Читавшие "Раковый корпус" Александра Солженицына наверняка помнят, как герой этого произведения Косоглотов, собрав всю волю в кулак, внушал плодящимся в его организме раковым клеткам: "Вам - хана!" Однако далеко не всем известно, что прототипом этого персонажа был сам писатель. Солженицын стал одним из нескольких сот человек на Земле, чьи почти граничащие с чудом случаи самоисцеления от безнадежного рака официально зарегистрированы наукой.

Врачи считают, что выздоровление организма от запущенного рака граничит с мистикой. - Когда метастазы развиваются, пациенты испытывают адские боли. Кричат так, что невозможно слушать, - рассказывают онкологи. - Пока не вколешь обезболивающее, муки не утихнут.

Каждый день тысячи людей умирают от рака. Умирают долго, иногда годами, без надлежащего присмотра и ухода, в большинстве случаев без участия и внимания каких-либо служб. Неимоверные стрессовые ситуации, физические и нравственные муки переживают возле таких больных их родственники и близкие. Организацию помощи таким людям специалисты назвали "паллиативной медициной". Эта служба оказывает комплексную поддержку неизлечимым больным, их родственникам и близким. В мировой практике такая служба называется хосписом.

Хоспис - мало привычное для России слово. В прошлом хосписами называли странноприимные дома, которые монахи строили для паломников, направляющихся в Святую Землю. Современные хосписы - это дома, в которых проводят свои последние дни неизлечимые больные. Впервые такие дома появились в Англии. Первым среди них стало заведение, основанное в 1967 году леди Сисили Сондерс на собственные средства. Она назвала его именем святого Христофора. Пять лет назад хосписы появились и в нашей стране. Самый первый был организован под Санкт-Петербургом в поселке Лахта.

Его основателем стал Андрей Владимирович Гнездилов, врач, принявший недавно сан священника. Так же, на берегу Финского залива, работают и сестры-монахини. В России пока насчитываются единицы хосписов, и опыт их работы достоин широкого распространения.

Недалеко от Финского залива расположился небольшой храм в честь святых Петра и Павла. Рядом с ним - вытянутое одноэтажное здание хосписа. На этой территории в стародавние времена была усадьба легендарной княгини Ольги. Структура хосписа проста: стационар на 30 коек, при котором есть выездные бригады для оказания помощи онкобольным (а также для психологической поддержки их родственников) на дому. Вся помощь бесплатная.

Смысл хосписа, считают идеологи движения, - борьба за души людей не только умирающих, но и остающихся жить, борьба за снятие боли, физической и душевной, через покаяние и прощение. Да поможет им в этом Бог. И мы тоже. Кладут сюда, по сути дела, только в трех ситуациях. Во-первых, страдающих от неукротимого болевого синдрома, когда дома никакие препараты не помогают. Тогда ведут круглосуточное наблюдение, подбирают эффективную схему обезболивания. Во-вторых, здесь учитывают, что измученным родственникам необходим хотя бы кратковременный отдых. В-третьих, особое внимание уделяется одиноким людям и тем, кто живет в коммуналках. Для большинства из них этот уютный дом с тихим внутренним двориком - райское место. Полежав неделю-другую, многие уже не хотят выписываться, воспринимая это как жестокий акт.

В общении с больными прослеживается та ласковая фамильярность, которая возможна только в отношении самых близких людей.

Каким-то непередаваемым уютом веет уже от самого одноэтажного добротного бревенчатого здания хосписного отделения, расположенного как бы за территорией больницы. Внутри - покой, чистота, нет отталкивающего больничного запаха, свойственного всем больницам. На стенах - репродукции картин. Выписывают отсюда очень редко и обычно только для того, чтобы соскучившийся человек пожил хоть немного дома, в родных стенах, а затем обратно сюда - в хоспис: человек уже не может без обезболивающих препаратов, да и родственники не всегда имеют возможность, умение и время для должного уходя за готовящимся к смерти человеком.

В хосписе я почувствовала какую-то легкую атмосферу, далекую от трагедии. И очень удивилась. Доктор Гнездилов объяснил:

В Священном писании говорится: если трое собрались во имя Твое, там и я с вами. Здесь во всем ощущается присутствие небесной силы. Мы делаем доброе дело. Поэтому Бог с нами... Наш корпус находится недалеко от шоссе. Недавно такой случай был: "Волга" потеряла управление, влетела в угол нашего здания. По всем расчетам она должна была разнести угол и сама здорово помяться. Но ни машина, ни дом не пострадали. Как тут не поверить в поддержку Неба?

Само возникновение хосписного движения связано с успехами реаниматологии. Люди, пережившие клиническую смерть (а их десятки тысяч), говорили о том, что видели какой-то новый мир. Они перестали бояться смерти. Часто бывает так: умрет ночью больной и является во сне своему врачу. Благодарит за заботу. Приходит утром доктор на работу, а нянечка говорит: "Умер ваш больной-то..."

Да, - продолжает Гнездилов, - мы привыкли мыслить единым атеистическим стереотипом: смерть - разрушение всего. А мои наблюдения, наблюдения моих коллег говорят о другом. Душа снимает оболочку и продолжает жить. Почему весь наш персонал - это верующие люди? Они не приходили сюда такими. Находясь рядом со смертью, мы все поняли, что смерти нет. Смерть - это не трагедия. Это завершение земных дел. Каждый человек, как цветок, как дерево, достигает чего-то и уходит. Звезда сияла-сияла и перешла в другое измерение.

Вот буквально на днях я сам говорил с женщиной, которая перенесла клиническую смерть. У нее во время операции остановилось сердце. Врачи спасли ее. Больная рассказала: "Во время операции я вдруг почувствовала, что вижу свое тело со стороны. Увидела, что оперирует не тот хирург, который обещал. Вижу врачей, которые склонились надо мной, разговаривают о моем сердце. Я испугалась, я же ничего не сказала дома о предстоящей операции, не хотела их волновать. И тут же оказалась у себя дома. Увидела маму, которая сидит с моей дочкой и разговаривает, к ним пришла соседка, предложила купить платье. И вдруг я оказалась у операционного стола, слышу голос врача: "Все в порядке. Она спасена". Я ощутила, как влезаю в свое тело".

