ААРНЕ Антти (1867-1925) - финский фольклорист, один из основоположников историко-географического метода. Его «Указатель сказочных типов» (1910) лег в основу десятков национальных указателей сказочных сюжетов.
авдеева екатерина алексеевна (1785-1865) - замечательная сибирская бытописательница, опубликовавшая также много песен и сказок. Основное сочинение - «Записки о старом и новом русском быте» (1842).
азадовский марк константинович (1888-1954) русский фольклорист, собиратель сказок. Его работа о русских сказочниках (1932) положила начало изучению индивидуального мастерства фольклорных исполнителей. Посмертно издан его капитальный труд «История русской фольклористики» (1958-1963).
андерсон вальтер николаевич (1885-1962) - крупнейший европейский сказковед, принадлежавший к историко-географической («финской») школе. Его научная деятельность началась в России, и первые работы («Роман Апулея и народная сказка», «Император и аббат») написаны по-русски.
АНДРЕЕВ НИКОЛАЙ ПЕТРОВИЧ (1892-1942) - замечательный фольклорист, исследователь сказок. Создатель «Указателя сказочных сюжетов по системе Антти Аарне» (1929), комментатор академического издания «Народных русских сказок А. Н. Афанасьева» (1936-1940), автор одной из лучших хрестоматий «Русский фольклор» (1936, 1938).
АНИЧКОВ евгений ВАСИЛЬЕВИЧ (1866-1937) - русский критик, литературовед и фольклорист, автор монографий об обрядовой поэзии и древнерусском язычестве.
Аникин Владимир Прокопьевич (1924) – известный исследователь русского фольклора, профессор, доктор филологических наук, зав. кафедрой фольклора филологического факультета МГУ, автор 400 статей и 20 книг, объединенных общей темой - фольклор как национальное искусство слова («Русская народная сказка», «Русский богатырский эпос», «Русский фольклор», «Русское устное народное творчество», «Теория фольклора» и др.).
афанасьев александр николаевич (1826-1871) - выдающийся русский ученый-мифолог, составитель классического собрания русских сказок. Ему принадлежит капитальный труд «Поэтические воззрения славян на природу».
бахтин михаил михайлович (1895-1975) - выдающийся русский литературовед и теоретик искусства. Имеющие отношение к фольклору работы - «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса», «Эпос и роман».
бессонов петр алексеевич (1826-1899) - русский фольклорист славянофильского толка, издатель классических собраний П. Киреевского и П. Рыбникова и собственных сборников духовных стихов и детских песенок.
богатырев петр григорьевич (1893-1971) – выдающийся русский фольклорист, автор работ по народному театру и прикладному искусству.
буслаев федор иванович (1818-1897) - крупнейший русский филолог и фольклорист, один из наиболее ярких представителей мифологической школы.
веселовский александр николаевич (1838-1906) - выдающийся русский литературовед и фольклорист, изучавший явления словесности в сравнительно-историческом ключе, один из основателей «исторической поэтики», истолковывающей происхождение и развитие словесного искусства.
виноградов георгий семенович (1896-1945) - русский фольклорист, автор классических работ по детскому фольклору.
ГУРЕВИЧ АРОН ЯКОВЛЕВИЧ (р. 1924) - выдающийся историк, автор монографий о средневековой культуре, в том числе фольклорной.
даль владимир иванович (1801-1872) - замечательный русский писатель, фольклорист, лингвист, составитель классического «Толкового словаря живого великорусского языка» и наиболее полного сборника русских пословиц.
елеонская елена николаевна (1873-1951) выдающаяся исследовательница сказок и заговоров.
жданов иван николаевич (1846-1901) - русский фольклорист, исследователь эпоса, ставивший былины в связь со средневековой словесностью Западной Европы.
жирмунский виктор максимович (1891-1971) - выдающийся русский филолог, автор капитальных исследований во многих областях языка и литературы. Как фольклорист занимался героическим эпосом, особенно тюркским, и был одним из основоположников историко-типологической теории.
зеленин дмитрий константинович (1878-1954) - выдающийся русский ученый-этнограф и фольклорист, собиратель сказок и частушек. Из этнографических работ наиболее интересны «Очерки русской мифологии» (1916) и «Восточнославянская этнография» (вышла в 1927 г. на немецком языке, в 1991 г. - на русском).
ЗЕМЦОВСКИЙ ИЗАЛИЙ ИОСИФОВИЧ (р. 1936) - видный этномузыковед, автор работ по народной песне и теории фольклора.
ИЛЬИН иван александрович (1882-1954) - русский философ, высланный в 1922г. за границу. Ему принадлежат ценные наблюдения в области исследования народной сказки.
КИРЕЕВСКИЙ ПЕТР ВАСИЛЬЕВИЧ (1808-1856) – русский фольклорист, собиратель и издатель русских народных песен. Оставил после себя наиболее полное собрание произведений русского классического фольклора в нескольких томах («Песни, собранные Киреевским», вып. 1-10, 1860-74 гг.).
костомаров николай иванович (1817-1885) - русский и украинский историк. Значительное место в его богатом наследии занимают труды по фольклору и традиционной культуре русского народа.
Круглов Юрий Георгиевич (1944) - русский фольклорист, автор учебников и хрестоматий для высших учебных заведений: «Русские обрядовые песни», «Семейно-бытовой фольклор» и др.
ЛЕ ГОФФ ЖАК (р. 1924) - крупный французский историк, автор работ о средневековой культуре.
леви-брюль ЛЮСЬЕН (1857-1939) - выдающийся французский этнолог, автор основополагающих работ о первобытном мышлении.
ЛЕВИ-СТРОС Клод (1908-2009) - французский этнограф, социолог и культуролог, создатель школы структурализма в этнологии, теории «инцеста» (одной из теорий происхождения права и государства), исследователь систем родства, мифологии и фольклора.
лихачев дмитрий сергеевич (1906-1999) - выдающийся исследователь древнерусской литературы и фольклора. Выдвинул концепцию эпического времени, сделал ценные наблюдения над спецификой времени и пространства в фольклоре.
лосев алексей федорович (1893-1988) - крупный русский философ и филолог-классик, автор работ о греческой мифологии.
лотман юрий михайлович (1922-1993) - выдающийся русский литературовед, историк русской культуры.
майков леонид николаевич (1839-1900) - литературовед, обратившийся к фольклору в начале своей научной деятельности. Первым поставил былины в связь с конкретными историческими событиями, широко привлекая для этого летописи.
макаров михаил николаевич (1789-1847) - издатель журналов и фольклорист, занимавшийся изучением песен и сказок. В его сборнике «Русские предания» (1838-1840) много интересных наблюдений над народной прозой, которую он рассматривает в связи с древнейшей мифологией.
максимов сергей васильевич (1831-1901) - русский писатель и этнограф. Его книги содержат богатейший материал по традиционной культуре разных слоев русского народа.
МАЛИНОВСКИЙ БРОНИСЛАВ (1884-1942) - выдающийся английский этнограф, основатель «функциональной школы», обратившей внимание на роль фольклора в жизни общества.
