриловице», а в книге-то местами есть буквы и целые слова глаголического начертания, как бы оставшиеся от глаголического оригинала, «из которого» исходила переписка Упиря Лихого на иной алфавит. Но как бы то ни было, традицией установлено имя «кириллицы» за славянской, всем известной азбукой церковных книг, представляющей собою явное приспособление греческого уставного торжественного почерка. Что же касается «глаголицы», то так называлась славянская азбука, происходящая, повидимому, из начертаний греческойскорописи. Место употребления глаголицы ведет нас в Моравию, Хорватию и в Западную Сербию; территорией преимущественного бытования кириллицы является Болгария и Русь. Заслуживает, однако, внимания то обстоятельство, что в древнейших русских написаниях на общем фоне кириллицы изредка встречаются буквы и отдельные слова, писанные глаголицей. Так, кроме списка Упиря Лихого, двух псалтирей XI-XII вв. и экземпляра Слов Григория Богослова XI в., глаголические начертания нацарапаны в XI-XII в. среди кирилловских на сырой еще штукатурке новгородского Софийского собора.

Не лишен значения вопрос, каким путем Киевская Русь получала болгарские книги и когда кончился массовый их поток на Русь. Есть мнение, что об этом вначале озаботилась Византия, доставляя славянские книги, необходимые для новой русской церкви, из своих центральных рынков. Но нет, кажется, необходимости отрицать и непосредственные русские отношения по этому поводу с Болгарией царя Самуила (ум. 1014 г.), после которого Болгарское царство обратилось в Византийскую провинцию. Массовый поток болгарских книг, начавшийся в конце X в., разросся в первой половине XI, во время интенсивной книжной деятельности Ярослава Владимировича, великого князя киевского, и закончился при его сыновьях.

Изучая литературный язык югославянских переводов церковных книг, русские организовали по этому образцу и свою речь как для самостоятельного перевода, так и для сочинительства. Русские таким образом воспользовались уже выработанной у южных славян терминологией, охватывающей существа, вещи и понятия, частью еще незнакомые и ненадуманные дотоле некнижной Русью, воспользовались не только готовой лексикой, но и морфологией, фразеологией и синтаксисом, разработанным у болгарских переводчиков соответственно греческим оригиналам. Конечно, русские переводчики не во всем рабски следовали лингвистическим и литературным приемам болгарских образцов, пробовали следовать строю своего живого языка, но тем не менее русская переводная речь оказалась столь зависимой от книжной болгарской, что отличить русский перевод от болгарского представляет немалую трудность. По отношению к ряду переводных памятников исследователи до сих пор не согласны в отнесении переводческой работы к южнославянской или русской национальности. Вопрос о национальном приурочении перевода осложняется возможностью редактирования югославянского текста русским книжником и, наоборот, или совместным участием в переводе болгарского и русского славянина. Например, по убеждению большинства ученых, хроника Георгия Амартола была переведена у болгар, но редактирована русским; также редактированы некоторые чудеса в житии Николая. Сокращенная греческая «Кормчая» (собрание церковных канонов с толкованием), переведенная с греческого русским монахом в XII-XIII в., была переведена на сербский сыном великого жупана Сербии, Саввою. Греческий сборник кратких житий святых, названный в переводе Прологом, был переведен в XII в. болгарином и русским вместе. Совместная работа славян разных национальностей могла быть осуществляема и осуществлялась в стенах разноплеменных монастырей Византии, в особенности на Афоне, который издавна представлял собою объединение греческих, славянских и восточных монастырей, обладавшее своеобразной политической независимостью. С конца XI в. здесь основался и русский монастырь, повидимому поддерживаемый русским правительством.

Под 6545 (1037) г. - годом заложения в Киеве «церкви св. Софии, митрополии» - Повесть временных лет характеризует просветительную деятельность Ярослава Владимировича: «И бе Ярослав любя церковьныя уставы... и книгам прилежа, и почитая я часто в нощи и в дьне. И собьра письце многы, и прекладаше с ними от грьчьска на словеньское письмо; и списаша книгы многы, имиже поучающеся верьнии людие наслажаються учения божественаго. Якоже бо се некто землю разореть, другыи же насееть, ини же пожинають и ядять пищю бескудьну, тако и сь: отець бо сего Володимер землю взора и умякчи, рекше крещениемь просветив; сь же насея книжьными словесы сердьца верьных людии, а мы пожинаем, учение приемлюще книжьное». Тут идет дифирамб книгам: «Ярослав же сь... любим бе книгам, и многы списав, положи в святеи Софии, юже съзьда сам». Если это восхваление Ярослава и носит на себе следы панегирика книголюбцу болгарскому царю Симеону, то само приурочение книжного расцвета на Руси ко времени учреждения митрополии при киевском храме Софии (1037) весьма знаменательно и вероподобно.

Кружок книжников, собранный Ярославом, мог действительно произвести «книгы многы», но было ли среди них много русских переводов, решить трудно. Таких переводов от Киевской Руси дошло не более четырех десятков, но ни одного из них нельзя уверенно отнести к первой половине XI в. Раннейшими допустимо считать русские переводы трех сочинений, связанных с деятельностью законодателя византийского монашества, Федора, игумена Студийского монастыря в Константинополе (VIII-IX вв.), именно его устав, поучения и житие. Устав Студийский был переведен в 70-х годах XI в. по заказу первого Киево-Печерского игумена Феодосия (ум. 1074 г.), собственные проповеди которого составлены под сильным влиянием поучений Феодора Студита.

К концу XI - началу XII в. возможно отнести русскую редакцию хроники Амартола по греческому оригиналу и русские переводы Истории Иудейской войны Иосифа Флавия и Христианской топографии Космы Индикоплова, житий Андрея Юродивого и Стефана епископа Сурожского, некоторых житийных статей о Николае Мирликийском, Георгии и Косме с Дамианом. Не с греческого, а с сирийского в XI-XII в. переведена была на Руси Повесть об Акире Премудром. К XII в. относятся русские переводы толкований (палеи) на библейские книги Никиты Ираклийского, апокрифов о Моисее, Соломоне и Афродитиане, а также повестей об Александре Македонском и Дигенисе-Девгении. К тому же веку относится и перевод Пролога, сделанный совместно русским и болгарином. Вероятно, русскими же переводились и сочинения русских митрополитов греков XI-XII вв.

Если границы Киевского периода литературы продолжить в первую половину XIII в., что совершенно допустимо, то придется упомянуть сборник изречений - Пчелу, Сказание о создании св. Софии Цареградской и один из видов Физиолога, как русские переводы этого времени. Кроме того, до монгольского опустошения была на Руси создана из прежних болгарских и русских переводов своеобразная историческая энциклопедия - компилятивный хронограф.

Русские переводы XI-XIII вв., конечно, не все были сделаны в Киеве или Чернигове. Нельзя, например, обойти Галицко-Волынскую область, давшую образцы искусного повествования в конце XI в. К работе книжников этой области возможно отнести перевод Девгениева Деяния и Пчелы и составление компилятивного хронографа.

Для установления общих руководящих линий отбора памятников, подлежавших переводу в Киевской Руси, нет пока достаточных оснований. Такому установлению препятствует прежде всего неполнота дошедшей переводной книжности, большая часть которой погибла от княжеских усобиц, от опустошений половцев и от монгольского нашествия, а также от отхода южных и западных областей к Литовско-Польскому государству.

Система жанров:

Светские

Летопись – рассказывает выборочно о конкретном моменте

Историческая повесть – цельный рассказ о некотором событии. Включает черты: византийской повести (развлекат. характер), летописи. Черты повести: повествует о законченном событии. Строится по хронологическому принципу. Имеет: завязку, развитие, кульминацию, развязку.

Часто повести композиционно вписывались в летопись (повесть о битве на калке в составе новгородской летописи).

Церковные

Ораторские жанры погибают

Жития – святых и князей (житие Александра невского)

Хождения (сократилось количество)

Древнейшее летописание. Повесть временных лет

XI в. - время расцвета политического могущества Киевской Руси, время расцвета русской культуры. При князе Ярославе Мудром происходит объединение территории древнерусского государства, укрепляется независимость Руси. XI в.- это время активных политических и культурных связей Руси со всеми странами Европы. Именно в Киеве в XI в. зародилось летописное дело, которое велось по всей Руси до XVII в. При Софийском соборе в XI веке была основана библиотека, где хранились и переписывались рукописи. «Великая польза от учения книжного. Это реки, напояющие вселенную, в них источник мудрости, неизмеримая глубина, ими мы в печали утешаемся». Это гимн в честь книги, свидетельствующий о высоком культурном уровне восточных славян XII в.

Через всю русскую литературу проходит центральная тема - тема русской земли и её исторических судеб. Уже в первых древнерусских произведениях звучит идея патриотизма, гордости за свою родную землю, её могущество, политическую и религиозную независимость.

После принятия христианства на Руси появилась разнообразная переводная литература: хроники, исторические повести, торжественные слова, поучения. Но было бы неверно думать, что именно переводная литература стала основой древнерусской литературы, образцом для древнерусских писателей. Огромное влияние оказали на неё богатые традиции устного народного творчества. Когда появилась письменность, русские книжники стали записывать все важнейшие события своего времени. Так возник один из первых жанров русской литературы - летопись. Летописи - русские исторические произведения, в которых повествование велось по годам.

Величайшим историческим и литературным памятником древней Руси стала «Повесть временных лет», написанная в 1113 году монахом Киево-Печерского монастыря Нестором...

«Повесть временных лет» как литературный памятник

Величайшим историческим и литературным памятником древней Руси стала «Повесть временных лет», написанная в 1113 году монахом Киево-Печерского монастыря Нестором. Об этом произведении акад. Д.С.Лихачев писал: «Высокое литературное образование Нестора, его исключительная начитанность в источниках, умение выбрать в них всё существенное, сделали ”Повесть временных лет” не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публистическим сочинением, а цельно литературно изложенной историей Руси». (Повесть временных лет-М.,Л.,1950г ч.).

Однако «Повесть временных лет» не является древнейшим летописным сводом. Более двух веков многие поколения ученных занимались изучением вопроса о возникновении и развитии летописания на Руси. В настоящее время благодаря исследованиям акад. Шахматова А.А. можно говорить об истории русского летописания. А.А. Шахматов применил сравнительно-исторический метод. Он доказал, что в основе этого историко-литературного памятника лежа более древние летописные своды, в частности, Древнейший Киевской свод. Результаты своего исследования А.А.Шахматов изложил в работе «Разыскания о древнейших летописных сводах» (СПб. 1908), «Повесть временных лет» (т.1 Пг.1916 г.)

Летописание возникает в Софийском монастыре, но в 70-х гг. XI в. летописание было перенесено в Киево-Печерский монастырь, выдающимися деятелями которого были его основатели - Антоний, Феодосий и Никон Великий. А.А.Шахматов считает, что автором Киево-Печерского летописного свода был Никон Великий. В конце XI в. возникает Киево-Печерский или Начальный свод.

Начальный свод стал основой «Повести временных лет». Первая редакция была составлена Нестором в 1113 году., вторая - Сильвестром в 1116 году., третья неизвестным автором в 1118 году.

Интересные уточнения гипотезы А.А. Шахматова об истории возникновения летописания сделаны акад. Лихачевым в кн. ”Русские летописи и их культурно-историческое значение” (М.,Л.,1947г) и в исследовании акад. Рыбакова Б.А. «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летопись» (М.,1963г).

В ”Повести временных лет” отразился интерес русского народа к историческому прошлому своей Родины. «Откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве начал первее княжити и откуда Русская земля стала есть» - вот задача, которую поставил перед собой летописец. Тема Родины, её величие и могущество, её единство, глубокий патриотизм составляют идейно-тематическое содержание летописи. О чем бы ни рассказывал летописец – о воинских походах русских князей, об их деятельности, направленной на укрепление политической и религиозной независимости Руси, о братоубийственных феодальных войнах, о событиях давно минувших лет – всегда интересы Родины и высокая патриотическая идея определяют точку зрения автора, его оценку поступков князей и тех событий, о которых он повествует. Отмечая идейную направленность «Повести временных лет», историк В.О.Ключевский писал, что для неё характерна «пробуждение во всём обществе мысли о Русской земле как о чём-то цельном, неизбежном, обязательном деле всех и каждого».

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

Широкие временные рамки – условие вынужденное, поскольку произведения этого периода сохранились в поздних списках, время перевода определяется только по косвенным данным.

Основой древнерусской литературы христианского вероучения и мировоззрения являлись библейские книги (Священное писание), а также сочинения наиболее авторитетных богословов.

Библия: книги Ветхого и Нового завета (Псалтыри – собрания из 150псалмов (молитв и гимнов); 4 Евангелия).

Полностью Библия была переведена на Руси лишь в 15 в, но отдельные книги стали известны в широких переводах. Наиболее широкое распространение получили книги Нового Завета и Псалтырь.

Библейские книги, догматические и учительные сочинения предназначались древнерусской литературыя самостоятельного чтения верующими. В церкви, во время богослужения, читались иные, специально рассчитанные на церковный обряд богослужебные книги:

1) Евангелия – апракос (праздничный) – выбранные чтения из евангельский и апостольских деяний и посланий, расположенные в порядке чтения в порядке чтения из во время церковных служб (опр.чтения на праздники).