Выслушав больную, я не поленился, пошел к ее родственникам, попросил рассказать, что происходило дома во время этой операции, не приходила ли соседка, не приносила ли платье? Люди очень удивились. Оказывается, все так и было. О какой смерти можно говорить, когда сознание человека может существовать вне тела? Умирающим людям я рассказываю теперь эту историю. И все равно умирать страшно. Меня иногда спрашивают, а не гуманнее ли было скрыть от больного страшный диагноз. Они могут с помощью суицида выходить из трудных ситуаций. Потом, у многих же остаются дела, которые надо сделать при жизни. Очень важен в жизни человека момент Последнего Стакана Воды. Что ты значишь для близких? Ты окружен любовью, вниманием? Или тебя забыли? Для близких этот момент тоже играет огромную роль. У нас умирала от рака позвоночника 40-летняя женщина. Перед смертью писала письмо сыну-школьнику: "Дорогой мой сыночек, прости меня. Я умираю, не доведя тебя до совершеннолетнего возраста. Но я верю, что там, очень далеко буду гордиться тобой. Я хочу, чтобы ты стал добрым, честным, порядочным".

Она не дописала письма, умерла над листком. Можно не сомневаться, что это письмо будет для ее сына путеводной звездой. Вспомните Пушкина. Умирая, он безумно страдал. Что же сделал Александр Сергеевич? Он попросил врача сказать ему правду. Он позвал жену и детей, благословил их и стал ждать смерти. Это нормальный, достойный человека уход. Поставлена точка в жизни. Если человек не знает правду о своей болезни, как он поставит точку в жизни?

У нас лежит женщина, которую врачи обманули. Ей сделали операцию, практически удалили весь желудок. Пища в ее организм вводится и выводится с помощью трубочек. Она обречена. Хирург, оперировавший ее, не сказал правду. Он обещал: "Вы должны хорошо питаться, набрать вес, через полгода возьмем вас на новую операцию, уберем трубочки". И все эти полгода женщина только и делала, что запихивала в трубочки пищу. К нашему удивлению, она поправилась на пять килограммов. Теперь требует обещанной операции. Я звоню хирургу, а он ругается: "Вы что, не видите? Какая может быть операция?". Теперь мне предстоит объяснить больной, что с ней происходит. Это надо было сделать сразу после операции, так гуманнее. У женщины была бы другая цель на эти полгода. Она бы, наверное, по-другому общалась со своим несовершеннолетним сыном. Самое трудное в нашей работе сказать больному правду.

Иногда в таких случаях больные просят дать им смертоносную таблетку. Мне удается с ними поговорить так, чтобы они отступились от своих намерений. Мольба о смерти - это только момент. Люди мучаются, обижаются на судьбу, но приходит смерть, и они умирать не хотят. При последних вздохах шепчут: "Доктор, сделайте что-нибудь, я хочу жить". Хотя мысли о страшных таблетках приводят в ужас. Я спрашивал огромное число онкологов: "Будете жить, если узнаете о смертельном диагнозе?" Никто не сказал, что останется жить.

В осознании близкой смерти человек проходит несколько стадий. Первая - это отрицание. Больной считает: врачи ошиблись, теперь надо идти к Богу, он даст спасение. Некоторые идут к экстрасенсам. Вторая стадия - агрессивная. Больной винит всех окружающих в своей доле. Третья стадия - депрессия. Обреченный человек понимает, что все плохо. Когда больной понимает свою судьбу, он живет уже не будущим, а настоящим. Каждый день для него радость. Ему хочется последние дни жизни побыть в домашних условиях. В нашем хосписе домашняя атмосфера. Здесь все можно. Можно в любое время поиграть с собакой или кошкой, помыться, встретиться с родственниками. Кстати, общение больных с родственниками - обязательное условие нашей работы. Но, увы, такое звено не всегда можно создать. Случается так, что родственники приходят сюда только за доверенностью на пенсию. Вот лежит у нас бабушка. Отдала детям квартиру, дачу, а они не приходят. Очень горько ей. А рядом лежит с неоперабельным раком груди 45-летняя Ольга Степанова, известный в Санкт-Петербурге тренер по фигурному катанию. К ней каждый день приходят друзья, воспитанники, их родители. А после посещений родных и близких стараюсь почитать больным стихи. После них они становятся более спокойными, мужественными. Особенной популярностью пользуется стихотворение Евгения Евтушенко "Идут белые снеги":

Идут белые снеги,

как по нитке скользя...

Жить и жить бы на свете,

да, наверно, нельзя.

Чьи-то души, бесследно растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги...

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

Материал подготовила Татьяна Гордеева. Журнал "Фактор" N 9/1998

Публикации об Андрее Владимировиче Гнездилове, его интервью, книги и видео

В книге известного петербургского врача и сказочника собраны его сказки, помогающие людям справиться с затруднительными для них ситуациями - проблемами в семье, потерей близких, открыть в себе новые силы и обрести внутреннюю гармонию.

Психотерапевтическая сказка - это мост между реальностями: социальной, объективной и тонкой, психической. Психотерапевтические сказки Андрея Гнездилова не просто создают эти мосты, они еще и питают наш психический мир. Они формируют более мудрое и терпимое отношение даже к тем вещам, которые мы не в силах изменить, они позволяют нам более тонко, духовно постигать смысл самых непростых жизненных ситуаций.

В книге известного петербургского психиатра, психотерапевта и гуманиста А. В. Гнездилова обсуждаются, вопросы психотерапевтической помощи умирающим больным. На основе многолетнего опыта и результатов научных исследований автор анализирует ключевые моменты паллиативной медици-ны: понимание проблем и потребностей неизлечимо больного человека; фор-мирование способности вынести неизбежное страдание; медицинский конт-роль над симптоматикой терминального состояния, прежде всего - хрони-ческого болевого синдрома, принципы комплексной работы с близкими и семьей умирающего; использование различных терапевтических методов и ме-тодик. Также в книге обсуждаются проблема подбора кадров для работы в хос-писах и вопрос о профессиональном «выгорании» персонала.

Очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе .

Книга «Путь на Голгофу» - это документальные очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе. Эта книга восполняет серьезный и общественно опасный пробел в образовании врача. Восхождение к мученическому концу жизни при умирании от рака - ее тема. Задача книги - научить врача освобождать человека от телесных и душевных страданий, связанных с заболеванием, обеспечивая возможность свершения последнего земного деяния души, понимания, прощания, прощения и успокоения, сохраняющих работу разума до последних мгновений жизни.

Видео:

Сказкотерапия доктора Балу:

Андрей Владимирович Гнездилов (Доктор Балу) - петербургский врач-психиатр, доктор медицинских наук, почетный доктор Эссекского университета в Англии.

Андрей Владимирович родился в 1940 году в Ленинграде. В 1963 году окончил Ленинградский педиатрический институт. После ординатуры переквалифицировался в психиатра. Работал в Психоневрологическом институте имени Бехтерева, а с 1973-го по 1983 год в Онкологическом институте. В 1976 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1996-м докторскую. В 1990 году создал и возглавил хоспис в Приморском районе Лахта Санкт-Петербурга.

Андрей Владимирович - настоящий петербургский Сказочник, сохранивший традиции Добрых Волшебников. Андрей Гнездилов - подвижник и общественный деятель, неутомимый исследователь и «генератор» новых методов в психотерапии: сказкотерапии, имидж-терапии, терапии колокольным звоном.

Психотерапевтическая сказка Андрея Гнездилова - это бережное прикосновение к Душе человека, поддержка его на Пути, мягкая форма приобщения к духовному знанию. Взгляд Сказочника -это взгляд человека, способного понять и принять тайные стороны внутренних процессов, поддержать в добрых и духовных поисках, разделить боль и подарить радость.

Книги автора:

Дым старинного камина

В книге известного петербургского врача и сказчника собраны его сказки, помогающие людям справиться с затруднительными для них ситуациями - проблемами в семье, потерей близких, открыть в себе новые силы и обрести внутреннюю гармонию. Книга будет интересна не только для специалистов, но и для широкого круга читателей.

Встречи на дороге

Психотерапевтическая сказка - это мост между реальностями: социальной, объективной и тонкой, психической. Психотерапевтические сказки Андрея Гнездилова не просто создают эти мосты, они еще и питают наш психический мир. Они формируют более мудрое и терпимое отношение даже к тем вещам, которые мы не в силах изменить, они позволяют нам более тонко, духовно постигать смысл самых непростых жизненных ситуаций. В данном сборнике представлено 20 новых сказок известного петербургского психотерапевта и...

Музыка рассвета

Психотерапевтическая сказка Андрея Гнездилова - это бережное прикосновение к душе человека, поддержка его на пути, мягкая форма приобщения к духовному знанию. Взгляд сказочника - это взгляд человека, способного понять и принять тайные стороны внутренних процессов, поддержать в добрых и духовных поисках, разделить боль и радость. Книга будет интересна не только для специалистов, но и для широкого круга читателей.

Сундук старого принца

Все, о чем рассказывается в терапевтической сказке, - реально. Но не в социальном, материальном мире, а в мире психического. Героями становятся наши мысли, чувства, нереализованные стремления, впечатления от взаимоотношений и путешествий. Развитие сюжета, его перипетии символически передают динамику наших переживаний. И в финале сказки происходит разрешение проблемы, обретение ответов на непростые вопросы о себе и жизни. В данный сборник вошли лучшие - старые и новые - сказки известного петербургского...

Пути пилигримов

В данном сборнике представлено более 20 новых сказок известного петербургского психотерапевта и сказочника. Сказки доктора Балу - это терапевтические сказки. Они не только перемещают читателя в загадочный и таинственный, причудливый и дивный мир сказки, но и помогают людям найти выход из сложившихся затруднительных ситуаций, разобраться в себе и обрести внутреннюю гармонию.

Лабиринты души

В книге представлены новые сказки петербургского психотерапевта, Андрея Владимировича Гнездилова, известного многим как доктор Балу. Все описанное в этих историях - реальность. Но не внешняя, а внутренняя, психологическая. В этом сборнике немало сказок, как будто навеянных морем. Каждый вздох волны приносит новый сюжет, они накатывают друг на друга, переплетаясь в причудливом узоре. Открыв эту книгу, вы отравитесь в плавание. Конечно, это процесс небезопасный, но невероятно увлекательный. Оставаясь...

Читайте ещё:

Огромная масса литературной продукции принадлежит к этому классу: все любовные романы, все книги, описывающие семейные взаимоотношения, преступления и социальные проблемы, вместе с дидактической поэзией, различной лирикой и драмой - как комической, так и трагической. Какую бы художественную...

А теперь сопоставим, что нам дал для понимания этого случая болезни короткий, но затрудненный психоанализ. Разумеется, при условии, что наши сведения получены правильно, чего я с вами не могу здесь обсуждать. Во первых, бредовая идея не является больше чем то бессмысленным или непонятным, она...

Власть и паранойя часто идут рука об руку. Мужчины, поднявшиеся на вершину, боятся быть свергнутыми, подозрительно относятся к побуждениям других людей, не верят в верность друзей и подавляют рост окружающих, чтобы те не стали слишком сильны. Таким образом, они порождают тех самых врагов...

Но вот заставить бросить курить другого Овна - задача невыполнимая. Из-за упрямства он не станет бросать даже тогда, когда сам будет этого хотеть. Значительно проще здесь просто увлечь его чем-то, что требует отказа от курения. Тем же спортом. И тогда Овен наверняка обойдётся без помощи врачей и...

В этой связи широкую известность получил тест Роршаха (Rorschach-Test), в течение которого испытуемому предлагается рассмо-треть чернильные пятна неопределенной формы. Для психоанализа этот тест переработал Рой Шафер (Roy Scyafer 1954). В случае необходим мости слова пациента заносятся в...