МАРКОВ АЛЕКСЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ (1877-1917) - собиратель и исследователь былин, специалист по русскому эпосу, мифологии придерживавшийся концепции исторической школы. Видный ученый занимавшийся фольклором Русского Севера, историей русской народной словесности и летописания. Рассматривал русско-мордовские фольклорные взаимосвязи.
мелетинский елеазар моисеевич (р. 1918-2005) - выдающийся фольклорист и литературовед. Основные работы посвящены происхождению и исторической поэтике эпоса, мифологии, архаическому фольклору.
МЕЛЬНИКОВ-ПЕЧЕРСКИЙ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ (1818-1883) – русский писатель, этнограф и фольклорист, автор серии очерков о народах Поволжья «Дорожные записки на пути из Тамбовской губернии в Сибирь», «Очерки мордвы», романов «В лесах» и «На горах».
МИКЛОШИЧ ФРАНЦ (1813-1891) - видный славист, автор капитальных трудов по сравнительной грамматике славянских языков. Часть работ посвящена этнографии и фольклору славянских народов.
миллер всеволод федорович (1848-1913) - выдающийся русский фольклорист, глава «исторической школы» фольклористики, стремившейся найти в былинах отражение реальных фактов.
миллер орест федорович (1833-1889) - русский фольклорист, возводивший героический эпос к мифологии и выдвинувший идею его слоевого состава.
Морохин Владимир Николаевич (1921-1996) – русский фольклорист, автор монографий, фольклорных сборников «Нижегородские предания и легенды», «Хрестоматия по истории русской фольклористики», «Сказки родного края», «Волжские сказки», «Легенды и предания Волги-реки» и др.
никифоров александр исаакович (1893-1942) - сказковед и исследователь древнерусской литературы. Один из пионеров морфологического изучения сказок. Выступил за изучение «живой» сказки, учитывающее особенности ее исполнения.
ОЗАРОВСКАЯ ОЛЬГА ЭРАСТОВНА (1874-1933) - собирательница русского фольклора (былин и сказок), артистка.
ончуков николай евгеньевич (1872-1942) - собиратель русского фольклора, издатель классических собраний сказок и былин.
ПЕРМЯКОВ ГРИГОРИЙ ЛЬВОВИЧ (1919-1983) - выдающийся исследователь пословиц и поговорок, создатель их логико-семиотической классификации.
померанцева эрна васильевна (1899-1980) - выдающаяся русская собирательница и исследовательница народной прозы.
потебня александр афанасьевич (1835-1891) - замечательный украинский и русский филолог, автор классических работ по языку и фольклору.
ПРОПП ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВИЧ (1895-1970) - крупнейший исследователь русского фольклора. Широкий международный резонанс вызвала его «Морфология сказки» (1928). Автор монографий о волшебной сказке, героическом эпосе, аграрных праздниках.
ПУТИЛОВ БОРИС НИКОЛАЕВИЧ (1918-1997) - выдающийся русский фольклорист, автор основополагающих работ по героическому эпосу и теории фольклора.
рыбникова мария александровна (1882-1942) - видный педагог, автор трудов по методике преподавания литературы. В области фольклористики - собирательница, издательница и исследовательница пословиц и загадок.
савушкина нина ивановна (1929-1994) - исследовательница и собирательница русского фольклора. Основные работы - о народном театре.
САХАРОВ ИВАН ПЕТРОВИЧ (1807-1863) – этнограф, фольклорист, археолог, палеограф издатель песен, русских народных сказок, пословиц поговорок, загадок Основные сборники: «Сказания русского народа о семейной жизни своих предков» (ч. 1-3, 1836-37), «Песни русского народа» (ч. 1-5, 1838-1839), «Русские народные сказки» (1841), «Русские древние памятники» (в. 1-3, 1842)
СКАФТЫМОВ АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ (1890-1968) - замечательный литературовед, обратившийся к проблемам фольклора в книге «Поэтика и генезис былин» (1924), в котором поставлена под сомнение методика «исторической школы».
снегирев иван михайлович (1793-1868) - фольклорист и историк культуры, автор содержательного труда о народных обрядах и составитель одного из лучших собраний русских пословиц.
СОКОЛОВ борис матвеевич (1889-1930) - русский фольклорист, собиратель и популяризатор народного творчества, сторонник «исторической школы».
СОКОЛОВ юрий матвеевич (1889-1941) - крупный теоретик и собиратель (вместе с братом Б. М. Соколовым) фольклора, автор капитального учебника «Русский фольклор» (1938).
сперанский михаил несторович (1863-1938) - видный славист, исследователь языка и литературы Древней Руси. Автор нескольких историко-литературных курсов, среди которых - «Русская устная словесность» (1917).
СТЕБЛИН-КАМЕНСКИЙ МИХАИЛ ИВАНОВИЧ (1903-1981) - крупный скандинвист, автор работ о средневековых сагах и мифологии.
сумцов николай федорович (1854-1922) -украинский фольклорист и этнограф, автор работ о народных обрядах.
тайлор эдуард бернетт (1832-1917) - английский этнограф, историк первобытной культуры, основоположник эволюционной теории культуры. Его классический труд «Первобытная культура» переведен на многие языки, в том числе на русский.
терещенко александр власьевич (1806-1865) – этнограф и фольклорист, автор энциклопедического труда «Быт русского народа» (1848), в который включены и описания обрядов. Исследователь быта, ремесел, семейных и общественных отношений, народных юридических отношений. Собиратель народной свадебной поэзии в Нижегородской, Пензенской, Саратовской губ.
тихонравов николай саввич (1832-1893) - выдающийся русский литературовед, принадлежавший к так называемой «культурно-исторической школе», рассматривавший литературу на широком культурном фоне. Опубликовал впервые многие произведения древнерусской литературы. Одним из первых в полной мере учитывал роль фольклора в становлении литературы.
токарев сергей александрович (1899-1985) - видный русский этнограф, один из редакторов замечательной энциклопедии «Мифы народов мира», автор исследований по народной духовной культуре.
ТОЛСТОЙ иван иванович (1880-1954) - филолог-классик, автор работ об истории сюжетов и древнем эпосе.
ТОЛСТОЙ НИКИТА Ильич (1923-1996) - выдающийся русский славист, лингвист, этнограф и фольклорист, исследователь традиционной духовной славянской культуры.
топоров владимир николаевич (р. 1928) - филолог, исследователь мифологии и ритуалов, архетипов в русской классике.
федотов георгий петрович (1886-1951) - русский религиозный философ, среди сочинений которого - книги о духовных стихах и русской средневековой культуре.
ФРЕЙДЕНБЕРГ ОЛЬГА МИХАЙЛОВНА (1890-1955) - замечательный филолог-классик, автор оригинальных работ о фольклорно-мифологической традиции.
ФРЭЗЕР ДЖЕЙМС ДЖОРДЖ (1854-1941) - английский этнограф и культуролог, сторонник эволюционной теории, широко применявший методику типологического исследования. Среди множества работ основное место занимает знаменитая «Золотая ветвь».
халанский михаил георгиевич (1857-1910) - русский фольклорист, исследователь героического эпоса.
ХЕЙЗИНГА ЙОХАН (1872-1945) - выдающийся голландский историк и теоретик культуры.