2) Служебные Минеи (похвалы святым), требники, часословы, служебники и тд.

Функции богослужебных книг:

Учительная

Служебная

Эстетическая: библия содержала яркие сюжетные рассказы с повышенной эмоциональностью.

Жития святых.

Если памятники учительного красноречия строились на прямой дидактике, превознося добродетели, осуждая поруки и тд, то те же идее, однако в форме сюжетного повествования, несли жития святых. Житиями именовались рассказы о жизни, страданиях и подвигах благочестия людей, канонизированных церковь., т.е. признанных святыми и официально удостоенных почитания. Житийная литература так же называется агиографической. Сложные сюжеты – византийские агиографы использовали фабулы и приемы древнегреческих романов приключений (Житие Евстафия – Плакиды). Житие Алексея, человека божия – на сирийском языке. Отрекается от богатства, покидает дом богатого отца, обретенную жену, 17 лет живет в притворе церкви, затем поселяется в доме отца и только перед смертью через 17 лет его узнают.

Особенности Византийских житий:

Многие детали сказочные, мифические

На сказочность накинута христианская вуаль.

Апокрифы. (греч – потаенный).

Апокрифы – легенды о персонажах библейской истории, однако сюжетно отличающиеся от тех, которые содержатся в библейских канонических книгах. Иногда в них с иных мировоззренческих позиций рассматривалось происхождение мира, его устройство и вопрос о конце света. Апокрифические мотивы могли входить в произведения традиционных жанров = в жития.

Апокрифы были известны в литературе КР. В списках до 13 века сохранились апокрифические сказания о пророке Иеремии, «Хождение Богородицы по мукам» и др.

Древнерусской литературыя апокрифов характерно обилие чудес, фантастики, экзотерики. Так, например, в апокрифе «Паралипомен Иеремии» рассказывается, как юноша Авимелех, возвращаясь в город с корзиной смокв (инжира), присел в тени дерева и заснул. Он проспал 66 лет, но чудесным образом собранные им смоквы остались настолько свежими, что из них по-прежнему капал сок.

Апокрифы удовлетворяли не только литературные, но и богословские интересы. В них ставились проблемы, особенно волновавшие умы религиозных людей: о причинах неустройств мира, который был создан справедревнерусской литературыивым божеством, о будущем мира, о судьбе после смерти и тд. Этой теме посвящен апокриф «ХБ по мукам». . Сюжет «Хождения» довольно прост: Богородица в сопровождении архангела Михаила посещает картины адских мучений, которые рисует «Хождение», ярки и конкретны. Они отличаются от абстрактных обобщенных представлений канонического «писания», говорившего только, что грешников на том свете ожидает «мраз», «скрежет зубов», «червь неусыпный».

Тематически апокрифы делятся на ветхозаветные, новозаветные и эсхатологические. Ветхозаветные апокрифы развивают сюжеты ветхозаветных книг. Их героями являются Адам, Ева, праотцы Енох, Мельхиседек, Авраам, цари Давид и Соломон. Новозаветные посвящены рассказам о Христе, апостольским «обходам» и «деяниям». Эсхатологические апокрифы связаны с фантастическим повествованием о загробной жизни, конечных судьбах мира.

Произведения, которые по разным причинам не вошли в библейский канон. Это не жанр. Следует за библейскими жанрами.

Хроника.

Среди первых переводов и первых книг, привезенных на Русь из Болгарии, были и византийские хроники – произведения историографии, излагающие всемирную историю. Особенно большую роль в развитие летописания русского сыграла хроника «Георгия Амартола». Составитель ее – византийский монах. Амартол – по-гречески – грешник – традиционный самоуничижительный эпитет монаха. От сотворения мира. Затем история вавилонских и персидских царей; о римских императорах (от Цезаря до Констанция Хлора); об императорах Византии.

«История иудейской войны» Иосифа Флавия. (Не позднее начала 12 в была переведена на Руси. – 7книг)

«Александрия» - приключенческий роман эпохи эллинизма, где биография македонского царя расцвечена многочисленными легендарными и фантастическими подробностями. Перевод в составе хронографических сводов. Воспринималась как историческое повествование о прославленном полководце древности.

Повести.

«Повесть об Акире Премудром», переведенная в Киевской Руси в XI - начале XII в., по происхождению своему является чисто беллетристическим памятником - древней ассирийской легендой VII в. до н. э. Исследователи не пришли к единому выводу о путях проникновения «Повести об Акире» на Русь: существуют предположения, что она была переведена с сирийского или с армянского оригинала. На Руси Повесть прожила долгую жизнь. Древнейшая ее редакция (видимо, очень близкий к оригиналу перевод) сохранилась в четырех списках XV–XVII вв. В XVI или начале XVII в. Повесть была коренным образом переработана. Новые ее редакции (Краткая и восходящая к ней Распространенная), в значительной мере утратившие свой первоначальный восточный колорит, но приобретшие черты русской народной сказки, были чрезвычайно популярны в XVII в., а в старообрядческой среде повесть продолжала бытовать вплоть до нашего времени.

В древнейшей редакции русского перевода Повести рассказывалось, как Акир, мудрый советник царя Синагриппа, был оклеветан своим приемным сыном Анаданом и приговорен к смертной казни. Но преданный друг Акира - Набугинаил спас и сумел надежно укрыть осужденного. Некоторое время спустя египетский фараон потребовал, чтобы царь Синагрипп прислал к нему мудреца, который смог бы отгадать загадки, предревнерусской литературыоженные фараоном, и построить дворец «между небом и землей». За это фараон выплатит Синагриппу «трехлетнюю дань». Если же посланец Синагриппа не справится с заданием, дань взыщут в пользу Египта. Все приближенные Синагриппа, включая и Анадана, ставшего теперь преемником Акира на посту первого вельможи, признают, что не в силах выполнить требование фараона. Тогда Набугинаил сообщает отчаявшемуся Синагриппу, что Акир жив. Счастливый царь прощает опального мудреца и посылает его под видом простого конюха к фараону. Акир разгадывает загадки, а затем хитроумно избегает выполнения последнего задания - постройки дворца. Древнерусской литературыя этого Акир обучает орлиц поднимать в воздух корзину; сидящий в ней мальчик кричит, чтобы ему подавали «камение и известь»: он готов приступить к сооружению дворца. Но никто не может доставить в поднебесье необходимые грузы, и фараон вынужден признать себя побежденным. Акир с «трехлетней данью» возвращается домой, вновь становится приближенным Синагриппа, а разоблаченный Анадан умирает страшной смертью.

Мудрость (или хитрость) героя, освобождающегося от необходимости выполнить неосуществимую задачу, - традиционный сказочный мотив. И характерно, что при всех переделках Повести на русской почве именно рассказ о том, как Акир отгадывает загадки фараона и мудрыми контртребованиями принуждает его отказаться от своих претензий, пользовался неизменной популярностью, его беспрестанно перерабатывали и дополняли новыми подробностями.

Своеобразной средневековой «естественнонаучной» энциклопедией были «Шестоднев» и «Физиолог». Сообщая сведения о растительном мире и животном царстве, эти произведения включали много баснословного, фантастического и вместе с тем поэтического.

Так, например, «Физиолог»

Описывает фантастического зверя единорога, который подобен «козляти» и очень кроток, но охотник не может приблизиться к нему, потому

что единорог очень силен, имея один рог посередине головы.

«Физиолог» не ограничивается простым описанием животных, он дает символическое толкование их свойств

Описываемые свойства животных «Физиолог» объясняет как определенные состояния человеческой души.

Трухлявое дерево, которое долбит дятел, устраивая внутри себе гнездо,- символ душевной слабости человека, этой слабостью и пользуется дьявол, который овладевает душой и там возгнездится.

Вывод: переводная литература способствовала возникновению своей, оригинальной литературы.

Глава 1. ЛИТЕРАТУРА XI - НАЧАЛА XIII ВЕКА

2. Переводная литература XI - начала XIII в.