августа 2013

Доктор сказочных наук

Когда приходишь в гости к сказочнику, как начать разговор? Все заготовленные вопросы кажутся не к месту. У старинного приятеля Балу, замок которого располагается на мансардном этаже одного из петербургских домов, я чуть было не допустила ошибку: начав по-журналистски, с наскока, принесла с собой реальность суеты и беспокойства. Отношения со сказочным миром, в который я хотела войти, у меня очевидно не складывались. И тут Ее Величество Сказка сама пришла мне на помощь. Сменив джинсы и свитер на бархатное красное платье с серебристыми вставками, я стала постепенно осваиваться и смогла заговорить с хозяином замка - Андреем Гнездиловым, психотерапевтом и сказочником - на одном языке.

Когда приходишь в гости к сказочнику, как начать разговор? Все заготовленные вопросы кажутся не к месту. У старинного приятеля Балу, замок которого располагается на мансардном этаже одного из петербургских домов, я чуть было не допустила ошибку: начав по-журналистски, с наскока, принесла с собой реальность суеты и беспокойства. Отношения со сказочным миром, в который я хотела войти, у меня очевидно не складывались. И тут Ее Величество Сказка сама пришла мне на помощь. Сменив джинсы и свитер на бархатное красное платье с серебристыми вставками, я стала постепенно осваиваться и смогла заговорить с хозяином замка — Андреем Гнездиловым, психотерапевтом и сказочником - на одном языке.

Опыт двух смертей

Итак, я оказалась на пересечении двух (как минимум) реальностей. Сказочной мансарды Балу, полной шорохов и скрипов, волшебного мягкого света, старинной мебели, невиданных кукол и фигурок, костюмов на любой вкус и характер, и психотерапевтической мастерской доктора Гнездилова. Балу - так назвали Андрея Владимировича больные дети, которым он рассказывал сказки - стало именем сказочника, живущего внутри врача. Или врача, живущего внутри сказочника? Я решила не разбираться, «кто настоящий», потому как вся жизнь этого человека подчиняется волшебному сюжету.

В детстве Андрей часто не мог заснуть, и мама читала ему сказки, напевала романсы Вертинского, читала стихи Лермонтова. С тех самых пор Гнездилов считает, что очень важно обращать внимание на сказки, которые мы читаем детям: в его собственной жизни многое из детских сказок сбылось - и старинный замок, и больная принцесса, и смерть с фонарем (все эти образы - из стихотворения А. Толстого «Часы», которое Андрей Владимирович знает наизусть с детства).

Мне было 2-3 года, когда я видел смерти в блокадном городе, и эти образы врезались в память, но все это казалось мне ненастоящим, - рассказывает Андрей Владимирович, родившийся незадолго до Великой Отечественной войны. - Намного лучше, сильнее я помню, как мы ехали в эвакуацию в Самарканд и, гуляя на остановке, нашли в степи мертвую птичку. Мы ее с парнишками похоронили. Мне ее было очень жалко.

Повзрослев, Андрей поступил в Педиатрический институт, выучился на врача, стал работать в детской онкологической больнице. Однажды… его привели в палату к мальчику, который должен был умереть со дня на день. Мальчик лежал один в боксе и тоскливо смотрел на свет, горящий на посту медсестры. Родители его жили в другом городе и почему-то не были рядом с ним. В тот день он попросил медсестру не делать укол, как будто предчувствовал свою смерть.

Я подошел к нему и спросил, хочет ли он, чтобы я что-нибудь для него сделал, - вспоминает Андрей Владимирович. - И он мне говорит: «Дяденька, расскажите мне сказку!» Я начинаю рассказывать - а мальчик начинает умирать на моих руках. Я хотел было побежать позвать медсестру, но он схватил меня за руку: «Дяденька, дальше!» Мальчик уже умер, а я продолжал рассказывать сказку, не смея остановиться…

Этот случай запомнился молодому доктору и словно указал будущий путь. Уже много лет Андрей Владимирович помогает тяжелобольным и их родственникам, специалистам, работающим с ними, - всем тем, кто встречается лицом к лицу с болезнью и умиранием. В 1990 году по его инициативе, в сотрудничестве с английским журналистом Виктором Зорза, в Лахте был открыт первый в России хоспис для онкологических больных. Доктор убежден, что умирать лучше дома, поэтому в хосписе обеспечивается не легкая смерть, а качественная жизнь. Ведь так часто бывает, что дома невозможно дать больному нужный уход, и близкие порой погружаются в депрессивное состояние, им тоже нужна поддержка.

Я принимаю, что существует жизнь и существует смерть, - поясняет Гнездилов свое отношение к смерти. - Мы переживаем две смерти в течение своей жизни: одна смерть, которая нас ожидает, она впереди, и одна - позади. Откуда мы пришли, как не из мира, куда уходят умершие? Смерть и рождение связаны друг с другом. Если человек живет, значит, он умрет. Если он умирает, значит, он жил. Парадоксально, но это неразрывно связано.

Врач как лекарство

Андрей Гнездилов - верующий человек. Без веры в Бога просто невозможно работать в хосписе и сложно писать сказки. Приходя к умирающим (и взрослым, и детям) Андрей Владимирович часто приносит с собой куклу. Рассказывает историю о ней и оставляет ее человеку. Игрушка - это первый близкий друг ребенка, что-то родное, маленькое, над чем ребенок обладает полной властью, то, что дает чувство безопасности. Взаимодействие с игрушкой и с ее историей несет терапевтический эффект: дает силы для борьбы с болезнью или же для принятия и переосмысления факта приближающейся смерти. Сказка, которую рассказывает необычный доктор, часто содержит в себе разные факты жизни пациента, но - облаченные в новые возможности и смыслы, обретающие новую глубину.

Такой метод работы в психологии называют сказкотерапией. За годы работы сказок у Гнездилова набралось так много, что в 2010 году из печати вышел сборник сказочных повестей старинного приятеля Балу - «Петербургские сновидения». Это волшебная, страшная и прекрасная книга, которую хочется читать неспешно: в каждой сказке смерть предстает в новом образе, связана с неожиданной идеей.