ЧИСТОВ КИРИЛЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (р. 1919) - русский фольклорист, исследователь обрядовой поэзии и народной прозы.
чичеров владимир иванович (1907-1957) - крупный русский фольклорист, автор исследований, посвященных календарным обрядам и героическому эпосу, а также курса лекций по русскому фольклору (1959).
ШАХМАТОВ АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1864-1920) - известный русский филолог и историк, основоположник исторического изучения русского языка, древнерусского летописания и литературы. Диалектолог, этнограф и фольклорист. Совершил две диалектологические, фольклорные экспедиции в Архангельскую и Олонецкую губ. Составитель выдающегося фольклорного свода «Мордовский этнографический сборник» (1910).
ШТЕЙНТАЛЬ хейман (1823-1899) - видный немецкий языковед, основатель теории «психологии народов», важным источником для создания которой был фольклор. Оказал влияние на формирование классиков русской фольклористики - А. Н. Веселовского и А. А. Потебни.
штернберг лев яковлевич (1861-1927) - русский этнограф, исследователь первобытной культуры, мифологии и обрядов.
ЭЛИАДЕ МИРЧА (1907-1986) - выдающийся философ, культуролог, исследователь мифологии и истории религии.
ЮДИН ЮРИЙ иванович (1938-1995) - русский фольклорист, автор работ о героическом эпосе и сказке.
ЯКУШКИН ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ (1822-1872) – этнограф и фольклорист. Автор фольклорных сборников «Бывалое и Небывальщина», «Собрание песен», посмертн. «Сочинения Павла Якушкина». Собиратель устных народных поэтических произведений в Поволжье.
Глоссарий
Анимизм – вера в существование духов, в одушевленность живой и неживой природы
Антропоморфизм – уподобление человеку по внешнему виду
Архетип – прообраз, первичная форма, прототип; в фольклористике: представление о едином первичном мотиве, сюжете, образе
Вариант – каждое однократное исполнение народного произведения, а также его зафиксированный текст
Вариативность – органическое и универсальное свойств фольклора; фольклорный процесс – это изменение на традиционной основе сюжетных тем, мотивов, ситуаций, образов, элементов стиля и проч.
Версия – группа вариантов, дающая качественно иную трактовку народного произведения
Вопленица – исполнительница причитаний
Демонология – комплекс мифологических представлений и верований о демонах языческого и христианского происхождения (бесах, чертях, домовых и т.д.), а также совокупность произведений, отражающих эти представления
Зооморфизм – уподобление животным по внешнему виду
Импровизация – создание текста или его отдельных частей в момент исполнения
Инициация – обряд родового общества, обеспечивающий посвящение, переход его членов в новую половозрастную группу
Информатор, информант – лицо, дающее информацию; исполнитель народных произведений, от которого записаны эти произведения в научных целях
Колядование – святочный обряд посещения домов группами участников, которые поздравляли хозяев, исполняя песни колядки и получали за это вознаграждение
Контаминация – объединение в одном художественном произведении двух и более самостоятельных произведений или их частей
Кумулятивная композиция сюжета – композиция, основанная на принципе цепочек из одного и того же вариативно повторяемого мотива
Мифология – система архаичных представлений какого-либо народа о мире, совокупность мифов
Общие места – формулы привычного изображения в народной поэзии
«Основной миф» – миф о единоборстве бога грозы со змеевидным противником и победе над ним
Палилогия – повторение последних слов предыдущей строки в начале последующей, один из приемов соединения строк
Параллелизм психологический – в народной поэзии: сопоставление человеческого образа и образа из мира по признаку действия или состояния
Паремии – общее название малых жанров фольклорной прозы
Паспорт фольклорного текста – совокупность данных, содержащих информацию о собирателе (фамилия, имя, отчество), времени фиксации фольклорного произведения (дата), месте его записи (деревня, город, район, область), сведения об информаторе (фамилия. Имя, отчество. Возраст, национальность, профессия, образование, откуда родом, как долго проживает в данной местности) и другие дополнительные сведения
Пост-фольклор – одно из обозначений позднетрадиционного фольклора последней четверти ХХ в.
Ретардация – замедление сюжетного действия, достигаемое с помощью разнообразных повторений
Синкретизм – слитность, нерасчлененность, характеризующая первоначальное неразвитое состояние первобытного искусства, в котором пляска, пение, музыка и проч. существовали в единстве
Тотемизм – древняя форма религии, вера в сверхъестественную связь и кровную близость людей с тотемом
Травестизм – обрядовое изменение пола посредством переодевания женщин в мужской костюм, мужчин – в женский
Фольклор – устное народное поэтическое творчество народа; народная духовная культура в различном объеме ее видов
Формула – устойчивая словесная конструкция, обычно ритмически упорядоченная и несущая в себе признаки жанра
©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-15
В XIX в. вопрос о самобытности русской культуры сделался одним из главных. Отечественная война 1812 г. и восстание декабристов в 1825 г. - те исторические события, которые наложили отпечаток на жизнь страны в первые десятилетия XIX в. Все столетие было проникнуто нарастанием демократических тенденций и усилением "духа народности ".
Декабристы призывали писателей обратиться к изображению русской жизни, воспринимая народность как самобытность национальной культуры. Статьи о фольклоре и его отдельные публикации появлялись в периодических изданиях декабристов: журнале "Соревнователь просвещения и благотворения", альманахе "Мнемозина".
Писателей из среды декабристов привлекали преимущественно те произведения, в которых воплотился свободолюбивый дух народа: казачьи и разбойничьи песни, отголоски фольклора древнего Новгорода, исторические песни о крестьянских восстаниях под предводительством Разина и Пугачева.
Декабристы идеализировали героическое прошлое отечества, что соответствовало пылкости их гражданских устремлений. К. Ф.Рылеев назвал сборник своих поэм: "Думы". Знаменательно, что произведения этого украинского фольклорного жанра записал в 1818 г. и опубликовал в 1819г. Н. А. Цертелев , который в те годы был тесно связан с декабристами. Для стихотворений Рылеева, названных думами, характерен пафос героики и свободолюбия - черты, свойственные и украинским народным думам. В предисловии к своему сборнику Рылеев писал: "Желание славить подвиги добродетельных или славных предков для русских не ново, не новы самый вид и название - думы. Дума, - продолжал он, - старинное наследие от южных братьев наших, наше русское, родное изобретение".
Первая треть XIX в. - время, когда жил А. С. Пушкин . Вся деятельность поэта способствовала правильному пониманию значения фольклора в жизни и культуре народа. В незаконченной статье "О ничтожестве литературы русской" Пушкин подчеркивал, что словесность "рождается сама собою, от своих собственных начал". По его мнению, ошибка сподвижников Петра I заключалась в том, что их поколение "презрело безграмотную изустную народную словесность".
Художественное новаторство Пушкина - основоположника новой русской литературы и русского литературного языка - осуществлялось прежде всего на отечественной, национальной основе. Язык народа и его фольклор нераздельны: "Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свойства русского языка", - советовал поэт2. Одним из первых он обратил внимание на быт и фольклор других народов многонациональной России.