Рассмотрение древнерусской литературы старшего периода мы начинаем с обзора литературы переводной. Это не случайно: переводы в XI-XII вв. в ряде случаев предшествовали созданию оригинальных произведений того же жанра. В целом Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое. Но не следует видеть в этом какое-то свидетельство «неполноценности» культуры восточных славян. Все европейские средневековые государства «учились» у стран, наследниц многовековой античной культуры - культуры Древней Греции и Рима. Для Руси важнейшую роль в этом отношении сыграли Болгария и Византия. Подчеркнем также, что восприятие чужой культуры, с ее многовековыми традициями, было у восточных славян активным, творческим, отвечало внутренним потребностям развивающейся Древней Руси, стимулировало возникновение оригинальной литературы. Византийские и болгарские книги на Руси. Явление «трансплантации». Прежде чем рассмотреть вопрос, какие произведения и жанры переводной литературы стали известны в Древней Руси в первые века после создания письменности, познакомимся подробней с характером деятельности древнерусских переводчиков. Значительная часть книг, и в частности богослужебных, была привезена в X-XI вв. из Болгарии. Старославянский (древнеболгарский) и древнерусский языки настолько близки, что Русь смогла использовать уже готовый старославянский кириллический алфавит, созданный великими болгарскими просветителями Кириллом и Мефодием в IX в., а болгарские книги, будучи формально «иноязычными», по существу, не требовали перевода; отдельные черты болгарского морфологического строя, как и часть лексики болгарского языка (так называемые старославянизмы) вошли в систему древнерусского литературного языка. Одновременно осуществляются переводы непосредственно с греческого, при этом древнерусские переводчики не только сумели создать точные, адекватные оригиналу переводы, но и сохранить стиль и ритмику греческих оригиналов. Реже осуществлялись переводы с других языков . Особенности взаимоотношений древнеславянских литератур между собой и их отношений с литературой Византии иногда рассматривались как процесс влияния одной литературы на другую. Древнерусская литература, более молодая сравнительно с литературой Болгарии и тем более - с литературой Византии, предстает при такой постановке вопроса пассивным объектом такого влияния. Правильнее говорить, однако, не о «влиянии», а о своеобразном процессе трансплантации («пересадке») литературы одной страны в другую - о переносе византийской литературы на русскую почву . Дело в том, что до принятия христианства в Древней Руси не существовало литературы (искусство слова было представлено фольклором) и, следовательно, византийской литературе было не на что влиять. Поэтому, на первых порах после принятия христианства византийская литература - непосредственно или через болгарское посредство - была просто перенесена на Русь (трансплантирована). Такой перенос, однако, не был механическим: произведения не просто переводились или переписывались, они продолжали свою литературную историю на новой почве. Это значит, что создавались новые редакции произведений, их сюжет изменялся, первоначальный язык перевода русифицировался, на основе переводных произведений создавались новые компилятивные памятники. Особенно это касалось произведений светского повествования и исторических; произведения богослужебные, сочинения «отцов церкви» или библейские книги в большей степени сохраняли свой канонический текст. Поэтому деление древнерусской литературы на оригинальную и переводную может иметь значение лишь в том отношении, что мы указываем на происхождение памятника, а не на его место в литературе Древней Руси. Явление трансплантации оказалось чрезвычайно прогрессивным: благодаря ему Русь в короткий срок получила литературу с разветвленной системой жанров, литературу, представленную многими десятками, а то и сотнями памятников. Уже через несколько десятилетий после начала этого процесса на Руси по образцу переводных памятников стали создаваться свои, оригинальные произведения - жития, торжественные и учительные слова, повести и т. д. Литература-посредница. Для средневековых литератур характерна и еще одна специфическая особенность - существование литератур-посредниц, т. е. литератур, «книжный фонд» которых (иначе говоря - сумма входящих в них литературных памятников) оказывается в значительной своей части общим для разных национальных литератур. Для южных и восточных славян функцию такой литературы-посредницы выполняла древнеболгарская литература. Она включала как памятники древнехристианской литературы (переводы с греческого), так и памятники, созданные болгарскими авторами, в Моравии и Чехии, а в последующие века и памятники, созданные на Руси и в Сербии. Литература-посредница объединяла книжность славянских народов (особенно Болгарии, Сербии и Руси) очень долго, почти что до начала нового времени, хотя, разумеется, все более и более возрастал удельный вес «своих» произведений в каждой из отдельно взятых национальных литератур . Жанры переводной литературы. Библейские книги. Обратимся теперь к рассмотрению основных жанров переводной литературы XI-XIII вв. Столь широкие временные рамки - условие вынужденное, поскольку произведения этого периода, как правило, сохранились лишь в поздних списках, и мы можем только по косвенным данным определять время их перевода или проникновения в литературу Древней Руси. Основой для христианского вероучения и мировоззрения являлись библейские книги (или Священное писание), а также сочинения наиболее авторитетных богословов. Библия включает в себя книги Ветхого завета и Нового завета. В Ветхий завет входит так называемое «Пятикнижие Моисея» (книги Бытия, Исход, Левит, Числ и Второзаконие), в котором повествуется о сотворении мира, о древнейшей истории еврейского народа; приводятся основные религиозные и моральные предписания. В последующих книгах: книге Иисуса Наввина, книге Судей и четырех книгах Царств - излагается история евреев в Палестине вплоть до гибели Израильского и Иудейского царств. Из пророческих книг наибольшей известностью в Древней Руси пользовались книги пророков Исайи, Иеремии и Иезекииля; остальные книги обычно именуются книгами малых пророков. Огромна была популярность Псалтыри - собрания из 150 псалмов (молитв и гимнов). Автором псалмов церковная традиция считает в основном царя Давида, но фактически они слагались в течение длительного времени, принадлежат различным авторам, а некоторые восходят в конечном счете к фольклору. Дидактические поучения и афоризмы содержатся в книгах: «Притчи Соломоновы», «Премудрости Соломона» и «Премудрости Иисуса, сына Сирахова». В книге пророка Даниила излагались пророчества эсхатологического характера, т. е. пророчества о гибели мира и наступлении царства справедливости. В Новый завет входили четыре Евангелия, «Деяния апостолов», «Апостольские послания» и «Апокалипсис». Евангелия (от греч. евангелион - благая весть) приписывались ученикам Христа - апостолам Матфею, Марку, Луке и Иоанну; в них повествовалось о земной жизни Иисуса и излагалось его учение. О проповеди апостолами христианства рассказывается в книге «Деяний»; в «Апокалипсисе» Иоанна Богослова в символических образах изображается близкий конец мира. Полностью Библия была переведена на Руси лишь в XV в., но отдельные библейские книги стали известны в славянских переводах (через болгарское посредство) уже в Киевской Руси. Наиболее широкое распространение получили в это время книги Нового завета и Псалтырь. Вероятно, были известны также те или иные книги Ветхого завета («Пятикнижие», книга Иисуса Наввина, книги Судей и Царств, некоторые из книг пророков, книга «Руфь»). Судить о времени их появления на Руси трудно, так как древнейшие из дошедших до нас списков датируются XIV в., но в то же время по косвенным данным мы можем установить, что, например, в хронографический свод середины XIII в. были включены все книги «Пятикнижия», книги Иисуса Наввина, Судей, книги Царств и отрывки из некоторых других ветхозаветных книг . С содержанием ветхозаветных книг русские читатели могли познакомиться также через посредство греческих хроник (особенно через «Хронику Георгия Амартола»), через Палею, излагавшую и толковавшую текст Ветхого завета и, наконец, через Паремийник - сборник отрывков из различных книг Библии. Библейские книги, Палея, хроники, сочинения «отцов церкви» предназначались для самостоятельного чтения верующими. В церкви же, во время богослужения, читались иные, специально рассчитанные на церковный обряд богослужебные книги. К ним относились, во-первых, евангелия-апракос и апостол-апракос (от греч. апрактос - праздничный) -выбранные чтения из евангелий и апостольских деяний и посланий, расположенные в порядке чтения их во время церковных служб (определенные чтения на определенные дни недели или на дни церковных праздников). В церкви читался Паремийник, служебные минеи (книги, содержащие похвалы святым), различного рода служебники, часословы, требники, тропари и другие книги. Книги священного писания и богослужебные книги, помимо чисто учительной и служебной функций, имели и немалое эстетическое значение: Библия содержала яркие сюжетные рассказы, книги пророков отличались повышенной эмоциональностью, яркой образностью, страстностью в обличении пороков и социальной несправедливости; псалтырь и служебные минеи являлись блестящими образцами церковной поэзии, хотя их славянские переводы и были прозаическими. Патристика. В древнерусской, как и в любой другой средневековой христианской литературе большим авторитетом пользовалась патристика - сочинения римских и византийских богословов III-XI вв., почитавшихся как «отцы церкви» (по-греч. патер - отец, отсюда и название их произведений - патристика) . В сочинениях «отцов церкви» обосновывались и комментировались догмы христианской религии, велась полемика с еретиками , излагались в форме поучений и наставлений основы христианской морали или правила монашеского быта. На Руси широкое распространение получили сочинения Иоанна Златоуста (344-407), выдающегося византийского проповедника. В своих «словах» и проповедях Златоуст наставлял верующих в христианских добродетелях, ярко и темпераментно обличал пороки, обсуждая порой и важнейшие общественные проблемы. Из сочинений Иоанна Златоуста составлялись сборники - «Златоструй» (старший из сохранившихся списков его относится к XII в), «Златоуст»; его «слова» входили в состав «Торжественников», а в более позднее время - в состав сборников «Маргарит» (по-греч. жемчуг). Авторитетом в Древней Руси пользовались также сочинения византийского проповедника Григория Назианзина (Богослова) (329-390), Василия Кесарийского (ок. 330-379 гг.), автора полемических и догматических произведений, а также популярной в средневековье книги «Шестоднев» (цикл проповедей на темы рассказа библии о сотворении мира), Ефрема Сирина (ум. в 373 г.), Афанасия, автора «Паренесеса» (паренесис - увещевание, свод наставлений для людей, принявших христианство), Иоанна Синайского (ум. в 649 г.), автора «Лествицы» (поучения о самоусовершенствовании монахов), Афанасия Александрийского (293-373) - борца за догматы православия против различных ересей раннего христианства . Патристическая литература сыграла важную роль в формировании этических идеалов новой религии и в укреплении основ христианской догматики. В то же время произведения византийских богословов - в большинстве своем блестящих риторов, усвоивших лучшие традиции классического античного красноречия, способствовали совершенствованию ораторского искусства русских церковных писателей. В Киевской Руси известны также и сборники, в которых; наряду с произведениями-«отцов церкви», читались и другие памятники разнообразного содержания. Древнейшими из дошедших до нас являются сборники 70-х гг. XI в. Один из них - «Изборник» Святослава 1073 г. является копией с болгарского сборника, составленного еще в начале X в. для болгарского царя Симеона. На Руси «Изборник» был переписан для киевского князя Изяслава, но затем имя князя было выскоблено и заменено именем Святослава, захватившего великокняжеский престол в 1073 г. Сборник представляет фолиант большого формата, с роскошным художественным оформлением. На фронтисписе книги (левой стороне первого листа) изображен Святослав в окружении семьи. Среди статей «Изборника» находится трактат по поэтике - статья Георгия Хировоска (VI-VII вв.) «О образех», в которой разъясняется значение различных тропов (аллегорий, метафор, гипербол и т. д.), при этом они иллюстрируются примерами, извлеченными, в частности, из «Илиады» и «Одиссеи». «Изборник» Святослава впоследствии не раз переписывался. В настоящее время обнаружено 27 его списков XV-XVII вв. русской редакции . Другой сборник - «Изборник 1076 г.», просто оформленный, небольшого формата, составлен, как сказано в рукописи, «в лето 6584 (1076)... при Святославе князи Русьскы земля». В числе произведений этого «Изборника» - статья, прославляющая чтение книг, а также «Стословец Геннадия» - свод изречений константинопольского патриарха Геннадия (ум. в 471 г.) . Сборники изречений появлялись на Руси и в более позднее время. Среди них особой популярностью пользовались сборники «Мудрость Менандра Мудрого» «Изречения Исихия и Варнавы» и особенно - «Пчела», сборник изречении античных философов и писателей, а также цитат из Библии и произведении «отцов церкви». Фундаментальное исследование сборников изречении и афоризмов принадлежит М. Н. Сперанскому . Жития святых. Сборники изречений и афоризмов имели открыто назидательную, дидактическую цель. Обращаясь непосредственно к читателям и слушателям, проповедники и богословы превозносили добродетели и осуждали пороки, сулили праведникам вечное блаженство после смерти, а нерадивым и грешникам грозили божественной карой. Также воспитывали и наставляли в христианских добродетелях и памятники другого жанра - жития святых, рассказы о жизни, страданиях или благочестивых подвигах людей, канонизированных церковью, т. е. признанных святыми и официально удостоенных почитания . Житийная литература называется также агиографией (от греч. агиос - святой и графа - пишу). В житиях мы нередко встречаемся с остросюжетным повествованием, так как авторы их охотно использовали фабулы и сюжетные приемы древнегреческих романов приключений. Агиографы, как правило, рассказывали и о чудесах, творимых святыми (что и должно было подтвердить их святость); при этом чудеса эти, или вмешательство чудесных сил - ангелов или бесов, - описывались в житиях с яркими и детальными подробностями; авторы житий стремились и умели добиться иллюзии правдоподобности самых фантастических эпизодов. Уже в Киевской Руси были переведены многие византийские жития. Сохранились списки или ссылки русских авторов на жития Алексея, Человека божьего, Василия Нового, Саввы Освященного, Ирины, Антония Великого, Феодоры и другие. Примером жития-романа (термин исследователя византийской агиографии П. Безобразова ) может служить «Житие Евстафия Плакиды». Евстафий был «стратилат» (военачальник), прославленный как воинскими доблестями, так и «делы праведными». Однако Плакида был язычником. Однажды на охоте он повстречался с чудесным оленем, который человеческим голосом призвал Плакиду креститься. Тут же Евстафий услышал голос, возвестивший, что он должен будет доказать искренность своей веры своими делами и претерпеть все страдания, которые выпадут на его долю. И действительно, Плакида вскоре лишается всех своих богатств и, стыдясь своей нищеты, покидает родной город. Его разлучают с женой, его детей похищают волк и лев, и отец считает их погибшими. 15 лет Евстафий, ничего не зная о своих родных, живет в некоем селении, где сторожит «жита» (хлеб). Но вот на Рим нападают враги, и император посылает разыскать славившегося в прошлом доблестью стратилата Плакиду. Воины случайно находят Евстафия и приводят его в Рим. Во главе войска Евстафий выходит в победоносный поход. Тем временем также случайно встречаются и узнают друг друга братья - сыновья Плакиды, причем встречаются они в доме не узнанной ими сначала (и также сперва не узнавшей их) матери. Затем жена и дети находят самого Евстафия. Однако не этой счастливой развязкой завершается житие: следуя канону жития-мартирия (т. е. повествования о святом-мученике), агиограф рассказывает, как после смерти любившего Евстафия императора Траяна его преемник требует, чтобы Плакида принес жертвы в храме Аполлона. Тот отказывается и вместе с женой и сыновьями гибнет после страшных пыток. Другой тип жития может быть рассмотрен на примере «Жития Алексея, Человека божия». Алексей, благочестивый и добродетельный юноша, добровольно отрекается от богатства, почета, женской любви. Он покидает дом отца - богатого римского вельможи, красавицу жену, только что обвенчавшись с ней, раздает взятые из дома деньги нищим и в течение семнадцати лет живет подаянием в притворе церкви Богородицы в Едессе. Когда повсюду распространилась слава о его святости, Алексей уходит из Едессы и после скитаний вновь оказывается в Риме! Никем не узнанный, он поселяется в доме отца, кормится за одним столом с нищими, которых ежедневно оделяет подаянием благочестивый вельможа, терпеливо сносит издевательства и побои отцовских слуг. Проходит еще семнадцать лет. Алексей умирает, и только тогда родители и вдова узнают, что пропавший сын и муж жил подле них . Патерики. Широко известны были в Киевской Руси патерики - сборники коротких рассказов, по большей части о монахах, прославившихся своим благочестием или аскетизмом. В Синайском патерике, переведенном на Руси в XI в., повествуется, например, о столпнике , который настолько чужд гордыни, что даже подаяние нищим раскладывает на ступенях своего убежища, а не отдает из рук в руки, утверждая, что не он, а богородица одаряет страждущих. Повествуется в патерике о юной монахине, которая выкалывает себе глаза, узнав, что их красота вызвала вожделение юноши. Праведного старца обвиняют в прелюбодеянии, но по его молитве двенадцатидневный младенец на вопрос, «кто его отец», указывает пальцем на действительного отца; по молитве благочестивого корабельщика в знойный день над палубой проливается дождь, утоляя жажду страдающих от зноя путников. Лев, встретившись с монахом на узкой горной тропе, встает на задние лапы, чтобы дать ему дорогу, и т. д. Если праведникам сопутствует божественная помощь, то грешников в патериковых легендах ожидает страшная - и что особенно характерно - не посмертная, а немедленная кара: вору, осквернителю могил, выкалывает глаза оживший мертвец; корабль не двигается с места, пока с его борта не сходит в лодку женщина-детоубийца, и эту лодку с грешницей тотчас же поглощает пучина; слуга, задумавший убить и ограбить свою госпожу, не может сойти с места и закалывается сам. В патериках изображается некий фантастический мир, в котором за души людей непрерывно ведут борьбу силы добра и зла, где праведники не просто благочестивы, но благочестивы до исступления и экзальтации, где чудеса совершаются порой в самой будничной обстановке. Сюжеты переводных патериков оказали влияние на творчество древнерусских книжников: в русских патериках и житиях мы встречаем иногда сходные эпизоды и характеристики, заимствованные из византийских патериковых легенд . Отдельные патериковые легенды были использованы в творчестве русских писателей XIX в. - Л. Н. Толстого, Н. С. Лескова, В. М. Гаршина. Апокрифы (греч. апокриф - потаенный). Помимо преданий, вошедших в канонические, библейские книги, т. е. в Ветхий и Новый завет, в средневековой письменности широкое распространение получили апокрифы - легенды о персонажах библейской истории, однако сюжетно отличающиеся от тех, которые содержатся в библейских канонических книгах. Иногда в апокрифах с иных мировоззренческих позиций рассматривалось происхождение мира, его устройство или столь волновавший умы в средневековье вопрос о «конце света» . Наконец, апокрифические мотивы могли входить в произведения традиционных жанров, например в жития . Первоначально различались апокрифы, рассчитанные на наиболее умудренных в богословских вопросах читателей, которые смогли бы согласовать апокрифические версии с традиционными, и «отреченные книги», содержавшие безусловно враждебные ортодоксальным взглядам еретические воззрения. Но эти различия не всегда строго осознавались, грань между апокрифическими и отреченными книгами была весьма зыбкой, разные книжники оценивали их по-разному, и поэтому обе группы памятников обычно рассматриваются в рамках одной апокрифической литературы. Весьма сложно порой выделить апокрифы из числа «истинных» (термин древнерусских книжников) книг: полного единомыслия в этом вопросе в средневековой литературе не было. Строго говоря, апокрифическими должны быть признаны и некоторые из библейских книг («Премудрость Соломона», «Премудрость Иисуса, сына Сирахова», «Товит» и др.). Апокрифические сюжеты встречаются в хрониках, летописях, палеях, а сами апокрифы - в сборниках, наряду с авторитетными и почитаемыми произведениями. Составлявшиеся в Византии и у славян списки запрещенных книг («индексы») не всегда соответствовали один другому, и порой на практике их рекомендации часто обходились . Апокрифы были известны уже литературе Киевской Руси. В списках до XIII в. сохранились апокрифические сказания о пророке Иеремии, апокрифы «Хождение Агапия в рай», «Сказание Афродитиана», «Хождение Богородицы по мукам» и ряд других. Апокрифические легенды мы встретим и в Начальной летописи: там присутствуют, например, апокрифические подробности в рассказе о детстве пророка Моисея (как он, играя, уронил венец с головы египетского фараона), а в приводимом в летописи (в статье 1071 г.) ответе волхвов, предводителей восстания в Ростовской земле, воеводе Яну Вышатичу излагаются богомильские представления о создании человека: «створи дьявол человека, а бог душю во нь вложи». В описании своего путешествия в Палестину в начале XII в. игумен Даниил также упоминает некоторые апокрифические легенды. Для апокрифов характерно обилие чудес, фантастики, экзотики. Так, например, в апокрифе «Паралипомен Иеремии» рассказывается, как юноша Авимелех, возвращаясь в город с корзиной смокв (инжира), присел в тени дерева и заснул. Он проспал 66 лет, но чудесным образом собранные им смоквы остались настолько свежими, что из них по-прежнему капал сок. В другом апокрифе повествуется, как благочестивый игумен Агапий отправился на поиски рая. Рай описывается как чудесный сад, залитый сиянием, которое в семь раз ярче солнечного света. Хлеб, полученный Агапием в раю, способен творить чудеса: он насыщает умиравших от голода корабельщиков, воскрешает отрока, умершего за две недели перед этим, а «укрухом» (ломтем) этого хлеба сам Агапий питается в течение сорока лет . В то же время апокрифы удовлетворяли не только литературные, но и богословские интересы. В них ставились проблемы, особенно волновавшие умы религиозных людей: о причинах неустройств в этом мире, который, как учила церковь, был создан и управляем всемогущим и справедливым божеством, о будущем мира, о судьбе человека после его смерти и т. д. Этой теме посвящен, например, популярный апокриф - «Хождение Богородицы по мукам». Е нем рассказывается, как Богородица в сопровождении архангела Михаила и ангелов нисходит в ад. Она видит там мучения грешников: одни постоянно находятся «во тьме великой», потому что не верили в бога, другие погружены в огненную реку, ибо при жизни были прокляты своими родителями, либо преступали клятву на кресте; в страшных муках пребывают в аду сплетники и лентяи, просыпавшие заутреню, клеветники и развратники, пьяницы и сребролюбцы. Богородица проливает слезы, видя страшные муки грешников, и решает просить бога, чтобы он помиловал их. Но бог-отец отказывается сжалиться над ними, ибо не может простить людям распятия Христа. И лишь после новой просьбы, с которой обращаются к нему вместе с Богородицей пророки, евангелисты, апостолы и все ангелы, бог-отец посылает Христа сойти в ад, и тот, сурово укорив людей за несоблюдение ими божественных заповедей, дарует им избавление от мук в течение двух месяцев в году. В отличие от апокрифа о Иеремии и Авимелехе, содержащего все элементы занимательного повествования о чудесах, в апокрифе о Богородице поднимается, таким образом, вопрос о божественной справедливости, ставится под сомнение «неизреченное человеколюбие» бога: ведь Богородица с ангелами и святыми вынуждена настойчиво умолять о смягчении страшных мук грешников, а бог долгое время остается неумолимым и суровым. Может быть, именно эта идея и поставила «Хождение» в ряд произведений апокрифических, хотя тенденция устрашить людей божественным возмездием за их грехи, казалось бы, вполне отвечала духу церковных поучений и наставлений. Апокрифы встречались в древнерусской письменности на всем протяжении ее истории, и в дальнейшем нам еще придется вернуться к апокрифическим сюжетам, получившим распространение в более позднее время. Хроники. Среди первых переводов и первых книг, привезенных на Русь из Болгарии, были и византийские хроники. Хрониками или хронографами называются произведения историографии, излагающие всемирную историю. Особенно