В своем замке-мансарде Андрей Владимирович проводит встречи, приглашая на них как своих пациентов, так и просто знакомых. Каждый такой вечер становится небольшой сказкой, в которой есть место для истории каждого из пришедших. Бывает так, что гости собираются в большой комнате с высокими окнами, где на квадратном средневекового вида столе, окруженном массивными стульями, горят свечи. Каждый из них выбирает себе куклу или игрушку (а выбор здесь огромный) и рассказывает историю от ее лица. А затем сказочник Балу предлагает каждому костюм, все переоблачаются - и вторую половину вечера гости знакомятся с самими собой и друг другом в новых образах.

Этот процесс называется «имидж-терапия». В чем его секрет? Все мы в жизни, часто не осознавая этого, играем какую-то роль или несколько ролей. Самая тяжелая роль - смертельно болеющий человек. С этой ролью у того, кто болеет, происходит сильная идентификация. И чтобы «выйти из роли», надо обнаружить в себе других жаждущих осуществиться персонажей, другие желания, интересы, узнать о себе что-то новое. В этом как раз может помочь костюм и атмосфера сказки: они запускают в человеке творческие процессы, дают возможность по-новому увидеть себя, обнаружить в себе новые качества и внутренние ресурсы. Происходит словно возвращение в детство - самое счастливое время.

У ребенка есть воображение, он может владеть целым миром, не присваивая его, а просто мечтая, - объясняет Андрей Владимирович. - К сожалению, нас с детских лет разучивают мечтать. Никто не скажет ребенку: «Посиди, помечтай». Скорее: «Ну, что размечтался? Надо реальными делами заниматься!» У каждого человека есть потребность построить внутри себя свой собственный мир. И это очень важная способность, ее надо беречь.

Как быть рядом с умирающим, что можно сделать, когда уже ничего сделать нельзя? Оказывается, самое важное - быть в одном пространстве с больным и впустить его в свое собственное «внутри»: чтобы он чувствовал, что ты с ним, а он с тобой. Своего рода психотерапия присутствием, когда не только физически, но и душевно, и сердечно, и всем своим вниманием человек находится рядом. Не обязательно много говорить и делать множество дел. Андрей Владимирович ссылается на Парацельса, алхимика и врача XVI века, который говорил: «Придет время, и сам врач станет лекарством для больного». Лекарством от страха, одиночества и даже боли может стать человеческое присутствие.

Колокола против боли

Снимать болевой синдром колокольным звоном? Нет, это уже не сказка, а реальность. Колоколотерапия - так называется еще один из методов работы Андрея Владимировича. Звон колоколов обладает успокаивающим и обезболивающим эффектом, он применяется в работе с онкологическими больными. Из кабинета доктора Гнездилова наверх ведет небольшая узкая лестница. Там, наверху, находится башенка, в ней - комната, где жил Андрей Владимирович в детстве. Сейчас там сказочный антураж: у дверей входящих встречает «чудик», внутри сидит и скучает царевна Несмеяна, и множество загадочных вещиц расставлены тут и там на полочках и столиках. А самое интересное, завораживающее - это колокола, колокольчики и била, в которые можно звонить на все лады. Их звон словно входит в резонанс с глубинами внутри тебя, щекочет, пробуждает к жизни, наполняет силой и покоем.

Но вот время сказки подошло к концу, и я вновь переоделась в свою обычную одежду. Андрей Владимирович спросил: «В вас что-то изменилось?» Да, пожалуй. Например, я обнаружила в себе прямую спину (когда надеваешь такое платье, просто невозможно горбиться!). Прямоту как уверенность, как какой-то стержень, который мне особенно удалось ощутить. А еще свободу. В отражении старинного зеркала я увидела себя по-новому, словно какая-то часть меня, о которой я забыла, выглянула и улыбнулась мне, подарила вдохновение и новые силы.

Андрей Владимирович Гнездилов - врач-психиатр, психотерапевт, доктор медицинских наук, почетный доктор Эссекского университета (Великобритания). Родился в 1940 году в Ленинграде. В 1963 году окончил Ленинградский педиатрический институт. После ординатуры получил квалификацию психиатра. Работал в Психоневрологическом институте имени В.М. Бехтерева, с 1973‑го по 1983 год в Онкологическом институте. В 1976 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1996‑м докторскую. В 1990 году создал и возглавил первый российский хоспис в Приморском районе Санкт-Петербурга.

Сегодня - психотерапевт хосписа и профессор кафедры гериатрической психиатрии Психоневрологического института им. В.М. Бехтерева.

Ирина Левина

Холодный серый Петербург. Здания, улицы, окна. Утро, путь на работу, толчея. Суета будней. Дом, телевизор, спать. Снова утро. Иногда кажется, что быт – единственная возможная форма существования. Как говорит Гришковец: «Так договорились раньше, я в этом не участвовал. А теперь приходится эти правила соблюдать».

Когда я была маленькая, мне приснился сон, будто в моей комнате, такой привычной и изученной вдоль и поперек, есть крохотная дверь. Стоит только наклониться, заглянуть под стол, и можно увидеть ее, отворить и войти в сказку. Еще долгое время потом наяву я изучала стену, миллиметр за миллиметром, надеясь увидеть хотя бы контур той волшебной дверки. Я не нашла ее, но осталось детское желание найти вход в волшебную страну, в которой можно удивляться, восторгаться, прикасаться к чудесам.

Прошло время, и желание сбылось. Я познакомилась с удивительным человеком, который умеет дарить взрослым людям детское ощущение счастья. Это – Андрей Гнездилов, известный как Доктор Балу…

Лестница в этом доме закручивается спиралью, я преодолеваю семь витков пешком, поднимаясь на самый верх, в старинную мансарду, здороваюсь с хозяином, который встречает меня, почтительно приподняв цилиндр, переступаю порог, и уже в который раз меня охватывает чувство нереальности. Только что была улица, холодный ветер, час пик в метро, бесконечно хмурые лица, а тут – все по-другому. Старинный чудный мир. Музей, в котором можно потрогать любую вещь. Декорации спектакля, в котором каждый гость исполняет свою роль. И все роли – главные.