Пушкин изучал фольклорные сборники, но главным источником для него было живое слово народа. В период расцвета многих устно-поэтических жанров поэт записывал сказки, песни, пословицы и проч. Не довольствуясь только богатым репертуаром своей няни Арины Родионовны, он посещал ярмарки, деревенские обрядовые праздники, в поминальные дни слушал причитания женщин на кладбище. В 1833 г. Пушкин отправился в Оренбургскую губернию, где в казачьей среде собирал устный материал для "Истории Пугачева".
Пушкин был дружен с выдающимися впоследствии фольклористами В.И. Далем и П.В. Киреевским. Киреевскому поэт передал 50 своих записей русских песен, ныне опубликованных.
Поэтика традиционных крестьянских лирических песен.
Лирика – поэтический род устного художественного творчества. В народной лирике слово и мелодия (попечение) неразделимы.
Главное назначение лирических песен - раскрывать мироощущение народа путем непосредственного выражения его чувств, мыслей, впечатлений, настроений.
Внеобрядовая лирика отражала бытовую обстановку народной жизни эпохи феодализма. Она значительно отличалась от обрядовой поэзии с ее древним мифологическим содержанием, была более реалистичной.
Существуют различные виды крестьянских лирических песен:
o Песни любовного содержания
o Песни шуточные и сатирические
o Плясовые песни
o Разбойничьи песни
o Солдатские песни
Крестьянская лирика запечатлела важнейшие стороны народной жизни. Значительную часть репертуара составляли песни любовного содержания . Их герои - красная девица и добрый молодец - изображены в разных типических взаимоотношениях.
Драматические коллизии семейного быта получали разрядку в песнях шуточных и сатирических . Их герои - привередливая невеста, ленивая жена, нерадивая стряпуха, женщина, не умеющая прясть и ткать (Дуня-тонкопряха), а также теща и ее зятья, бестолковые и неспособные выполнять мужскую работу Фома и Ерема
Отдельные шуточные песни могли быть плясовыми , если этому способствовала их быстрая, задорная мелодия ("Ах вы, сени, мои сени...").
Разбойничьи песни появились в XVI-XVII вв., во время крестьянских восстаний против крепостного гнета. Те, кому удавалось убежать от своих господ, создавали шайки и начинали вести разбойничью жизнь
Солдатские песни начали создаваться с конца XVII в., когда Петр I ввел обязательную воинскую службу, сначала пожизненную, а затем сроком на 25 лет. В этих песнях выражен патриотизм русских солдат, полное отречение от личной жизни. Главное в солдатских песнях - это изображение психологии простого солдата.
Поэтика крестьянских лирических песен
является общей для всех тематических групп. В основе большинства способов выражения лирического начала лежит, по словам А. Н. Веселовского, "искание созвучий, искание человека в природе
", т. е. принцип аналогии между миром природы и внутренним миром человека. Свойства человеческой души переносились на природные объекты, а образы животных, растений, небесных светил указывали на того или иного героя песни, на его душевное состояние. Это не противоречило стремлению народной лирики изображать типические образы в реальной жизненной обстановке.
Система художественных средств народной поэзии с точки зрения их исторического становления и развития глубоко исследована А. Н. Веселовским в работе "Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля.
Психологический параллелизм - это сопоставление человеческого образа и образа из мира природы по признаку действия или состояния.
Фольклорная традиция всегда стремилась выразить внутреннее состояние лирического героя через внешние формы, поэтому обычно он был показан в микросюжете .
Герой или героиня песни гуляет в зеленом саду, лежит израненный под ракитовым кустом, прохаживается по новой горенке, едет к любезной сударушке, поит коня или черпает воду из реки, сидит пригорюнившись, идет с горя в чисто поле, сидит в темнице, плывет по реке на кораблике и т. п. Такие повествовательные островки - своеобразные песенные константы - в живом бытовании могли взаимодействовать друг с другом, объединяться по принципу поэтической ассоциации, подчиняясь общему для них лирическому началу
Композиция песенного текста была подчинена раскрытию его смысла, который заключался в передаче душевного состояния человека.
Важным композиционным приемом народных песен является выявленный и описанный Б. М. Соколовым прием постепенного, или ступенчатого, сужения образов .
Б. М. Соколов назвал следующие случаи применения этого приема:
v изображение природы;
v изображение жилища;
v описание наряда;
v изображение семейных отношений;
v изображение социальных отношений.
Заметной композиционной особенностью народных песен является прием развернутой метафоры . В содержании таких метафор явно просматриваются мифологические корни. Часто повторяется развернутая метафора "смерть-свадьба".
Другая развернутая метафора содержит древние следы партиципации - мистического единства человека с окружающим его миром.
Разновидностью развернутой метафоры является унаследованная из мифологического фольклора "формула невозможного " (ее охарактеризовал А. А. Потебня) 1 . Формула невозможного - это поэтический способ для выражения понятия "этого никогда не будет", "это не может случиться".
В композиции народных лирических песен иногда использовался прием цепочного построения , основанный на поэтических ассоциациях между образами.
По способу передачи содержания выделяются песни-повествования
и песни-раздумья
. В песнях любого типа выражению лирического начала способствовали композиционные формы монолога и диалога, которые могли сочетаться с повествовательной частью, а также друг с другом.
Эмоциональный настрой песен выражали многочисленные лирические обращения
. Особенно часто они использовались в зачинах, нередко разрастаясь в пейзажную картину:
Другой распространенный способ эмоционального выражения - единоначатия
. Они могли играть разную, иногда довольно сложную художественную роль.
Разнообразные повторы занимали в народной лирике большое место, проявляясь на всех уровнях: в композиции, в стихе, в лексике. Песенная лексика знает повторы
Ø тавтологические (темная темница, чудо чудное, тропы тропятся, струя струит, живешь-поживаешь)
Ø синонимические (путь-дороженька; грусть-печаль-тоска; клялася ему, божилася; спится-дремлется; стучит-гремит; призадумался, пригорюнился).
Строфика и стих народных лирических песен очень своеобразны. Ритмико-интонационная структура устной лирики зависела от музыкально- мелодического оформления текста. Куплеты народных песен содержат самое разное количество стихов: один, полтора, два, три и т. д. Стихи могли "переходить" из одного куплета в другой.
Народные песни имели тонический стих , а также гибридные или переходные формы силлабо-тонического стих а. Протяжные песни обычно имели белый стих; если встречались рифмы, то они были только смежными, причем рифмовались одинаковые части речи. Относительная бедность протяжных песен рифмами компенсировалась за счет ассонансов и аллитераций. Песни шуточные, быстрые, напротив, украшались рифмами.
Сочетание в народной лирике широкой типизации образов с универсальным принципом аналогии
между миром природы и внутренним миром человека привело к появлению устойчивых метафор.
В создании традиционного фольклорного мира песни важную роль играли постоянные эпитеты
. Они поэтически типизировали русскую природу, образ человека, его семейный быт
В песнях применялись сравнения ; гиперболы , уменьшительно-ласкательные суффиксы . Особые художественные средства имели песни плясовые, шуточные и сатирические.