большую роль в развитии оригинального русского летописания и русской хронографии сыграла «Хроника Георгия Амартола». Составитель ее - византийский монах. Амартол по-гречески - грешник; это традиционный самоуничижительный эпитет монаха. «Хроника Георгия Амартола» начинает повествование от «сотворения мира»; затем излагает библейскую историю, историю вавилонских и персидских царей, рассказывает о римских императорах, начиная от Юлия Цезаря и до Константина Хлора, а затем об императорах Византии - от Константина Великого до Михаила III. Таким образом, первоначально «Хроника» была доведена до событий середины IX в., но позднее, еще на греческой почве, она была дополнена извлечением из «Хроники Симеона Логофета», и повествование было доведено до середины X в. В наибольшей степени хрониста интересовала церковная история. Он постоянно приводит пространные богословские рассуждения, подробно повествует о церковных соборах, о ересях и о борьбе различных течений в византийской церкви; собственно исторические события излагаются им весьма кратко, и лишь в заключительной части произведения (принадлежавшей перу продолжателя Амартола - Симеона Логофета) читатель знакомится со сложной политической жизнью Византии IX-X вв. Древнерусского книжника, напротив, интересовала в значительной степени история как таковая: судьбы великих держав древности, сведения о наиболее выдающихся их правителях, а также различные занимательные истории из жизни выдающихся царей, императоров или мудрецов. Особой популярностью, например, пользовались у средневековых книжников история мальчиков Ромула и Рема, воспитанных волчицей и ставших впоследствии основателями великого города, и описание деяний Александра Македонского, подчинившего своей власти едва ли не весь мир. Еще в XI в. русские книжники на основании извлечений из «Хроники Георгия Амартола» составили сокращенный хронографический свод, именовавшийся, как полагают, «Хронографом по великому изложению». Он содержал весьма краткие сведения о царях и императорах стран Востока, Рима и Византии, включал несколько занимательных исторических легенд и рассказов о чудесах и небесных знамениях, излагал решения церковных соборов. «Хронограф по великому изложению» был использован при составлении русской летописи. «Хроника Георгия Амартола» распространялась в отдельных списках, а также почти полностью вошла в состав обширного хронографического свода XIII - XIV вв. - «Летописца еллинского и римского» . Древнерусский перевод «Хроники Георгия Амартола» был исследован и издан В. М. Истриным . Хроника Иоанна Малалы. Не позднее XI в. на Руси стала известна также «Хроника» Иоанна Малалы, жившего в г. Антиохии (в византийской провинции Сирии) в VI в. н. э. В отличие от Георгия Амартола Иоанн Малала писал просто и безыскусно, предназначая свой труд не ученым монахам, а широким массам читателей, стремился к занимательности изложения. «Хроника Иоанна Малалы» состоит из 18 книг. В четырех из них (первой, второй, четвертой и пятой) излагались античные мифы и история Троянской войны. Далее в «Хронике» повествуется о восточных царях, излагается история Рима и, наконец, история Византии вплоть до времени царствования императора Юстиниана (VI в.). «Хроника Иоанна Малалы» представляла ценность для древнерусских историографов и книжников прежде всего тем, что она значительно дополняла «Хронику Георгия Амартола»: именно у Малалы содержались подробные и занимательные рассказы о персидских царях, подробнее излагалась история Ромула, Рема и первых римских царей, история правления некоторых византийских императоров. Поэтому в древнерусских хронографических сводах текстом Малалы не только дополняли, но и частично заменяли скупой рассказ «Хроники Георгия Амартола». Кроме того, в «Хронике Иоанна Малалы», как уже сказано, пересказывались (хотя и очень кратко) некоторые античные мифы; эти пересказы были использованы русскими летописцами и хронистами. Впервые «Хроника Иоанна Малалы» была привлечена уже при составлении «Хронографа по великому изложению» в XI в. Полностью текст славянского перевода «Хроники Иоанна Малалы» не сохранился, мы можем реконструировать его лишь по извлечениям в составе русских хронографических сводов . «История Иудейской войны» Иосифа Флавия. Не позднее начала XII в. на Руси была переведена «История Иудейской войны», памятник исключительно популярный в европейских средневековых литературах. «История» была написана между 75-79 гг. Иосифом, сыном Маттафии - участником восстания в Иудее против Рима, перешедшим затем на сторону римлян и получившим право носить фамильное прозвище императоров Флавий. «История» состоит из семи книг (или «слов»), В первых двух книгах излагается история Иудеи, начиная со 175 г. до н. э. и кончая 66 г. н. э. - времени восстания против римского владычества, в третьей - шестой книгах рассказывается о подавлении восстания Веспасианом, а затем его сыном Титом, об осаде, взятии и разрушении Иерусалима; наконец, в последней, 7-й книге повествуется о триумфе Веспасиана и Тита в Риме. Произведения Иосифа Флавия отнюдь не сухая историческая хроника - это скорее литературное и публицистическое произведение. Автор тенденциозен, он не скрывает своего преклонения перед могуществом римских императоров и недовольства своими политическими противниками - простым людом Иудеи, который он считает виновным в неудаче восстания, однако он не может скрыть и своего восхищения мужеством восставших и сочувствия страданиям, выпавшим на их долю. Публицистический дух произведения проявляется, в частности, в речах персонажей - Веспасиана, Тита и самого Иосифа (о себе автор говорит в третьем лице); основная цель этих речей, построенных по всем правилам античных декламаций, - убедить в пагубности намерений восставших и прославить благородство и доблесть римлян. Стилистическое искусство Иосифа Флавия проявляется не только в монологах и диалогах героев, но также в описаниях - будь это описания природы Иудеи или ее городов, сражений или страшных сцен голода в осажденном Иерусалиме; ритмизованный слог, яркие сравнения и метафоры, точные эпитеты, забота о благозвучии (отчетливо проявляющаяся в оригинале «Истории») - все это говорит о том, что автор придавал большое значение литературной стороне произведения. Древнерусский переводчик сумел сохранить художественные достоинства оригинала, богатство его лексики, эмоциональность речей, живость описаний. В переводе сохранились и присущие оригиналу ритмическое членение фраз и параллелизм синтаксических конструкций. Более того, переводчик самостоятельно расширяет и конкретизирует описания, заменяет косвенную речь оригинала прямой, добавляет новые сравнения, метафоры, традиционные для русских оригинальных памятников образные выражения . Таким образом, перевод «Истории» свидетельствует о высоком мастерстве древнерусских книжников XI-XII вв. Популярность «Истории» была весьма велика. И не только потому, что в ней повествовалось об одном из важных событий всемирной истории: насыщенная боевыми эпизодами, она была созвучна русскому читателю, самому неоднократно испытывавшему тягости войн и вражеских нашествий. Не случайно летописцы XII-XIII вв. использовали в своем рассказе полюбившиеся им образы или речевые обороты из батальных сцен «Истории». Сохранилось более 30 списков древнерусского перевода «Истории», старшие из них читаются в составе Архивского и Виленского хронографов (конец XV-XVI вв.), восходящих к хронографическому своду середины XIII в. . Хронографическая Александрия. Не позднее XII в. с греческого был переведен обширный роман о жизни и подвигах Александра Македонского, так называемая «Александрия» Псевдокаллисфена (ее автором ошибочно считали Каллисфена, историка, сопровождавшего Александра в его походах). Первоначальная историко-биографическая канва повествования об Александре в «Александрии» едва прослеживается: это уже типичный приключенческий роман эпохи эллинизма, где биография македонского царя расцвечена многочисленными легендарными и фантастическими подробностями, и едва ли не главной темой произведения является описание диковинных земель, которые будто бы посетил Александр во время своих походов . Одна из редакций «Александрии» была переведена на Руси. Перевод этот встречается преимущественно в составе хронографических сводов, поэтому его именуют хронографической «Александрией», в отличие от другой, так называемой сербской «Александрии», пришедшей на Русь через южнославянское посредство в XV в. Как уже сказано, «Александрия» не столько исторический роман или беллетризированная биография героя, сколько роман приключений, а сама личность Александра приобретает и некоторые совершенно легендарные черты. Так, он объявляется не сыном македонского царя Филиппа, а сыном бывшего египетского царя-чародея Нектонава, являвшегося к жене Филиппа Олимпиаде под видом бога Аммона. Рождение Александра сопровождается чудесными знамениями: гремит гром, трясется земля. Вопреки истории, в «Александрии» рассказывается о походе Александра в Сицилию, о покорении им Рима. Это не случайно: македонский полководец выступает в романе не только как победитель великой Персидской державы, но и как герой, который сумел покорить весь мир. Характерна, например, интерпретация эпизода гибели Дария: смертельно раненный своими сатрапами, царь сам вручает Александру власть над Персией и отдает ему в жены свою дочь Роксану; тогда как в действительности Роксана, одна из жен Александра, была дочерью не Дария, а бактрийского сатрапа. В романе много сюжетных острых коллизий. Так, Александр отправляется к Дарию под видом собственного посла и лишь случайно избегает разоблачения и плена. В другой раз он, выдав себя за своего сподвижника Антигона, приходит к царице Кандакии, сын которой жаждет расправиться с Александром, ибо тот убил его тестя, индийского царя Пора. Кандакия узнает Александра, и ему удается избежать опасности только потому, что царица решает скрыть тайну своего гостя в благодарность за спасение другого своего сына. Смерть Александра также окружена таинственностью. О близкой кончине герою становится известно из знамения; когда он умирает, то темнеет небо, загорается яркая звезда и нисходит в море, колеблется «кумир вавилонский». «Александрия» читалась в составе русских хронографических сводов и, следовательно, воспринималась как историческое повествование о прославленном полководце древности. Но фактически древнерусские книжники познакомились с популярнейшим в средневековой Европе литературным сюжетом, который лег в основу многочисленных прозаических романов и поэм, созданных в X-XII вв. в Италии, Германии, Франции и других странах. Во второй редакции «Александрии» (вошедшей в состав второй редакции Еллинского летописца) был еще более усилен элемент занимательности: дополнены новыми подробностями рассказы о походах Александра в неведомые, населенные диковинными существами земли, добавлен эпизод, в котором герой поднимается в небо или опускается на морское дно, и т. д. «Александрия» разных редакций является одним из обязательных компонентов всех русских хронографических сводов и хронографов вплоть до XVII в. . Девгениево деяние. В XI-XII вв. был осуществлен также перевод византийского эпического сказания о богатыре Дигенисе Акрите. Греческий оригинал перевода не сохранился, до нас дошли только списки XIV-XVI вв. греческой поэмы о Дигенисе, отражающей уже, видимо, позднюю обработку этого эпоса . В древнерусском переводе повести о Дигенисе, обычно именуемом «Девгениевым деянием», повествуется, как аравийский царь Амир похищает юную красавицу гречанку. Отправившиеся на розыски девушки три ее брата одолевают царя. Он решает креститься и переселиться в Греческую землю вслед за возлюбленной. От брака Амира и гречанки и рождается Девгений. Он с детства поражает всех своей силой и храбростью: на охоте Девгений руками душит медведицу, рассекает надвое льва. Далее рассказывается о победе Девгения над Филипапой и богатыршей-девицей Максимианой ; от Максимианы Девгений узнает, что, женившись на ней, он проживет 16 лет, а женившись на Стратиговне, - 36, это побуждает его добиваться руки Стратиговны. Подробно повествуется в «Деянии» о женитьбе Девгения. В греческой поэме его избранница носит имя Евдокии, в древнерусской повести она именуется по отцу - Стратиговна (стратиг - военачальник, здесь же наименование военного чина превращается в собственное имя). Девгений приезжает в город, где живет девушка, на богато убранном коне, гарцует под ее окнами, распевая «сладкую песнь»; молодые люди знакомятся, и Девгений уговаривает Стратиговну бежать с ним. Она согласна, но Девгений считает, что, похитив девушку в отсутствие ее отца и братьев (они в это время уехали охотиться), он покроет себя позором. Поэтому юноша дожидается возвращения родственников своей избранницы, открыто увозит ее буквально на глазах у отца: Стратиг предупрежден слугами, но отказывается верить в возможность столь дерзкого похищения. Девгений дожидается у стен города, пока Стратиг с сыновьями пускаются за ним в погоню, и одолевает их в бою. Стратиг соглашается на брак дочери с Девгением. Семьи жениха и невесты обмениваются подарками и справляют пышную свадьбу. В заключительной части «Девг.ениева деяния» рассказывается о победе героя над царем Василием. «Девгениево деяние» обладает всеми чертами эпического сказания: герой не только красавец и удалой воин - сила и храбрость его (как, впрочем, и трех братьев его матери) обретает совершенно фантастические черты: за один «заезд» Девгений убивает по нескольку тысяч вражеских воинов. Очень эффектна при всем своем неправдоподобии сцена похищения Стратиговны: Девгений три часа бесчинствует на дворе ее отца, вызывая его на поединок, разбивает копьем ворота, но Стратиг упрямо твердит, что в его двор не смеет залететь даже птица! Впрочем, и сила противников Девгения также изображается в гиперболических размерах: так, «кмети» (витязи-богатыри) царя Амира способны в одиночку выйти против тысячи, а двое - против «тьмы» (десяти тысяч, бесчисленного множества). Хотя перевод византийского сказания о Дигенисе Акрите был осуществлен, видимо, еще в XI-XII вв. (на это указывают данные лексики и сходство некоторых фразеологических оборотов «Девгениева деяния» с Галицко-Волынской летописью XIII в.), до нас дошло только три весьма поздних списка памятника: Тихонравовский - рубеж XVII-XVIII вв., Титовский и Погодинский - середина XVIII в. При этом Тихонравовский список представляет одну редакцию «Девгениева деяния», названную исследователями первой, а другие два списка - вторую, с существенными поновлениями в лексике и сокращениями . Ни один из русских списков не сохранил полного текста «Девгениева деяния»: в Тихонравовском списке содержится описание подвигов Девгения на охоте, рассказывается о похищении им Стратиговны и о победе над царем Василием. В Погодинском и Титовском списках излагается история Амира, рассказывается о победе Девгения над Филипапой и Максимианой, но повествование о сватовстве героя к Стратиговне короче, а история победы над царем Василием опущена совсем . Повесть об Акире Премудром. В Киевской Руси был известен также перевод «Повести об Акире Премудром». Повесть эта возникла в Ассиро-Вавилонии в VII в. до н. э. . В «Повести» рассказывается, как Акир, советник царя Адор-ской и Наливской стран (т. е. Ассирии и Ниневии) Синагрипа, по божественному указанию усыновляет своего племянника Анадана. Он вырастил и воспитал его, научил всей премудрости (в повести приводится длиннейший перечень наставлений Акира Анадану) и, наконец, представил царю как своего ученика и преемника. Однако Анадан начинает бесчинствовать в доме Акира, а когда тот пытается его обуздать, осуществляет коварный замысел: подделав почерк Акира, Анадан составляет подложные письма, которые должны будут убедить Синагрипа, что Акир замышляет государственную измену. Царь потрясен мнимой изменой своего советника, а Акир от неожиданности не может оправдаться и лишь успевает испросить разрешение, чтобы вынесенный ему по настоянию Анадана смертный приговор привел в исполнение старый его друг. Акиру удается убедить друга в своей невиновности, он казнит вместо Акира преступника, а самого Акира прячет в подземелье. Египетский фараон, услышав о казни Акира, посылает послов к Синагрипу с требованием, чтобы кто-либо из его приближенных построил дом между небом и землей. Синагрип в отчаянии: Анадан, на которого он рассчитывал, отказывается помочь, говоря, что выполнение этой задачи под силу только богу. Тогда друг Акира сообщает царю, что опальный советник жив. Царь посылает Акира в Египет, где он отгадывает все хитроумные загадки, которые предлагает ему фараон. Акир принуждает фараона отказаться и от требования о постройке дома: обученные Акиром орлицы поднимают в поднебесье мальчика, который просит подавать ему камни и известь, а египтяне, естественно, не могут этого сделать. Получив дань за три года, Акир возвращается к Синагрипу, приковывает Анадана у крыльца своего дома и начинает укорять его за содеянное зло. Напрасно Анадан молит о прощении. Не выдержав язвительных попреков Акира, он раздувается, «как кувшин», и лопается от злости. Повесть эта интересна как остросюжетное произведение: хитрость и коварство Анадана, клевещущего на своего приемного отца, и мудрость Акира, находящего достойный выход из всех затруднений, в которые пытается поставить его фараон, создают в произведении немало острых коллизий. С другой стороны, едва ли не четвертая часть повести занята наставлениями, с которыми Акир обращается к Анадану: здесь и сентенции на темы дружбы, справедливости, щедрости, этикета поведения, и обличение «злых жен». Средневековые книжники имели пристрастие к мудрым изречениям и афоризмам. В различных редакциях и списках «Повести об Акире» состав сентенций меняется, но тем не менее они остаются непременной составной частью ее текста. Единственный полный список древнейшей редакции «Повести об Акире» из собрания Общества истории и древностей российских (в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина) относится к XV в.; другие два - Вахрамеевский (XV в.) и Хлудовский (XVII в.) неполные. В Соловецком списке (ныне утраченном) читалась лишь половина текста «Повести» по старшей редакции. Та же редакция читалась и в Мусин-пушкинском сборнике (вместе со «Словом о полку Игореве» и «Девгениевым деянием»), погибшем в 1812 г. Позднее, в XVII в. (или во второй половине XVI в.) создается новая редакция «Повести об Акире». По существу, это довольно свободный пересказ древней редакции повести, при этом и сюжет, и образы ее сильно русифицируются, сближаются с сюжетом и персонажами народной сказки . Древнейшая редакция «Повести об Акире» была исследована и издана А. Д. Григорьевым . Естественнонаучные сочинения. Византийская наука раннего средневековья была самым теснейшим образом связана с богословием. Мир природы, сведения о котором византийские ученые могли почерпнуть как из собственных наблюдений, так и из сочинений античных философов и естествоиспытателей, рассматривался прежде всего как наглядное свидетельство премудрости бога, сотворившего мир, или как своего рода живая аллегория: явления природы, повадки живых существ или мир минералов - все это представлялось своеобразным воплощением в живых и материальных образах каких-то вечных истин, понятий или нравоучений. С произведениями византийской ученой мысли раннего средневековья познакомились и русские книжники. Хотя точно установить время проникновения на Русь некоторых переводов не удается, возможно, что они стали известны на Руси еще до монгольского нашествия. Шестоднев. Большой популярностью в средневековых христианских литературах пользовались шестодневы. Это произведения, комментирующие краткий библейский рассказ о сотворении богом неба, звезд, светил, земли, живых существ, растений и человека в течение шести дней (отсюда и название книги - «Шестоднев»). Комментарий этот превращался в свод всех сведений о живой и неживой природе, которыми располагала в то время византийская наука. Из многочисленных шестодневов, существовавших, например, в византийской литературе, на Руси были известны «Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского, «Шестоднев» Севериана Гевальского, а позднее - «Шестоднев» Георгия Пизиды. «Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского - это компилятивное сочинение, основанное на «Шестодневах» Василия Великого и Севериана Гевальского, но автор использовал наряду с этим множество иных источников и дополнил труд собственными рассуждениями. Он состоит из пролога и шести «слов». В них рассказывается о небесных светилах и о Земле, об атмосферных явлениях, о животных, растениях, о природе самого человека. Все эти сведения, иногда отражавшие естественнонаучные представления того времени, иногда откровенно фантастические, пронизаны одной и той же идеей: восхищением перед мудростью бога, создавшего такой прекрасный, многообразный, разумно устроенный мир. Эта идея из «Шестоднева» привлекла внимание Владимира Мономаха, который в своем «Поучении» цитирует памятник и выражает свое восхищение тем, «како небо устроено, како ли солнце, како ли луна... и земля на водах положена», тем, как разнообразны звери и птицы. «Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского - наиболее распространенный в русской письменности. Старший из хранящихся в наших библиотеках списков - сербский (1263 г.), русские списки восходят к XV в. и последующим, но обращение к «Шестодневу» Владимира Мономаха и наличие фрагментов из него в хронографическом своде XIII в. свидетельствуют о том, что перевод памятника был известен на Руси гораздо раньше . «Физиолог». Если «Шестодневы» повествовали о природе в целом - от светил до растений и животных, то в другом памятнике, естественнонаучного характера, - «Физиологе» рассказывалось по преимуществу о живых существах, как реально существующих (льве, орле, муравье, ките, слоне и др.), так и фантастических (фениксе, сиренах, кентавре), и лишь о некоторых растениях или драгоценных камнях (алмазе, кремне, магните и др.). Каждый рассказ сообщал о свойствах существа или предмета, а затем давал символическое истолкование этим свойствам. Однако, как правило, и повадки животных, и особенности растений или камней в изложении «Физиолога» совершенно фантастичны, ибо основная цель его - найти аналогию между свойствами существа или предмета и каким-либо богословским понятием. Так, например, о пеликане говорится, что, едва родившись, его птенцы начинают клевать родителей, пока те, измучившись, не убивают их. Но, оплакав погубленных детей в течение трех дней, родители решают их оживить. Для этого мать пробивает себе ребро, и птенцы, окропленные ее кровью, оживают. Поведение пеликана, утверждает «Физиолог», символизирует судьбу человеческого рода, отпавшего от бога, но спасенного кровью, пролитой за него Христом. Подобно этому фантастический рассказ об обычае львов (что львица рождает детеныша мертвым, а его оживляет отец через три дня, дунув на него) также соотносится с воплощением, смертью и воскресением Христа. Тем не менее сами по себе рассказы о животных, как правило, весьма занимательны: так, о том же льве сообщается, будто бы он спит с открытыми глазами; крокодил плачет, пожирая свою жертву; птица-феникс сама сжигает себя на огне жертвенника, но в пепле зарождается «червь», который на второй же день превращается в птенца, а на третий - во взрослую птицу. Рассказывается о повадках лисы: она притворяется мертвой, а как только птицы садятся и начинают клевать ее, - вскакивает и хватает их. Саламандра (разновидность земноводных), по утверждению «Физиолога», войдя в огонь, тушит его. В некоторых редакциях памятника рассказывается, что горлица (лесной голубь) после гибели «мужа» (т. е. самца) остается одинокой: она сидит на сухом дереве, «плачющися подруга (друга, любимого) своего» . Нам известны списки «Физиолога» лишь начиная с XV в., но можно полагать, что памятник был переведен уже в Киевской Руси: характерно, что в письме киевского князя Владимира Мономаха (умер в 1125 г.) встречается тот же образ плачущей на сухом дереве горлицы применительно к вдове его погибшего сына. «Христианская топография». Известностью пользовалась в Древней Руси и «Христианская топография» Космы Индикоплова. Косма был купцом, совершившим около 530 г. путешествие в Египет, Эфиопию и Аравию. В самой Индии, несмотря на свое прозвание - Индикоплова (т. е. плававшего в Индию), Косма, как полагают, не был и сведения об этой стране приводит по чужим рассказам. Памятник состоит из 12 «слов» (глав), в которых содержится рассуждение об устройстве Вселенной. В частности, Косма утверждает, что Земля - плоская; она и покрывающее ее небо уподобляются комнате со сводчатым потолком. Видимое нами небо состоит из воды, а над ним простирается иное небо, невидимое нами. Движением светил и атмосферными явлениями управляют специально приставленные для этого ангелы. Столь же легендарны и сведения о животном и растительном мире тех стран, о которых говорит Косма. Извлечения из «Христианской топографии» Космы встречаются уже в рукописях XIII в., однако полные списки памятника дошли до нас только от более позднего времени .