В передней - сотни кукол. Они устремляют взгляд на меня, приглашая совершить путешествие по этой уникальной квартире. Хозяин заводит чудной инструмент - полифон, его звуки наполняют квартиру, в моих руках – прекрасная кукла, и я вместе с другими гостями пересекаю порог комнаты, посреди которой накрыт стол, окруженный стульями с высокими резными спинками. К нам относятся здесь с королевским почтением. Мне не терпится увидеть, кем каждый из нас окажется в этот вечер? Прекрасной дамой и рыцарем, тореадором или танцовщицей Фламенко, королевой или пажом, гусаром или амазонкой, жрецом или Наполеоном? Здесь возможно все. И от этого предвкушения чуда сладко, как в детстве, начинает вибрировать в животе, и по спине рассыпаются мурашки.

Гости, затаив дыхание, слушают удивительные истории Доктора Балу, наблюдают, как солнце заходит за петербургские крыши, как пляшут языки пламени в старинном камине. Играет музыка, звуки колоколов и буддистских чаш словно раздвигают пространство. Шуршат бархат и парча, щелкают шпоры. Мы перестали быть современными людьми, которые вечно спешат, опаздывают, пытаются ухватить за хвост исчезающее ощущение счастья. За столом сидят те, кому некуда торопиться. Время словно сгустилось вокруг.

Есть загадочная притягательность в том, чтобы примерить на себя разные эпохи (а в этом доме возможно даже такое). «А вдруг, попадет, вдруг, это мое, то самое! Все совпадет, и я вспомню о том как…Как когда-то, каких-нибудь три столетия назад, эх, кружила я головы кавалерам! Или в глубокой древности Египта жрицей совершала магические ритуалы. А может быть, в начале двадцатого века в обществе поэтов и художников, сидя на том самом стуле с высокой резной спинкой, курила сигарету в длинном мундштуке, и теребила правой рукой длинную бархатную перчатку с левой руки…

Все становится возможным под этой крышей. Расходятся гости. На улице – ветер. В метро – усталые люди. Только те, кто спустился по спиральной лестнице в семь витков, знают теперь, что мир не ограничивается привычной суетой под названием «дом-работа-диван-телевизор», что на свете существует волшебная дверь, и пройдя сквозь нее, возможно прикоснуться к обыкновенным человеческим чудесам, которые вот уже много лет творит петербургский сказочник – Доктор Балу.
И, если жизнь в который раз одолеет чередой забот, можно будет вернуться в его удивительную мансарду, чтобы снова разжечь в своем сердце огонек радости.