Былины. Исторические песни. Баллады
Составители А.Калугина, В.Ковпик
В книге, которую мы предлагаем читателю, публикуются лучшие образцы песенного эпоса русского народа: былины, исторические и балладные песни, а также скоморошины. В них в поэтической форме нашли отражение, с одной стороны, историческое сознание народа, идея служения Родине, любви к родной земле, к земледельческому труду, к близким людям, а с другой – обличение врагов, посягающих на Русь и разоряющих города и села, осуждение злодейств, осмеяние человеческих пороков и низменных поступков.
Былины – героический эпос русского народа, восходящий ко временам Киевской Руси, – до середины XX в. сохранялись преимущественно на Русском Севере (Архангельская область, Карелия) в устах сказителей, именовавших эти песни «старинами» или «старинками». Термин «былина» по отношению к ним был введен в употребление в 30-е гг. XIX в. собирателем и издателем фольклора И. П. Сахаровым, позаимствовавшим его из «Слова о полку Игореве» (автор которого ведет рассказ «по былинам сего времени», а не по старинным песням-«славам» в честь князей, созданным вещим певцом Бояном).
Сейчас это может показаться странным, но еще в середине XIX в. наша отечественная наука не располагала сведениями ни о бытовании былин, ни об их исполнителях – и это в то время, когда Богатырский эпос, как мы сейчас знаем, еще был широко распространен на территории России! Причину этого явления можно найти в петровских реформах, в результате проведения которых образованные слои русского общества приобщились к европейской культуре и в то же самое время отдалились от основной массы своего народа – крестьян – настолько, что о русском народном творчестве имели лишь самое приблизительное понятие (а подчас – ио самом языке: не случайно пушкинская Татьяна, «русская душою», «по-русски плохо знала» и «выражалася с трудом на языке своем родном»). Положение стало меняться лишь в эпоху романтизма, пробудившего внимание образованного русского общества к творениям «народного духа», передававшимся изустно в среде неграмотного в своей массе крестьянства. В 1830-1850-е гг. развернулась деятельность по собиранию произведений фольклора, организованная славянофилом Петром Васильевичем Киреевским (1808–1856 гг.). Корреспондентами Киреевского и им самим было записано около сотни былинных текстов в центральных, поволжских и северных губерниях России, а также на Урале и в Сибири, однако эти записи увидели свет только в 1860–1874 гг., когда собрание народных песен Киреевского издавал П. А. Бессонов.
До середины XIX в. былины были известны русскому читателю лишь по сборнику Кирши Данилова, первое (сильно сокращенное) издание которого под заглавием «Древние русские стихотворения» увидело свет в Москве в 1804 г., второе (значительно более полное) – в 1818 г. («Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым»). Считалось, однако, что представленные в этой книге песни уже перестали бытовать в народе. Сама личность составителя этого собрания произведений народного песенного эпоса, равно как и место, время и обстоятельства его возникновения оставались тайной вплоть до недавнего времени, когда трудами ученых, предпринявших обширные историко-архивные разыскания, было установлено, что Кирилл Данилов был заводским мастером в демидовском Нижнем Тагиле. Владея обширным фольклорным репертуаром, он в середине XVIII в. записал его (или продиктовал для записи) по поручению хозяина заводов – Прокофия Акинфиевича Демидова, который, в свою очередь, хотел передать эти песни в качестве важного исторического источника известному историку, академику Герарду-Фридриху («Федору Ивановичу», как его звали по-русски) Миллеру. Весьма вероятно, что Кирилл Данилов оказался за Уралом не по своей воле: в России за иную песню могли сослать «в места не столь отдаленные» и в XX, и в XVIII веке. Думать так заставляет фраза, оброненная П. А. Демидовым в письме Г.-Ф. Миллеру от 22 сентября 1768 г.: «Я достал [эту песню] от сибирских людей, понеже туды всех разумных дураков посылают, которыя прошедшую историю поют на голосу».
Настоящим потрясением для научного мира стало открытие в середине XIX в. живой традиции былинного эпоса, причем недалеко от Санкт-Петербурга – в Олонецкой губернии. Честь этого открытия принадлежит Павлу Николаевичу Рыбникову (1831–1885 гг.), народнику, высланному в Петрозаводск под надзор полиции. Служа в губернском статистическом комитете, Рыбников в 18591863 гг. совершал деловые поездки по губернии, в ходе которых обнаружил десятки знатоков эпоса – сказителей – и записал от них 165 текстов былин, которые опубликовал в 1861–1867 гг. Вот как собиратель описывает свою первую встречу с былинами (во время ночлега на Шуй-наволоке, острове в 12 верстах от Петрозаводска):
«Я улегся на мешке возле тощего костра, заварил себе чаю в кастрюле, выпил и поел из дорожного запаса, и, пригревшись у огонька, незаметно заснул; меня разбудили странные звуки: до того я много слыхал и песен и стихов духовных, а такого напева не слыхивал. Живой, причудливый и веселый, порой он становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал что-то стародавнее, забытое нашим поколением. Долго не хотелось проснуться и вслушаться в отдельные слова песни: так радостно было оставаться во власти совершенно нового впечатления. Сквозь дрему я рассмотрел, что в шагах трех от меня сидит несколько крестьян, а поет-то седатый старик с окладистою белою бородою, быстрыми глазами и добродушным выражением в лице. Присоседившись на корточках у потухавшего огня, он оборачивался то к одному соседу, то к другому, и пел свою песню, перерывая ее иногда усмешкою. Кончил певец, и начал петь другую песню: тут я разобрал, что поется былина о Садке купце, Богатом госте. Разумеется, я сейчас же был на ногах, уговорил крестьянина повторить пропетое и записал с его слов. Стал расспрашивать, не знает ли он чего-нибудь. Мой новый знакомый, Леонтий Богданович, из деревни Середки, Кижской волости, пообещал мне сказать много былин: и про Добрынюшку Никитича, про Илью Муромца и про Михайла Потыка сына Ивановича, про удалого Василия Буславьевича, про Хотенушку Блудовича, про сорок калик с каликою, про Святогора Богатыря…»
Ободренные находкой П. Н. Рыбникова, отечественные фольклористы во 2-й половине XIX – начале XX вв. предприняли множество экспедиций, в основном на Русский Север, где были открыты новые очаги сохранности песенного эпоса и от сотен сказителей сделаны записи тысяч былинных текстов (всего исследователь эпоса профессор Ф. М. Селиванов насчитывал к 1980 г. около 3000 текстов, представляющих 80 былинных сюжетов). К сожалению, к нашему времени былины полностью исчезли из живого бытования и являются теперь лишь величественным культурным наследием ушедшего прошлого нашей страны и народа. Условием сохранности былин была полная вера сказителей в правдивость описываемых ими событий (это неоднократно отмечалось фольклористами), в реальность Богатырей, в одиночку побивавших вражеские войска, Соловья-Разбойника, свистом валившего с ног Богатырского коня, крылатого Змея Тугарина и прочих диковин художественного мира былинного эпоса. Потрясения XX в. в мире и обществе, распространение школьного образования, изменение в мировоззрении и быте русского крестьянина разрушили эту наивную веру, и былины были обречены на вымирание.