Итак, перенесение на Русь христианства сопровождалось прежде всего переносом книг, которые читались и пелись в тогдашних византийских и болгарских церквах и по которым произносили проповеди. Эти книги веками затем у нас переписывались. Вместе с теми религиозными книгами, которые еще в Византии подвергались многовековой цензуре и признаны были главенствовавшей там церковью «каноническими», к нам перешли книги такого же содержания, не отобранные или не одобренные для канона, но в общем говорящие о том же или очень похожие по жанру и по оформлению на «канонические» книги. Так, например, вместе с теми евангелиями , которые считались каноническими, пришел и ряд других. В этих последних евангелиях рассказываются те же биографии - Марии, Христа, апостолов и т. д., но рассказываются по-иному. Пришли произведения и с ветхозаветными сюжетами - об Адаме, о Енохе, об Аврааме и т. д., но с содержанием, отличным от канонической библии. Таким образом, в очень раннее время Россией были получены не только книги «канонические», но и «апокрифы », не только «истинные», но и «ложные», «отреченные».

С ранних пор в византийской церкви и затем у славян существовали списки, «индексы» религиозных книг, где они были распределены по двум этим категориям. Но эти списки разноречили между собою, да и в самой церковной практике не было согласного отношения к истинности и ложности некоторых книг. Конечно, вопрос о правильности такой классификации книг для нас значения не имеет, так как все они - и «истинные», «канонические», и «апокрифические» - относятся к области мифологии. Только те книги, которые не заслужили явного признания официальной церкви или даже подверглись враждебному ее отношению, оказались более доступными массовому пониманию и даже входили в фольклорный обиход, как о том свидетельствует история всех европейских литератур. Близость к интересам народных масс и является для нас принципом отбора апокрифов как памятников, наиболее заслуживающих изучения среди всех религиозных книг.