Здравствуйте, дорогие братья и сестры. У микрофона протоирей Александр Степанов. Сегодня у нас в гостях Андрей Владимирович Гнездилов – профессор, доктор медицинских наук, научный руководитель отделения гериатрической психиатрии института им. Бехтерева. И, кроме того, Андрей Владимирович консультирует хоспис №1, первый хоспис, который, по-моему, первый не только в нашем городе, но и в России был создан при непосредственном его участии, по его инициативе, насколько мне известно.
Сегодня тема нашего разговора, который может быть займет и не одну встречу, довольно необычная. Эта тема – смерть. Для большинства людей, живущих вне церкви эта тема во многом запретная. Люди не хотят ни говорить, ни думать о смерти, не обсуждать эту тему. Для человека верующего и церковного так жить, по-видимому, невозможно. Святые отцы любили повторять, назидая своих учеников – “имей память смерти”, то есть помни о смерти, живи в перспективе того, что ты рано или поздно умрешь. Поэтому, мне кажется, эта тема такая важная, важная абсолютно для каждого человека, ибо каждый из нас умрет. Она не может быть обойдена в церковном сознании, церковном обсуждении. И вот сегодня в этом поможет нам Андрей Владимирович.
Прот. Александр Степанов : Первый вопрос, Андрей Владимирович, который я хотел бы вам задать как психологу:
– Почему, Вам кажется, о смерти так не любят люди говорить. Это, казалось бы, и тривиально, но в то же время я думаю здесь есть о чем поговорить.
А.В. Гнездилов : Во-первых, я приветствую радиослушателей, а во-вторых, благодарю Вас за заданные вопросы. Мне кажется, что негативное отношение к смерти особенно проявилось в послереволюционные годы, потому что до того теистическая модель жизни предполагала определенные параметры, в которых человек жил. Он приходит в мир не только для удовольствия, для счастья, он приходит в мир, как в школу, которую он должен окончить, развить свои какие-то способности. И, по крайней мере, мысль о смысле жизни всегда будоражила его сознание. Наверное, вот сейчас, я не боюсь этого поражения, такая внешняя социальная бессмыслица жизни, которая заставляет нас кидаться из одного кризиса в другой, заставляет нас не принимать те или иные решения, которые поднимают наши лидеры. Она заставляет нас думать, переносить эту ситуацию на внутренний мир. Та бессмыслица, в которой мы находимся, она рождает чувство вины, что мы либо настолько глупы, что не можем понять, для чего мы живем, либо мы не ставим вообще этот вопрос, для чего мы живем.
Но, тем не менее, вопрос остается, также, как и смерть. Мы должны закончить школу и сдать экзамен, и получить какую-то оценку. И вот тут очень интересно, что каждый человек мнит и понимает, что есть всем возвещенный суд Господний. Но Страшный Суд существует еще самого человека над самим собой. И вот это то, с чем мы сталкиваемся. Почему вот этот негатив окружающий, понятие “смерть”, он существует в обществе. Мы в какой-то степени предвидим и ждем вот этого Страшного Суда самих над собой. И здесь, наверное, выступает очень интересная закономерность, когда люди приходят в непосредственную близость со смертью, сразу же задается и всплывает вопрос “А больно ли умирать?” И тут мы сталкиваемся с понятием боли. Боль это понятие конечно тотальное, и боль одного человека, она никогда не остается в изолированном состоянии. Начинают болеть его близкие, родственники, друзья. Начинают страдать люди, которые ухаживают за ними, персонал медицинских учреждений. В конце концов, общество платит за боль одного человека. И, в конечном счете, это все упирается в то, что человек испытывает сам. Боль воспринимается не только как физическое начало, оно воспринимается как духовная, психическая боль. И здесь мы встречаемся с удивительными моментами, что люди с чистой совестью умирают легче, чем люди, которые совершали неправильные поступки или бездумные поступки, и, по крайней мере, у которых есть основания себя судить достаточно строго и нелицеприятно.
Поэтому вопрос смерти, конца он невольно смыкается с вопросами нравственности, потому что качество смерти, оказывается, определяется качеством жизни, и наоборот, качество жизни определяется качеством смерти. Когда мы слышим, что вот человек, которого вы хорошо знали, умер, и сразу возникает вопрос, а как он умер. Вот второй вопрос, а от чего? Но главное как – легко, тяжело? Как он страдал? Каковы последние его слова – все это наиболее значимые моменты жизни. Мы можем сравнить, наверное, смерть с процессами, которые уже имеются в опыте человека. То есть, я имею в виду, что когда мы говорим о смерти, и боимся ее, мы забываем иной раз о той смерти, из которой мы пришли, то есть, что было до той поры, пока мы не были рождены на этой земле. Это было же то же самое, та область смерти, куда уходят умирающие. Поэтому здесь однозначного страха, по поводу того, что нам предстоит, не может быть.
Прот. Александр Степанов : Но, конечно, страх внушает, безусловно, если эту аналогию развить, то, что мы действительно ничего не знаем, ничего не помним, то есть нас просто не было. Это полное небытие. Вот до того, как мы родились. Поэтому, если эту аналогию перенести в точности на окончание жизни человека, то страх, он и будет связан, конечно, прежде всего, с тем, что просто нас не будет ни в каком виде, ни в каком качестве.
А.В. Гнездилов : Но вот видите, невольно сталкиваются два противоречивых взгляда. Один – теистическая модель, то есть ничего не было и ничего не будет, а с другой стороны, тогда – как мы явились в этот мир? И для чего нам дана вот эта жизнь, которую мы проводим? Вот это существование нашей жизни, она, в сущности, определяет ответы на эти вопросы. Потому что есть понятие морали, есть понятие нравственности. И оно выступает иногда как аксиома, когда дело касается любви, когда дело касается каких-то ценностей, которыми мы владеем в этой жизни. И конечно, когда человеку дан дар, он пренебрегает им, отбрасывает его в сторону, когда мы живем неправедной жизнью, появляется такое чувство – потери самого себя. Ведь самое интересное, что ведь нам даны образцы для поведения. Когда мы приходим сюда, конечно, мы как заблудившиеся дети, до той поры, пока мы не сталкиваемся с какими-то нравственными учениями, которые как путеводитель дают нам направление в нашей жизни. И, когда мы исполняем это, мы чувствуем, что вот, живой опыт, – человек умирает, в сознании Бога, что он переходит из этой жизни в другую.
Я могу привести пример, как у нас умирала женщина и она говорила: “Это же надо было заболеть раком, и умирать от него для того, чтобы понять, что Бог есть. И если даже я умру, то это все равно не имеет никакого значения. Это хорошо. Бог есть, значит, и я никуда не исчезну”. Вот это буквальные слова этой женщины, они потрясают, не говоря уже о том, что это тот вопрос, который Вы задали, вопрос о смысле жизни, когда человек попадает неизвестно куда, неизвестно для чего.
Вот Вам второй удивительной ответ или пример из практики. Женщина лет 60-ти умирает и говорит: “Андрей Владимирович, не скрывайте от меня ничего, я не боюсь смерти. Говорите со мной откровенно”. Я говорю: “Ну как же, мы все боимся смерти”. Она говорит: “Ну, в моем случае это особая ситуация. Я прожила неплохую жизнь. Я не была особенно богата. Я хотела выйти замуж по любви – я вышла замуж по любви. Я хотела дочку иметь – я получила дочку. Я хотела внучку иметь – я получила внучку. И в общем, мне кажется, я на своем месте. И в своем сознании поняла про жизнь все, что возможно было понять. И теперь мне хочется большего ”.