Особого внимания заслуживает вопрос о соотношении былинного эпоса с исторической действительностью (т. н. «проблема историзма русского эпоса»), вызывавший и в XIX, и в XX веках бурные споры (особенно между историками и филологами).
Определение фольклора, основные отличительные черты. Система родов и жанров УНТ.
Фольклор (folk-lore) – международный термин английского происхождения, он означает – "народная мудрость", "народное знание" и обозначает различные проявления народной духовной культуры.
Названием "устное творчество народа" подчеркивают устный характер фольклора в его отличии от письменной литературы.
Фольклор – сложное, синтетическое искусство. Нередко в его произведениях соединяются элементы различных видов искусств – словесного, музыкального, театрального. Его изучают разные науки – история, психология, социология, этнология (этнография). Он тесно связан с народным бытом и обрядами.
Фольклор – это словесное устное творчество. Ему присущи свойства искусства слова. Этим он близок к литературе. Вместе с тем он имеет свои специфические особенности: синкретизм, традиционность, анонимность, вариативность и импровизация.
Традиционная преемственность охватывает большие исторические промежутки – целые столетия.
Возникает из памятных источников, т. е. передается по памяти из уст в уста, но непременно прошедший сквозь значительный слой народного понимания. Каждый носитель фольклора творит в границах общепринятой традиции, опираясь на предшественников, повторяя, изменяя, дополняя текст произведения. В литературе присутствуют писатель и читатель, а в фольклоре – исполнитель и слушатель. "На произведениях фольклора всегда лежит печать времени и той среды, в которой они длительное время жили, или “бытовали”. Фольклор непосредственно народен по содержанию – т. е. по мыслям и чувствам, в нем выраженным. Фольклор народен и по стилю – т. е. по форме передачи содержания. Фольклор народен по происхождению, по всем приметам и свойствам традиционного образного содержания и традиционным стилевым формам. В этом состоит коллективная природа фольклора. Всякое фольклорное произведение бытует в большом количестве вариантов.
Фольклор, как и литература, – искусство слова. Это дает основание использовать литературоведческие термины: эпос, лирика, драма. Их принято называть родами. Каждый род охватывает группу произведений определенного типа. Жанр – тип художественной формы (сказка, песня, пословица и т. д.). Это более узкая группа произведений, чем род. Таким образом, под родом подразумевается способ изображения действительности, под жанром – тип художественной формы. История фольклора – это история смены его жанров. Они в фольклоре обладают большей устойчивостью, по сравнению с литературными, жанровые границы в литературе шире. Новые жанровые формы в фольклоре возникают не в результате творческой деятельности отдельных лиц, как в литературе, а должны быть поддержаны всей массой участников коллективного творческого процесса. Поэтому их смена не происходит без необходимых исторических оснований. В то же время жанры в фольклоре не неизменны. Они возникают, развиваются и отмирают, заменяются другими. Так, например, былины возникают в Древней Руси, развиваются в средние века, а в XIX веке постепенно забываются и отмирают. С изменением условий бытования разрушаются и предаются забвению жанры. Но это не свидетельствует об упадке народного искусства. Изменения в жанровом составе фольклора – естественное следствие процесса развития художественного коллективного творчества.
Собирание русского фольклора в ХIХ – начале ХХ вв. Имена известных собирателей народных песен, пословиц, сказок, былин их труды.
Интерес к истории русского народа, его культуре, и в частности к фольклору, заметно усиливается после Отечественной войны 1812 года. Главное внимание в 20-е годы XIX в. уделяется русским народным песням, пословицам и поговоркам, в которых наиболее полно отразилось национальное самосознание русского народа.
В первой трети XIX в. продолжают публиковаться песенники. Наиболее значительным из них является «Новейший всеобщий и полный песенник», изданный в 1819 г. в 6-ти частях И.Глазуновым. В самом начале XIX в. поэт А.Х.Востоков собирает народные песни, пословицы и поговорки. В 1822 г. Д. Княжевич издал «Полное собрание русских пословиц и поговорок» (около 5000).
Параллельно с собиранием и изданием русского фольклора идет и его изучение. В 1812 г. А.Х.Востоков публикует. свое исследование «Опыт о русском стихосложении», в котором определяется и подробно рассматривается тоническое стихосложение русских народных песен. В 1816 г. А.Ф.Рихтер издает «Два опыта в словесности. Рассуждения о русских пословицах». В 1831- 1834 гг. И.М.Снегирев выпускает в свет «Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках».
20-е годы XIX в. -период бурного расцвета романтизма в России. Стремясь к развитию национального начала в отечественной литературе, романтики, как никогда до этого, широко используют в своем творчестве фольклор (сюжеты, образы, поэтическую стилистику).
Однако поэты-романтики не одинаково относились к фольклору, по-разному его оценивали и использовали в своем творчестве. Например, В. А. Жуковского интересовало в нем отражение «милой старины». И в этих целях он с большим удовольствием использовал народные обряды, обычаи и поверья.
Совершенно по-иному относились к народному творчеству декабристы. Взгляды декабристов на фольклор наиболее полно выражены в литературных обзорах А. Бестужева-Марлинского, опубликованных им в альманахе «Полярная звезда» (1823-1825), и в статье В. Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической в последнее десятилетие» («Мнемозина», 1824). Интерес к фольклору у декабристов был особым. В летописях и народных песнях они отыскивали свидетельства «древнеславянского» тираноборчества и свободолюбия. Былины и исторические песни возникли еще до крепостного права, и поэтому они, по мнению декабристов, наиболее полно выражали свободолюбивый и героический характер русского народа. Декабристы впервые начинают собирать казачьи исторические песни, в том числе песни о Разине. Недостаток декабристской фольклористики выражался в том, что декабристы, по существу, были страшно далеки от народа, не понимали его нужд и совершенно не интересовались современным русским фольклором.
Фольклористические взгляды А. С. Пушкина формировались под влиянием декабристов. Пушкин, как и декабристы, интересуется казачьими песнями, записывает песни и предания о Разине и Пугачеве. Однако фольклористические интересы Пушкина были значительно шире взглядов декабристов. Его привлекают не только исторические, но и современные лирические народные песни. Им была записана песня об Аракчееве, а также народные баллады, солдатские и семейно-бытовые песни, преимущественно свадебные. Пушкин задумал составить сборник народных песен, но его замыслу не суждено было сбыться, и свое собрание песен он передал П. В. Киреевскому.
Рассматривая фольклор как важную форму выражения народного самосознания и проявление народного поэтического таланта, Пушкин сделал меткие высказывания по многим жанрам русского фольклора (сказкам, песням, пословицам и поговоркам). Поэт с большим уважением относился к фольклору и его носителям. Однако у него не было слепой идеализации народного творчества.
Пушкин отвергал черты консерватизма, проявление всевозможных предрассудков.
Фольклористические интересы Н. В. Гоголя формировались под влиянием украинской и русской народной поэзии. Интерес Гоголя к фольклору появился еще в годы детства и юности и сохранялся всю жизнь. Украинские народные песни Гоголь записывал сам, по его просьбе это делали его родственники и знакомые. В итоге у Гоголя образовалось большое собрание украинских песен, основная часть которых была издана лишь в 1908 г.