Новозаветные и ветхозаветные апокрифы, возникшие преимущественно на востоке и в разных странах многоплеменной Византии и пришедшие на Русь в югославянских по преимуществу переводах, содержат легенды разных культур (античной, еврейской и восточных) и национальностей, носят на себе следы разных философско-религиозных систем и отличаются пестрой трактовкой сюжета: в этих апокрифах редко чувствуется авторство образованного философа-мистика, всего чаще сказывается рука творца фантастических сказок, любителя народных легенд. Фабульная сторона апокрифов в особенности привлекает внимание литературоведа своей примитивной поэзией. Легендарные фабулы апокрифов в далекой своей основе не непременно были связаны с какой-либо религией, с каким-либо культом. Лишь с течением времени они были вовлечены в религиозный оборот и религиозно морализованы: они переходили из одной религии в другую и, наконец, в разной степени христианизовались в среде общин, дороживших свободой от принудительного учения официальной церкви. За свою религиозную независимость эти общины и считались еретиками. Так, при перечислении апокрифов в славянских индексах русской редакции читаем следующие заметки по поводу того или другого апокрифа: «еретицы списали», «еретицы сложили», «еретик писал», «еретицы были исказили предания святых апостол, пишуще на соблазн грубым ложная словеса», и т. д. Судя по некоторым заметкам индекса о содержании апокрифических произведений, видно, что славянских правоверных церковников отталкивало в них несовпадение с каноническими книгами в фабульных подробностях. О догмах и других глубинах богословия заметок здесь нет, что свидетельствует о невысоком уровне этих цензоров. Например: «О Еносе , что был на пятом небеси и исписал 300 книг»: «Исход Моисеев , криво складен: что Моисий над срацины царствовал и что у тестя своего Рагуила во ограде палицу вырвал»; «Паралипомена Иеремиина о пленении: что орла слали в Вавилон с грамотою ко Иеремии»; «Обхождения (или «обходи ») апостольские , что приходили (апостолы) ко граду и обретоша человека, орюща волы, и просиша хлеба; он же иде во град хлеба ради, апостоли же без него взоравше ниву и посеяша; и прииде с хлебы и обрете пшеницу зрелу»; «Петрово хождение по вознесении господни: что отрочатем продал господа и архистратига Михаила крести, что и рыбы по суху ходили еретик писал», и т. д. В какой среде у славян бытовали, главным образом, апокрифы, можно заключить по такой заметке индекса: «Суть же и межу божественными писаньми ложная писания насеяна от еретик на пакость невежам , попам и дьяконам, у нихже толстые сборници (книги сборного содержания) сельские , и худые номоканунцы (т. е. церковные правила ) по молитвенникам у сельских попов». Конечно, те немногие произведения, которые могут считаться апокрифическими только за свободную поэтизацию библейских сюжетов, а по существу не противоречат церковному канону, находили себе признание и в правоверном кругу образованных книжников. Так, апокрифическим «Первоевангелием Иакова» воспользовались в XI в. «Сказание» о князьях Борисе и Глебе, а в XII в. - проповедь Кирилла епископа Туровского, т. е. литература высшего класса Киевской Руси. Эпизоды из Первоевангелья изображены даже на мозаике Киевской Софии, начатой постройкой в 30-х годах и освященной в 50-х годах XI в.

В Киевском периоде, т. е. в эпоху XI - начала XIII вв., когда во главе княжеств стояло Киевское, на Руси циркулировали переводы апокрифов с биографиями ветхозаветных «праотцев» и «патриархов», с видениями и предсказаниями «пророков», все - произведения древнееврейские; затем евангелия - Иакова, Фомы, Никодима; легенды о Христе и богородице; сказания о проповеди некоторых апостолов («Обиходи») и о деяниях кое-каких святых, в особенности мучеников; путешествия святых в рай и произведения космогонические и эсхатологические, т. е. о начале и конце мира; наконец, молитвы-заклинания.

По заключению авторитетных исследователей, часть апокрифов, полученных на Руси еще в Киевском периоде (например, сказания об Адаме, книга Еноха, евангелие Фомы, некоторые легенды о Христе и об апостолах), была связана с восточной, затем византийско-болгарской ересью, последователи которой обычно называются болгарским именем «богумилов ». На связь с богумильством есть указание в славянском индексе, именно в заметках по поводу заклинаний против лихорадок («трясавиц») и по поводу, легенд о Христе, попе и пахаре: «недуг естественный, егоже трясавицами именують, яко же дееть Иеремия поп болгарский... Сия солгал Иеремия поп, Богумилов сын и ученик, пачеже богу не мил»; «о господе нашем Иисусе Христе, како в попы ставлен, тоже Иеремия то си изолга»; «како Христос плугом орал, то Иеремия поп болгарский изолгал»... По словам византийских и болгарских полемистов X-XII вв., ересь, которую начал в Болгарии действительно поп Богумил, состояла в следующем. Еретики признавали верховного бога доброго, который сотворил невидимый, духовный мир, и отпадшего демона злого, Сатанаила, который создал видимый вещественный мир. Так как царство доброго бога началось только с пришествия Христа, то богумилы отрицали ветхозаветные книги; они отрицали существующую церковь со всем ее культом как продолжение ветхозаветной традиции. Считая видимый мир и тело человека созданием демона, они учили бежать от мира и жить в безбрачии, отрицали труд, собственность и семью. Это суровое, аскетическое вероучение, связанное с христианством внешне и не у всех народов, процветало в периоды общественных коллизий, когда угнетение эксплоатируемых слоев общества превышало меру терпения. У южных славян оно не переводилось, выполняя политическую роль национальной оппозиции византинизму. Есть мнение, что и в феодальной России богумильство периодически находило себе почву для оформления протеста против гнета со стороны церковной и светской власти, и это не только в Киевский период, но и особенно в XIV и XV вв. В среде богумилов, как и у более ранних представителей того же в основе учения, вращалось, по-видимому, много апокрифов. Одни из этих апокрифов (например, космогонические) принадлежали вполне их творчеству, другие же были заимствованы и лишь применены к богумильству.

Чтобы дать представление, о древних легендах в изложении апокрифических книг, предлагаем пересказ «деяний» апостола Андрея и сказания о Соломоне и Китоврасе . Оба произведения в переводе с греческого были известны русским уже в Киевский период.

В начальной русской летописи (редакция XII в.) рассказывается, что апостол Андрей, просвещавший побережье Черного моря, побывав в Синопии, пришел в Корсунь (Херсонес Таврический), затем, направляясь в Рим, поднялся по Днепру до гор, где впоследствии основался Киев, благословил их и проследовал в Новгород, где дивился жарким баням. Потом он пошел к варягам (в Швецию), оттуда в Рим и из Рима в Синопию. Нет сомнения, что этот тенденциозный грекофильский рассказ исходил из легенд о проповеди Андрея у черноморских варваров. Одна из этих легенд повествует следующее.