То есть это колоссальнейший ответ. Где вы встретите такой , который в смерти хочет понять и до конца раскрыть смысл жизни? Это такое мужество и такой оптимизм. Я думаю, что если бы даже эта женщина была неверующая, то уже одни эти слова могли бы ее спасти, и, что называется, дать ей очень многое. Потому что, вот этот оптимизм, откуда он берется? Вы знаете, ведь мы иной раз, будучи врачами и повидав не одну смерть, иногда пасуем и склоняем головы перед этим героизмом маленьких людей, которые в жизни вдруг проявляют такую красоту. И, в конечном итоге, у них хватает сил не просто справляться со своими болезнями, страданиями, а еще поблагодарить окружающих за то, что им помогают. Еще сказать в утешение какие-то слова. Это удивительно. Вы знаете, мы с одной стороны страшимся смерти, в этом нет, я думаю, ничего позорного. Но с другой стороны мы иной раз восхищаемся той красотой, которая возникает у человека. Человек страдает, тело его разлагается, а душа растет, удивительно. Мы поражаемся, что эти люди, они как будто бы вырастают на целую голову выше нас, которые здоровы, понимающие относятся к этим вопросам.
И опять же вот вам пример. Родители одного мальчика 16-летнего жаловались на то, что они не могут найти общего языка с ребенком. Мы говорим – почему? Они говорят, вы знаете, нам кажется, что он знает что-то такое, или познал, что мы перед ним дети, а он гораздо нас старше.
Вот эта тайна смерти, которая приоткрывает перед человеком завесу мудрости, завесу каких-то истин. Это удивительный момент, когда мы видим, уже понимаете, даже не слышим, а видим и ощущаем чувство любви, которое вдруг возникает у нас с нашими больными, когда для них, уже освобожденных от каких-то привязанностей, вдруг открываются какие-то высочайшие двери.
И вот здесь как раз мне хотелось бы подчеркнуть, насколько необходимо наше участие. Не только сам человек уходит. Когда человек уходит, уходят многие близкие вместе с ним, и мы тоже переживаем иногда тяжелые минуты. Но тем не менее это не снимает с нас ответственности помогать человеку. Вот есть такая особенность, которую мы отмечали, что уходящий человек должен получить разрешение на смерть – от своих близких, от врачей. От персонала он может понять, что его положение безнадежно. От священника – обязательно. От духовника, который, так сказать, его пользует. И наконец, последнее разрешение от самого себя. Вот это разрешение, даваемое в любви, оно так важно. Этот уход человека в окружении атмосферы доброты, любви, заботы. Это необычайно важный момент. Это также как приход на землю, когда человек рождается, а мы можем иной раз сравнить смерть именно с рождением. Мы иногда убеждаемся в том, что когда ребенок рождается на любящие руки, которые ждут его, ребенок, родившийся в любви, он проживает счастливую жизнь. Он счастлив уже психологически, даже если физически он будет бледным или не достигнет каких-то чинов, ценностей и т.д. Он уже богатый человек. И вот также умирать на любящих руках гораздо легче, чем на руках людей безразличных или безэмоциональных. Вот то, к чему очень часто прибегают обыватели. Они боятся смерти, и они считают, что надо отойти подальше, чтобы как бы смерть не зацепила их самих. Но смерть рано или поздно все равно придет к каждому из нас. Нам всем придется проходить через эти ворота. И дистанцироваться, отходить от больного или умирающего человека нельзя ни в коем случае. Потому что потом твоя же собственная совесть заставит тебя намного ближе подходить к умирающему, к страданию – для того, чтобы искупить тот грех, который ты совершил по отношению к своему близкому, предал его, отошел от него в самую трудную минуту его жизни. И фактически предопределяем нашу собственную жизнь, потому что любой бумеранг возвращается непременно к тому, кто его послал. Как ты относишься к людям, так к тебе отнесутся в свое время, когда ты окажешься на этом месте.
Прот. Александр Степанов : Хорошо, Андрей Владимирович, если вернуться вот к этим аналогиям смерти, которая есть в нашей жизни. Вот первая такая аналогия – это рождение, переход из одного состояния бытия – в другое состояние бытия. Ну, если иметь в виду рождения из утробы матери. Этот человек уже живет. Он не совсем из ничего, а уже из некоторого состояния, которое ему как-то по своему знакомо, этому эмбриону, младенцу этому в утробе, переходит. Ну а еще есть какие-то аналогии, которые могли бы нам что-то пояснить?
А.В. Гнездилов : Но я думаю, что, во-первых, есть сновидения. Каждый раз, когда мы видим сон, сон – как бы прообраз смерти, когда тело находится недвижимо, а душа или сознание странствует в каких-то мирах, непрожитых реакциях каких-то, или ситуациях, которые мы не изжили еще. Но сны бывают разные, и бывают такие провидческие сны, которые иногда являются наяву у человека.
Но я, конечно, не буду спорить о том, чему отдавать приоритет. У нас обычно всегда считается: вот объективная истина – она настоящая, а субъективная истина – ненастоящая. Потому что она переживается только самим человеком, а другой не может ее повторить. Ну, во-первых, нужно сказать, что вот эти опыты, попытки объективизировать эти истины, они уже были. И некоторые люди в предсмертных состояниях переживали удивительные состояния перемещения своего сознания, когда тело находилось в одном месте – в операционной, допустим, а сознание оказывалось у них дома, и было свидетелем тех или иных событий, которые потом подтверждались с достоверностью. То есть, человек имел возможность, и это никак не объяснишь. То есть, есть какие-то ситуации, которым мы можем верить, которые переживаются людьми, которые достоверны. Но затем все-таки субъективные переживания, мне кажется, что каждый человек живет в своем времени, в своем пространстве. Он может переживать силу того объема знаний, или опыта, или мировоззрения, которое у него сложилось. И благодаря этому перед ним могли открываться какие-то истины. И более того, если человек обращается к высшим силам, то он непременно получает ответ. И этот ответ может быть совершенно неприемлемым окружающим, но приемлем для него самого, потому что, ну вот была женщина, у которой было видение, она взглянула на икону в палате и ей было видение Христа. Ну можно это было научно объяснить, что это были галлюцинации – зрительные. Слуховые и т.д. Но каково значение этого, когда женщина, оставшуюся ей после этого видения жизнь провела такой счастливой, что мы приходили, чтобы просто посмотреть на нее и восхититься ее красоте. Весь страх, весь ужас перед смертью, перед ее приближением исчез. Она была счастливым человеком. Она говорила, что она видела Христа, что это ее приобщение к великому смыслу жизни, что Бог есть. Одно только это сознание заполняло ее, она говорила с восторгом и радостью, о котором даже Достоевский не повествовал. То есть, у человека обнажаются внутренние клады, сокровища, которые в нем заложены.
И вот, конечно, спор о том, есть душа, или нет души. Для нас этого вопроса нет – есть душа или нет души. Потому что, работая с умирающими, мы все время сталкиваемся с какими-то явлениями, ну, назовите это таинственными явлениями человеческой психики или какие-то еще. Но смысл-то вот в чем: многие врачи и психологи уже понимают, что когда из психологии было изгнано понятие души, то это уже стало ампутированной психологией, не настоящей психологией, потому что в каждом существе заложена Божественная искра, и мы не просто понаслышке, что называется, сталкиваемся с этим. А когда мы во сне можем видеть своих пациентов, которые благодарят нас, или посылают нам привет, и когда мы ощущаем, что в момент ухода человек не исчезает, его сущность остается, остается тело, как мертвая одежда, которую поносили и оставили, а дух отходит в сторону и его существование не вызывает никакого сомнения.