Несомненный научный интерес представляют также сборники; ШейнП. В. Русские народные песни (1870); ЛаговскийФ. Народные песни Костромской, Вологодской, Новгородской, Нижегородской и Ярославской губерний (1877); Садовников Д. Н. Сказки и предания Самарского края (1884); Мельгунов Ю.Н. Русские песни, непосредст-
К середине XIX в. в фольклоре и литературе разных народов мира было обнаружено большое количество сходных сюжетов, которые никак нельзя объяснить родством этих народов, их происхождением от одного «пронарода», из чего исходили мифологи. И тут на смену мифологической теории пришла «теория заимствования» (или миграционная теория «бродячих сюжетов»). Сходные явления в словесном искусстве различных народов объяснялись заимствованием.
Сказки собирают Д. И. Садовников, Н. Е. Ончуков, Д. К. Зеленин, братья Б.М.Соколов и Ю.М.Соколов; былины-А. В. Марков, Н.Е. Ончуков и А. Д. Григорьев; лирические песни -П. В. Шейн, С.М.Ляпунов, Г.О.Дютш и др.; пословицы и поговорки - И И Иллюстров; народные драмы - Н. Н. Виноградов и Н. Е. Ончуков; частушки-Д. К. Зеленин, Е. Н. Елеонская, В. И. Симаков и др.
Наиболее значительны следующие сборники русского фольклора: Соболевский А. И. Великорусские народные песни (7 томов, 1895-1902); Шейн П. В. Великорусе в своих песнях... (2 выпуска, 1898-1900); Марков А. В. Беломорские былины (1901); Григорьев А Д. Архангельские былины (1904); ИллюстровИ. И. Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках (1904); Ончуков НЕ Северные сказки (1909); Симаков В. И. Сборник деревенских частушек (1913); Елеонская Е. Н. Сборник великорусских частушек (1914); Соколовы Б. и Ю. Сказки и песни Белозерского края (1915).
Фольклорные материалы в конце XIX-начале XX в. систематически издавались также в журналах «Этнографическое обозрение» (1889-1916) и «Живая старина» (1890-1917).
Опубликованные в конце XIX - начале XX в. собранные материалы, наиболее авторитетные в академическом отношении фольклорные сборники затем будут плодотворно использованы в исследованиях советскими фольклористами.
В советское время продолжалась собирательская работа. В 1926- 1928 гг. в экспедицию "по следам П. Н. Рыбникова и А. Ф. Гильфердинга" отправились братья Б. М. и Ю. М. Соколовы. Материалы экспедиции были опубликованы в 1948 г. . Записи былин 1926-1933 гг. из собраний Рукописного хранилища Фольклорной комиссии при Институте этнографии АН СССР вошли в двухтомное издание А. М. Астаховой "Былины Севера". Собирание былин продолжалось в военные и послевоенные годы. Материалы трех экспедиций на Печору (1942, 1955 и 1956 гг.) составили том "Былины Печоры и Зимнего берега".
Было сделано много новых записей сказок, песен, частушек, произведений несказочной прозы, пословиц, загадок и проч. В издании новых материалов преобладал, во-первых, жанровый, а во-вторых, региональный принцип.
Собиратели стали целенаправленно выявлять рабочий фольклор, фольклор каторги и ссылки. Гражданская и Великая Отечественная войны также оставили свой след в народной поэзии, что не прошло мимо внимания собирателей. Однако требуют исследования также и те разделы фольклора, которые долгие годы недостаточно изучались и почти не записывались (религиозный фольклор, фольклор политзаключенных, городской фольклор и др.).
Интересен и представителен список источников, который включает разновременные произведения с 1893 по 1994 год. Жаль, что в него не вошли книга М. Липовецкого "Поэтика литературной сказки" (Свердловск, 1992) и книга М. Петровского "Книги нашего детства" (М.} 1986). Первая могла иметь для спецкурса значение историко-теоретического исследования по жанру сказки XX века, а вторая помочь увидеть новые тенденции в литературной сказке в начале века, ибо в ней рассматриваются новые виды литературно-фольклорных связей у писателей-сказочников и не только у них (А. Блок), когда идет синтез культур - высокой с фольклорной, массовой и даже кичевой.
Несомненно, появление книги Т.В. Кривощаповой - это еще один шаг к созданию полной истории русской литературной сказки, а также к восстановлению картины сложного пути эстетических, идейных, философских поисков писателей и поэтов рубежа веков ХЗХ и XX.
Т.А. Екимова
СОБИРАТЕЛЬ УРАЛЬСКОГО ФОЛЬКЛОРА
Однажды Владимир Павлович Бирюков признался, что до середины 1930-х годов он, будучи убежденным краеведом, мало интересовался народными песнями, сказками, частушками, хотя и записывал их при случае. Лишь после Первого съезда советских писателей, где
A.М. Горький произнес всем памятные слова («Собирайте ваш фольклор, изучайте его»), когда собирание фольклора стало в нашей стране поистине массовым движением, а не только занятием специалистов,
B.П. Бирюков увлекся этой деятельностью. В сущности, первым выступлением его в качестве фольклориста была статья «Старый Урал в народном творчестве», опубликованная в газете «Челябинский рабочий» 24 ноября 1935 года. Вскоре же вышел в свет известный сборник «Дореволюционный фольклор на Урале» (1936), и о В.П. Бирюкове сразу заговорили в среде фольклористов Москвы и Ленинграда. Помню, как в 1937 году, нам, студентом первого курса Московского института истории, философии и литературы, академик Ю.М. Соколов на лекции, посвященной рабочему фольклору, заявил, что сборник В.П. Бирюкова - большое научное открытие. И тут же, вместо традиционной лекции стал выразительно читать и увлеченно комментировать тексты из книги. Он восторженно отметил выделявшиеся своей художественностью сказы П.П. Бажова (впервые опубликованные в этом сборнике). Сразу же после лекции я бросился в институтскую библиотеку и с жадностью «проглотил» книгу, поразившую меня своей не-
обычайностью, Вскоре я стал работать в специальном фольклористическом семинаре Ю.М. Соколова и помню, как весной 1938 года мой учитель однажды объявил нам, что в Ленинграде, в Институте этнографии состоялась научная конференция, на которой В.П. Бирюков выступил с сообщением о своей собирательской деятельности.
Вот счастливый человек! - сказал Ю.М. Соколов. - На золотую жилу напал! Мы, фольклористы, по старинке думаем, что народное творчество надо собирать в крестьянской среде, направляем экспедиции в глухомань. А вот Бирюков со товарищи прошелся по старым уральским заводам и всем нам преподал урок. Отправляйтесь-ка, голубчики, и вы на какой-нибудь московский завод, пошците-ка там песни. Ведь московский пролетариат заслуживает такого же внимания фольклористов как и уральские рабочие.
Так, задолго до нашего знакомства, В.П. Бирюков, сам того не ведая, определил начало моей работы собирателя фольклора. Я отправился на завод «Богатырь» и всю весну 1938 года записывал там среди потомственных московских рабочих народные песни.