«Во время оно» (по вознесении Христа) апостолы собрались в Иерусалим делить между собою страны, куда кому идти проповедывать. На долю Матфея выпало идти в город людоедов («град человекоядец»), которые «ни хлеба не ядят, ни воды не пьют, а ядят тело и пьют кровь пришельцев», предварительно выколов им глаза и доведя их чародейным питьем до такого состояния, что они начинали «траву ясти». Так они поступили и с Матфеем, ослепили, опоили его и заключили в темницу. Но Матфей не потерял рассудка и обратился ко Христу с молитвой о спасении. И вот в темнице засиял свет, и из света послышался голос Христа, обещавший прислать через 27 дней Андрея, который и выведет из темницы Матфея вместе с другими заключенными. Тут Матфей прозрел, но скрыл это от сторожей, пришедших в темницу для отметки заключенных за три дня до их убийства. А Христос явился Андрею «в стране, в нейже учаше» и велел ему идти с учениками «в страну человекоядец» для освобождения Матфея. Андрей просил послать вместо себя ангела, ссылаясь на то, что не поспеет в три дня, да и не знает дороги. Но Христос велел ему идти наутро к морю, где для путешествия он найдет «кораблец мал». Христос «словом» приготовил корабль и сам с двумя ангелами преобразился в корабельщиков, так что Андрей их не узнал. Андрей подивился, как это они плывут в город человекоядцев, откуда никому нельзя бежать, на что Христос отвечал: «дельце нам мало ту сделати, вас ради скончати». Тогда Андрей заявил, что у него с учениками нет ни денег для оплаты путешествия, ни пищи, так как апостолам заповедано в пути на проповедь не носить с собой ни серебра, ни хлеба, ни жезла, ни двух одежд. Христос-кормчий согласился с этой заповедью и пригласил их в корабль, выразив радость, что «апостол господень внидет в корабль мой и благословит ны». Самое плавание изображено в виде бесед Андрея с неузнанным им Христом, причем приведен рассказ апостола о чудесах, посредством которых Христос доказывал свою божественность. Чудеса состояли в следующем. Христос велел одному из двух каменных сфинксов, бывших в языческом храме, сойти с своего места и обличить неверующих. Но этого оказалось недостаточно для старшин жреческих: они не верили, чтобы Христос был тот самый бог, который говорил с Авраамом, Исааком и Иаковом. Тогда два сфинкса, по приказанию Христа, дошли в Хананею и привели во свидетели ветхозаветных патриархов, воскресших для этого случая. После беседы, когда корабль приближался уже к земле, путешественники уснули, и Христос велел ангелам перенести их к воротам града человекоядцев. Пробудившись утром, Андрей догадался, кто был «правитель корабленый», и стал сетовать, что не узнал его; ученики же сообщили апостолу, что во время сна орлы относили их души в рай, где они увидели Христа, окруженного ангелами, праотцами и святыми, «и видехом 12 апостола, предстояща пред господем, и внеуду нас - 12 ангелов окрест, бяху подобии нам видом». Обрадованный Андрей стал просить в молитве, чтобы Христос явился и простил ему обращение, как с простым человеком. Тот явился в виде «детища, благообразна и красна», объяснил, что чудеса плавания были совершены для назидания колебавшегося сначала Андрея, и снова велел ему идти в город и освободить из темницы Матфея и заключенных с ним. При этом Христос предупредил Андрея, что в граде его ожидают беды, укоризны и муки, которые, однако, души его не одолеют. Когда Андрей и ученики вошли в град, «никто же их не виде». По молитве Андрея, семь стражей у темницы «господним промыслом» «издохнуша». Двери темницы, на которых Андрей начертил крест, открылись сами, и апостол увидал в темнице Матфея, «сидяща и поюща в себе», и «мужа (мужей) наги, ядуще траву, яко скот». Оба апостола помолились об исцелении этих людей, ослепленйых и| «уподобившихся скотом». Возложением руки на их лица Андрей вернул им зрение и человеческий ум и велел им уходить без боязни. Облако окутало Матфея и учеников Андрея и отнесло их на гору, где находился апостол Петр. Выйдя из темницы Андрей с некоего «столпа» стал смотреть, что случится далее. Когда слуги направились в темницу, чтобы вывести заключенных на съедение, они нашли двери открытыми, темницу пустою, а сторожей - мертвых, о чем и сообщили князьям града. Те велели принести мертвых сторожей, чтобы съесть их теперь, со следующего же утра решили предложить гражданам метать жребий между собою, кому идти на заклание, а далее, для той же цели привозить на кораблях пленников из окрестности.. Посреди града была печь, а перед нею большой плоский камень, на котором резали людей и где пили их кровь. Слуги принесли сюда мертвых сторожей и стали их рассекать мечом. Но по молитве Андрея мечи выпали у них из рук. Погоревав о том, что в городе, очевидно, появились волхвы, князья произвели жеребьевку между гражданами. Один старик, вынувший жребий, просил вместо себя заколоть сына и дочерей. Плачущих детей слуги повели было на заклание, но по молитве Андрея мечи опять выпали у них из рук. Тут явился дьявол в виде старца и, пугая народ предстоящей голодной смертью, понуждал искать того странника, который выпустил заключенных. Андрей, невидимый дьяволу, осыпал его укоризнами, а затем, по приказанию Христа, обнаружил себя перед всеми, «да уведят сущего бога». Схвативши апостола, граждане, наученные дьяволом, обвязали ему шею веревкой и три дня волочили его по всем улицам, так, что, «плоть его прилепляшеся по земле». На ночь Андрея бросали в темницу, где бесы пытались его убить, но не смогли, боясь креста, изображенного Христом на его лице. Влачимый по земле, Андрей молил Христа о помощи, напоминая его же слова: «если мне последуете, не дам упасть волосу с вашей головы». Христов голос подтвердил тогда Андрею, что «небо и земля пройдут, а слова божьи не пройдут»: «оглянись на улицы и посмотри, что сталось там с твоим телом и волосами». Обернувшись, Андрей увидел, что там выросли высокие деревья, покрытые листьями и плодами, и понял, что Христос его не покинул. В темнице Андрея находился столп, на котором был каменный муж; он простер к этой статуе руки и, закляв ее крестом, велел каменному мужу излить устами воду и потопом наказать граждан. Напрасно они хотели бежать от наводнения; по молитве Андрея ангел окружил город огненным облаком. Когда вода дошла гражданам до шеи, горько рыдая, стали они раскаиваться в муках, причиненных пришельцу (Андрею), собрались освободить его из темницы и молили о своем спасении именем Христа. Запретив каменному мужу изливать воду, Андрей вышел из темницы, и вода побежала от его ног. Уходя в бездну, вода, по молитве Андрея, увлекла за собою и потопила городских вельмож; но убедившись, что эти чудеса подготовили народ к обращению в христианство, Андрей воскресил утонувших. Все окончательно уверовали и т. д.

О другом апокрифе, который мы предложим в неполном пересказе, славянский индекс выразился следующими словами: «О Соломоне цари и о Китоврасе басни и кощуны - лгано: не бывал Китоврас на земли, но еллинстие (т. е. языческие) философы ввели». «Китоврас» - это грецизированное имя индийского духа - «гандарва». Легенда прошла до Византии длинный путь - через Иран, через еврейскую среду и т. д. Судя по языку, она была переведена а греческого прямо по-русски не позднее XII в.

Соломон ищет Китовраса, потому что для построения храма ему необходимо достать таинственное средство, чтобы камни можно было готовить без употребления орудий. Узнав, что Китоврас живет «в пустыни дальней», мудрый Соломон придумал сковать железную цепь и железное ожерелье, на котором написал «во имя божие заречение (заклятие)». С этими оковами Соломон отправил «боярина своего лучшего», во главе отроков, которые везли с собою вино, мед и овечьи шкуры («руна овчия»). Посланные пришли на место пребывания Китовраса, где было три колодца, «а его несть ту». По указанию Соломона, они наполнили два колодца вином, а третий медом и заткнули их овечьими шкурами, сами же спрятались в стороне. Они знали, что Китоврас придет пить воду из этих колодцев. Китоврас пришел, жаждая («прехотев») воды, приник к колодцам и, увидев вино, сказал: «всяк пияй вино, не умудряет(ся)», а затем: «ты еси вино, веселяще сердца человеком». Выпил он все три колодца и хотел вздремнуть немного, но «разже его вино и усне твердо». Тогда боярин Соломона надел ему на шею оковы. Придя в себя, Китоврас хотел было освободиться, но боярин указал ему на «имя господне с запрещением», написанное на ожерелье, и Китоврас «пойде кротко». Нрав же у него был такой: не ходил он «путем кривым», но «правым». Придя в Иерусалим, соломоновы слуги готовили для Китовраса особую дорогу и разрушали дома: «не ходяще бо криво»; понадобилось сломать и хижину бедной вдовы, но она взмолилась Китоврасу: «вдовица есмь убогая». Тогда Китоврас хотел обогнуть эту хижину, не сходя с прямого пути, сломил себе ребро и сказал: «мягко слово кость ломит, а жестоко слово гнев воздвизает». Проходя по рынку, он услыхал, как некий муж спрашивал, нет ли в продаже кожаной обуви, которой бы хватило на 7 лег. И рассмеялся на это Китоврас. Далее он увидал знахаря, который ворожил, и опять рассмеялся, а при виде веселой свадьбы заплакал. Увидев заблудившегося, он навел его на дорогу. Привели Китовраса во дворец, но в первый день не предъявили его Соломону. На вопрос Китовраса, почему его не зовет к себе царь Соломон, ему сказали, что накануне вечером он перепил вина. Тогда Китоврас положил один камень на другой, что Соломон разгадал так: «велит ми пити питье на питье». И на другой день не позвали Китовраса, объяснив ему, что царь хворает, потому что накануне много ей. Тогда Китоврас снял один камень с другого. На третий день его позвали к царю, и тот объяснил Китоврасу его захват необходимостью узнать от него, чем можно вытесать камни для «Святая святых», кроме железа, которое запрещено. Китоврас сообщил, что средством для этого послужит «шамир» (червяк или алмаз), которым пользуется птица «кокот» (т. е. гриф или страус), имеющая гнездо на горе каменной, в пустыне дальней. Соломон послал туда своего боярина, которому Китоврас дал «стекло белое» с наставлением: «яко вылетит кокот, замажи стеклом сим гнездо». Когда боярин пришел к гнезду, там сидели только птенцы («куренца малы»), кокот же улетел за пищей. Гнездо замазали стеклом. Вернувшийся кокот тщетно пытался проникнуть в гнездо: «куренци пискаху сквозе стекло, а он к ним, и не уме что сотворити». Тогда кокот полетел за шамиром, который хранил «не на коем месте»; принес его к гнезду и положил на стекло, желая «рассадить» им стекло. Тогда боярин и его отроки крикнули, кокот уронил шамир, который и был принесен Соломону. Соломон стал расспрашивать Китовраса, почему он рассмеялся, когда человек искал себе на рынке обуви, которой бы хватило ему на 7 лет. Потому что я видел, что ему осталось жить 7 дней, - отвечал Китоврас. А почему рассмеялся, когда ворожил знахарь? Потому что он, сообщая людям тайны, сам не знал, что под ним был склеп с золотом. Плач свой при виде свадьбы Китоврас объяснил жалостью к молодому мужу, которому суждено было прожить всего 30 дней. Соломон велел проверить, и оказалось все правдой. Что же касается сбившегося с пути пьяницы, то Китоврас направил его на дорогу потому, что слышал голос с неба, «яко верен есть муж той, и достоит послужити ему». На этом мы закончим пересказ одной из легенд, окружавших Соломона и популярных в книжности, в фольклоре, в литературе и искусстве многих стран Востока и Запада вплоть до недавних дней.

Для пересказа ограничимся двумя этими апокрифами. Другие педагоги передают из апокрифов обычно «Xождение богородицы по мукам », где рассказывается, как богородица, обозревшая ад и видевшая непрерывные муки грешников, умолила своего сына дать мучимым периодический отдых от мук. Несмотря на сентиментальную поэзию произведения и его мировую известность, нам оно не кажется характерным для апокрифического стиля. Оно недостаточно еретично. Славянский перевод «Хождения» с греческого восходит уже к XII в. и замечателен тем, что среди мучащихся в аду на первом месте упомянуты веровавшие в «Трояна, Хорса, Велеса, Перуна» (языческие божества Руси).

Апокрифы иногда соединялись и в большие компиляции. Такое собрание ветхозаветных апокрифов в славянском переводе Россия, имела уже в XII-XIII вв. под названием «Толковая палея » («палея» - грецизм, значит «ветхая»). Апокрифы здесь перемежаются толкованиями ветхозаветных данных как предвестий Христа и сопровождаются выпадами против иудаизма. Эта, так сказать, «апокрифическая библия» по засоренности невразумительными рассуждениями едва ли была широко распространена.

Позднее в болгарском переводе с греческого появилась на Руси «Историческая палея », в которой библейская апокрифическая история была дана в вульгарном оформлении. Русские книжники еще более ее опростили, приблизив ко вкусам фольклора. Приведем отсюда эпизод о потопе, не лишенный юмора. Если автора «Толковой палеи» занимали тайны мироздания во всем разнообразии его явлений, то русского редактора «Исторической палеи» особенно заинтересовал вопрос, как произошли кошки. Когда бог решил очистить землю потопом, он предупредил об этом Ноя и сообщил ему схему ковчега, на котором Ной мог бы спастись. На горах аравитских Ной стал строить ковчег, сходя с этих гор домой поесть один раз в три месяца. Дьявол, искони ненавидящий род человеческий, подольстился к ноевой жене, чтобы она узнала, куда это удаляется ее муж. Та отказалась: «крепок муж мой и не могу испытатъ его». Тогда дьявол уговорил ее напоить Ноя допьяна и сообщил ей рецепт напитка. Пришел Ной обедать и попросил у жены пить. Жена поднесла ему чашу с дьявольским питьем. Попробовав, Ной сказал: «се есть хмель рванец, умному на веселье, на свадьбу, на кумовство и да братство и на все доброе, а безумному на бой, на брань и на все злое дело». Когда Ной выпил три чаши и развеселился, жена «нача дьяволим научением ласкаться около мужа своего» и выспросила, куда он удаляется и над чем работает. Затем она передала все дьяволу, и тот разбил ковчег, так что Ною пришлось его делать вновь. Наконец, 27 апреля пришел потоп на землю. Бог отворил 12 оконцев морских, раскрылись «хлябия небесная», и полил дождь на 40 дней и ночей. Ной ударил в било, и по этому знаку в ковчег вошли дети Ноя с женами и чистые и нечистые животные по паре. Дьявол же стал уговаривать жену Ноя: «Не ходи в ковчег без моего слова». Та послушалась. Рассерженный Ной, наконец, закричал ей: «пойди, окаяннице, в ковчег, пойди, прелестнице!» Та все медлила. Тогда Ной крикнул: «пойди диаволе в ковчег!» При этих словах дьявол вошел в ковчег, обратился в мышь и начал грызть его дно. «Ной же помолился богу. И пришед в ковчег лютый зверь и прыснув (фыркнув), из ноздру же его выскочиста кот и кошка и удависта мышь ту. Повелением божиим не сбысться злохитрьство диаволе. И оттоле начаша быти коты».

Кстати оказать, к числу апокрифов в древности относили и некоторые жития святых, переводные с греческого, например «Никитино мучение», в котором рассказывается, как Никита бил веревкой дьявола, обратившегося в собаку, что изображалось в иконописи и на амулетах. Некоторые черты житийных персонажей образовали апокриф уже на русской почве. Приведу один такой апокриф по книге Афанасьева «Русские народные легенды». Там рассказывается, как двое святых, Никола и Касьян, шли по дороге и видят: крестьянин ввалился с телегой в грязь. Несмотря на то, что Никола был щеголевато одет, он стал помогать выворачивать телегу из грязи, а Касьян отказался. Вывод - Николе поэтому празднуется два раза в год, а Касьяну в четыре года раз. Никола два раза может получить канун и ладан, а Касьян в четыре года один раз.

ЗАУМНИК.РУ, Егор А. Поликарпов, 2012 — научная редактура, ученая корректура, оформление, подбор иллюстраций; все права сохранены.

Истоки и традиции издания переводной литературы в России

Каждая национальная литература утверждает свою традицию восприятия и усвоения иностранной литературы. Для русской литературы отправной вехой в этом отношении стали литературы Болгарии и Византии. Целиком рукописная, древнерусская литература начинается с переводов: переводы в XI - ХП вв. в ряде случаев предшествовали созданию того же жанра. В целом Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое. Однако в этом не следует усматривать некое свидетельство «неполноценности» культуры восточных славян. Все европейские средневековые государства «учились» у стран-наследниц многовековой античной культуры - Древней Греции и Рима. По сути, вся европейская цивилизация является цивилизацией эллинистической. В Древней Руси восприятие чужой культуры было активным, творческим, стимулировало возникновение оригинальной литературы.

С принятием христианства на Руси значительная часть книг - и, в частности, богослужебных - была привезена из Болгарии. Грамматический строй и словарный состав русского и старославянского языков этого периода были так близки, что старославянский воспринимался не как иностранный язык, а всего лишь как язык более книжный. Русь смогла использовать уже готовый старославянский кириллический алфавит. Болгарские книги, будучи формально «иноязычными», по существу не требовали перевода. Отдельные черты болгарского морфологического строя, как и часть лексики старославянского (древнеболгарского) языка вошли в систему древнерусского. Старославянский язык на русской почве утрачивает специфику «чужого» языка и включается в систему русского литературного языка как одна из его разновидностей.

Одновременно осуществляются переводы непосредственно с греческого.

При рассмотрении вопроса о взаимовлиянии литератур Византии, Болгарии и Древней Руси правильнее говорить не о влиянии, а о своеобразном процессе трансплантации литературы одной страны в другую - о переносе византийской литературы на русскую почву. До принятия христианства в Древней Руси не существовало литературы, и на первых порах после принятия христианства византийская литература - непосредственно или через болгарское посредство - была просто перенесена на Русь (трансплантирована). Однако этот перенос отнюдь не был механическим: книги не просто переводились или переписывались, они продолжали свою литературную историю: создавались новые редакции произведений, их сюжет изменялся, первоначальный язык перевода русифицировался. Особенно это касалось произведений светского повествования и исторических. Сочинения отцов церкви или библейские книги в большей степени сохраняли свой канонический текст.

Поэтому выделение в литературе Древней Руси переводной литературы имеет значение лишь в том отношении, что мы указываем на происхождение памятника, а не на его место в древнерусской литературе-

Явление трансплантации оказалось чрезвычайно прогрессивным: в короткий срок Русь получила литературу с разветвленной системой жанров, литературу, представленную десятками и сотнями памятников. Через несколько десятилетий после начала этого процесса на Руси по образцу переводных памятников стали создаваться свои, оригинальные произведения.

Рассматривая самый ранний этап формирования жанров переводной литературы в Древней Руси, следует обратиться к периоду Х1-ХШ веков. Столь широкие временные рамки объясняются в первую очередь тем, что произведения этого периода, как правило, сохранились лишь в поздних списках, и мы можем только по косвенным данным определять время их перевода или проникновения в литературу Древней Руси.

Отдельные книги Ветхого и Нового заветов стали известны в славянских переводах уже в Киевской Руси. Наиболее широкое распространение получили книги (например, переписанное в 1056-1057 гг. для новгородского посадника ) и (собрание из 150 псалмов - молитв и гимнов, автором которых церковная традиция считает в основном ). По косвенным данным можно установить, что в хронографический свод середины ХП века вошли все книги , книги Иисуса Навина, Судей, книги Царств и отрывки из некоторых других ветхозаветных книг.

В древнерусской, как и в любой другой средневековой христианской литературе, большим авторитетом пользовалась патристика - сочинения римских и византийских богословов III-XI вв., почитавшихся как «отцы церкви». В этих сочинениях обосновывались и комментировались догмы христианской религии, велась полемика с еретиками, излагались основы христианской морали.

На Руси широко распространились сочинения выдающегося византийского проповедника (344-407), авторитетом пользовались также сочинения византийского проповедника (329-390), (ок.330-379), автора популярной в средневековье книги , (293-737)-борца за догматы православия и др. Патриотическая литература сыграла важную роль в формировании этических идеалов новой религии.

Также воспитывали и наставляли в христианских добродетелях и памятники другого жанра - жития святых, рассказы о жизни, страданиях или благочестивых подвигах людей, канонизированных церковью. Такая житийная литература называется агиографией . В житиях мы нередко встречаемся с остросюжетным повествованием. Чудеса, творимые святыми, описывались в житиях с яркими и детальными подробностями.

В Киевской Руси были переведены многие византийские жития. Сохранились списки или ссылки русских авторов на жития Алексея, Человека Божия, Евстафия Плакиды, Василия Нового, Саввы Освященного, Ирины, Антония Великого, Феодоры и дp.

Излюбленным произведением агиографического жанра на Руси было , в котором был развит мотив отречения от земных благ и странствования.

Широкую известность в Киевской Руси приобрели патерики - сборники коротких рассказов, по большей части о монахах, прославившихся своим благочестием или аскетизмом. Сюжеты переводных патериков оказали влияние на творчество древнерусских книжников. Отдельные патериковые легенды были использованы в творчестве русских писателей XIX в. - ,

В средневековой письменности широкое распространение получили апокрифы - легенды о персонажах библейской истории, однако сюжетно отличающиеся от тех, которые содержатся в библейских канонических книгах. В списках до ХШ века сохранились апокрифические сказания о пророке Иеремии, апокрифы , и ряд других. Для апокрифов характерно обилие чудес, фантастики, экзотики. В то же время апокрифы удовлетворяли не только литературные, но и богословские интересы. В них ставились вопросы о будущем мира, о судьбе человека после его смерти и т.д. Этой теме посвящен, например, популярный апокриф «Хождение Богородицы по мукам».

Среди первых переводов и первых книг, привезенных на Русь из Болгарии, были и византийские хроники - произведения историографии, излагающие всемирную историю. Особенно большую роль в развитии оригинального русского летописания сыграла , составленная византийским монахом. В данном произведении одно и то же греческое слово может передаваться целой серией синонимов: домысел, домышление, замышление, мысль, помысел, размышление, разум, разумение, смысл, ум, чувствие и т.п. Эта богатая старославянская синонимика переходила в русский язык, взаимодействуя с исконно восточнославянскими словами, образуя новые синонимические ряды.

Не позднее ХП в. с греческого был переведен обширный роман о жизни и подвигах

Переводческое дело впервые приобретает систематичность и требует вмешательства государства. Сам император, выражая недовольство по поводу плохого качества многих переводов, формировал предъявляемые к переводчикам требования и наставлял их: надо «остерегаться», дабы внятнее перевесть, и не надлежит речь от речи хранить в переводе, но точно сенс выразумев, на свой язык уж так писать, как внятнее».

При подготовке к изданию переводных книг трудности перевода специальных терминов были практически непреодолимы: таких слов в русском языке того периода практически не было. Проблема была столь остра, что государство вынуждено было издать специальный указ, который гласил: «Для переводу книг зело нужны переводчики, особливо для художественных, понеже никакой переводчик, не имея того художества, о котором переводит, перевесть то не может; того ради заранее сие делать надобно таким образом: которые умеют языки, а художеств не умеют, тех отдать учиться художествам, а которые умеют художества, а языку не умеют, тех послать учиться языкам... Художества же следующие: математическое... механическое, хирургическое, архитекур цивилис, анатомическое, ботаническое, милитарис и прочие тому подобные» (Указ от 23 января 1724 г.). Этот конкретный документ подчеркивал мысль: переводчик, работая с книгой, вынужден глубоко изучить предмет, отрасль знания, тематику, которые в этой книге рассматриваются. Следует упомянуть о переводческой и издательской деятельности , который во времена петровских преобразований возглавлял Московский печатный двор и Синоидальную типографию. Ф.Поликарпов являлся автором славяно-греко-латинского .

В послепетровскую эпоху практически все видные деятели русского классицизма - М.В. Ломоносов, А.П. Сумароков, В.К. Тредиаковский, А.Д. Кантемир, Г.Р. Державин - отдали дань переводческой деятельности.

Переводческая деятельность в основном проявилась на уровне языковой практики - в принадлежащих его перу художественных и научных сочинениях.

Издание планировалось и осуществлялось в двух сериях. Одна предназначалась для подготовленного читателя, другая - для широких кругов. Масштаб работы, начатой Горьким, высокие цели, которые он ставил, были беспрецедентны в истории человеческой культуры. В то же самое время не следует упускать из вида, что подобная деятельность была с определенной точки зрения весьма благоприятной для большевистского режима, поскольку она позволяла представить миру некую «витрину» культурного благополучия в стране, раздираемой гражданской войной и потрясаемой политическими репрессиями, отчасти направленными и против деятелей культуры, не пожелавших сотрудничать с властью. в книге писал: «В этой непостижимой России, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое в богатой Англии и богатой Америке... В умирающей с голоду России сотни людей работают над переводами; книги, переведенные ими, печатаются и смогут дать новой России такое знакомство с мировой культурой, какое недоступно ни одному другому народу».

К сожалению, в тех условиях горьковскому издательству удалось выпустить в свет не так много книг, как планировалось. В России недоставало денег, бумаги, полиграфической базы. Трудности возникали и с работой по отбору произведений и их оценке, написанию вступительных статей. На весьма неоднородный по взглядам состав сотрудников издательства не могла не оказывать влияния прогрессирующая реакция в стране.

Впоследствии эстафету издательства «Всемирная литература» приняли , и другие. Выходили все новые собрания сочинений зарубежных классиков. Те задачи, которые Горький пытался решить в своем издательстве, стали предметом исследования армии ученых различных профилей - теоретиков и историков литературы, текстологов, теоретиков и практиков переводческого дела.

На фоне огромного массива книг иностранных авторов по своим масштабам и значению выделяется « (1967-1978). Она принесла читателям двести томов, каждый из которых был издан тиражом несколько больше 300000 экземпляров, в целом - свыше шестисот миллионов экземпляров.

Высокий научный уровень «Библиотеки» был определен активной творческой деятельностью редакционного совета издания, в который вошли многие крупнейшие отечественные ученые и писатели. Каждый том сопровождался вступительной статьей (в ряде случаев несколькими статьями) и примечаниями. Общий объем статей - около 270 печатных листов, а объем примечаний - более 450 печатных листов. По сути дела, это многотомные тома всемирной литературы. В работе над этим огромным коллективным трудом приняли участие ученые Англии, Болгарии, Венгрии, Германии и Чехословакии. Около 26 тысяч произведений авторов всех стран и народов вошло в БВЛ. Немалая часть этих произведений впервые стала достоянием широких читательских кругов.

Издание состояло из трех серий: Литература Древнего Востока, античного мира, Средних веков. Возрождения, XVII и ХУШ веков; Литература XIX века и Литература XX века. Следует подчеркнуть, что в заданном объеме составителям удалось сделать много. Однако необходимо также принять во внимание и то, что - особенно при работе над третьей серией издания - над составителями довлел идеологический фактор отбора произведений, поэтому многие замечательные произведения мировой литературы XX столетия остались «за бортом» данного издания. Идеологическая установка заключалась в следующем. Были взяты «несомненно лучшие, наиболее значительные произведения, которые дают возможность проследить основные закономерности литературного процесса XX века», которые «убедительно показывают, что в системе художественных ценностей нашего века определяющая роль принадлежит реалистическому искусству, что реализм является магистральным путем развития современного искусства». «Воинствующий материализм» в качестве основного методологического принципа отбора произведений литературы текущего столетия для включения в издание, столь представительное и авторитетное, как БВЛ, определил круг авторов-«»отказников». Ими стали многие писатели, чье творчество ныне по заслугам причисляется к вершинам европейской и - шире - мировой культуры художественного слова.

Следует подчеркнуть особую роль советских литературно-художественных журналов послевоенного периода как «застрельщиков» публикации произведений современных иностранных писателей. Наиболее значительными журналами, публикующими переводы классических и современных мастеров иностранной поэзии и прозы, были , и др. Ведущим журналом в этом ряду изданий являлась (и ныне является) «Иностранная литература» (долгие годы возглавляемая ученым, дипломатом, писателем и переводчиком Н.Т. Федоренко). Именно на страницах литературно-художественных журналов случались прорывы «идеологической блокады» советского читателя. Цензурные требования, предъявлявшиеся к журнальным публикациям, были столь же строгими, как и к