С быстрым вхождением В.П. Бирюкова в фольклористику связано одно забавное недоразумение. На заседании нашего семинара обсуждались новые работы советских фольклористов. Студент, которому было поручено сделать обзор фольклорных сборников тех лет, начал бойко: «Молодой уральский фольклорист Бирюков...». Ю.М. Соколов залился смехом и прервал докладчика: «Да знаете ли вы, что этому молодому уже... пятьдесят лет!» Мы в то время не знали, что за плечами В.П. Бирюкова был уже большой опыт и авторитет краеведа. И только тогда мы поняли, что составитель сборника «Дореволюционный фольклор на Урале» - не просто счастливчик, из молодых да ранних, напавший случайно на золотую жилу, а старатель, исходивший вдоль и поперек родной край и пришедший в фольклористику не со студенческой скамьи, как мы, а из «низовой» науки, теснейшим образом связанной с жизнью народа.
Прошло несколько лет, и мое поколение фольклористов-фронтовиков немало походило по родной земле, прежде чем смогло отправиться в экспедиции, о которых мечталось в мирные предвоенные годы... И хотя в передышках между боями мы не забывали записывать солдатские песни и рассказы, но по-настоящему, естественно, наша профессиональная деятельность возобновилась после войны.
Демобилизовавшись из Советской Армии, я получил назначение на работу в Челябинский педагогический институт, где стал читать курс фольклора и древней русской литературы. Самым сильным моим желанием было познакомиться с В,П. Бирюковым, который уже в то время оказался полулегендарной личностью. Со всех сторон я слышал о нем
самые разноречивые суждения. Одни отзывались о нем как об эрудите, подавляющем собеседника своими универсальными знаниями. Другие -как о нелюдиме-отшельнике, неприступном хранителе несметных богатств, которые он держит за семью замками. Третьи - как о чудаке и бродяге, неразборчивом собирателе всякой всячины. Не обходилось без анекдота о том, как В.П. Бирюков однажды потерял свою шапку и с тех пор в любую пору года и при всякой погоде ходит с непокрытой головой... Я сохранил в душе то впечатление, какое произвела на меня в студенческие годы его книга, и потому в моем сознании представал совсем иной образ - этакого уральского патриарха, сгарца-подвижника. Но уже при первой нашей встрече я понял, как далеки от истины были и поверхностные иронические характеристики В.П. Бирюкова и мое собственное идеализированное, иконописное представление о нем.
В.П. Бирюков жил в те годы в тихом Шадринске, преподавал фольклор в местном педагогическом институте и изредка наезжал по своим делам в Челябинск. В один из своих приездов он зашел к Г. А. Турбину, когда и я оказался у него в гостях (мы готовились к нашей первой совместной фольклорно-диалекгологической экспедиции), и мое знакомство с В.П. Бирюковым началось с делового разговора.
В нашем полку прибыло! - обрадовался В.П. Бирюков и тут же стал щедро делиться со мной своими советами и адресами, Я поразился его простоте в обхождении, даже неожиданной для меня простоватости. И позже я замечал, что человек, впервые встречавший В.П. Бирюкова, не сразу догадывался, что он имеет дело с интеллигентом, окончившим два высших учебных заведения, знающим иностранные языки и сотрудничавшим с академическими институтами. В его манере держаться и говорить ничего не было такого, что могло бы быть принято за чувство превосходства, и в этом проявлялись свойственные ему житейская мудрость и такт. Тогда, в доме Г. А. Турбина, он не поучал меня и не демонстрировал свои знания в области фольклора и этнографии, напротив, как мне показалось, даже старался умалить свой профессиональный опыт. А ведь перед ним находился всего-навсего начинающий педагог и совсем еще никому не известный фольклорист. Эта душевная его мягкость и деликатность сразу же позволила и мне доверчиво потянуться к нему. Нисколько не утратив почтения, я почувствовал в нем не только наставника, но и товарища по общему делу. И еще поразила меня его внешность. Я не удивился его более чем скромному наряду (в те первые послевоенные годы никто не щеголял), но я ожидал встретиться с маститым старцем, а передо мной сидел бодрый и моложавый человек, со спадающими чуть не по плечи русыми кудрями, с задорно поблескивающими серыми глазами и не сходящей с губ, хотя и упрятанной в низко спускавшиеся усы, улыбкой. Я легко представил его бодро и неутомимо
шагающим с походной сумкой по уральским дорогам и, несмотря на разницу в летах, почувствовал себя его «сопутником».
Мы легко сблизились, и вскоре наше научное сотрудничество перешло в дружбу. В 1958 году, когда отмечалось семидесятилетие Владимира Павловича, он прислал мне в Ленинград вышедшую к юбилею книгу «Урал Советский» с дорогой для меня надписью: «... в годину десятилетия нашей дружбы...». Да, то памятное десятилетие отмечено многими значительными для меня событиями нашей совместной дружной работы, взаимной поддержкой и помощью в трудные для каждого из нас дни...
Скромность и застенчивость В.П. Бирюкова превосходила всякую меру. Когда в газете «Челябинский рабочий» в 1948 году была опубликована моя статья по оводу его шестидесятилетия, он при первой же встрече «выговорил» мне: - Ну зачем же Вы о живом человеке такое написали! Уж таким святорусским богатырем меня изобразили, что мне теперь и на люди совестно показаться! И как не пытался я убедить его, что писал не столько ради его славы, сколько ради того дела, какому мы оба служим, он никак не мог успокоиться и все приговаривал: - Вам бы только похвальные слова писать! Дело само за себя говорит.
А о своем семидесятилетнем юбилее он писал мне в Ленинград (в письме от 7 августа 1958 года): «Вы давно знаете, что я вообще против юбилея живого человека и уж совсем было задумал удрать из Шадринска, как мне сказали: «Не моги! - создана областная юбилейная комиссия...». Пришлось подчиниться... Откуда, от кого пошло все это, я теряюсь в догадках. Вдруг такое внимание! Даже книжку обо мне издали. Этак только академикам везет. В чем дело?» Очень характерные для В.П. интонации недоумения и самоиронии!
Помню также, как убеждал я его написать мемуары. Он даже обиделся. - Что же, Вы считаете, что песенка моя спета? Ведь мемуары пишут тогда, когда ни на какое другое дело не годы!
Но все же однажды привез мне в Челябинск рукопись под названием «Путь собирателя (автобиографический очерк)» и шутливо потребовал у меня: - Только Вы засвидетельствуйте, что сделал я это не по своей воле, а Вами понужден был. А потом неожиданно и озорно признался: - Очерк-то этот у меня давненько готов, да я помалкивал.
«Путь собирателя» появился, как известно, в шестом номере альманаха «Южный Урал», хотя особой радости эта публикация автору не доставила. И даже несколько лет спустя (в письме, датированном так: «Утром 26 января 1957 г.») он огорченно вспоминал, что редактор «сильно исковеркал» его очерк и привел некоторые искажения и фактические неточности. Кстати, у меня сохранились первые гранки «Пути собирателя», содержащие многие интересные подробности, к
сожалению, исключенные из опубликованного текста. Биографам и исследователям деятельности В.П. Бирюкова лучше по этому поводу обращаться не к журнальному тексту, а непосредственно к рукописи его мемуаров, хранящихся в оставшемся после него архиве.
Что писать о скромности В.П. Бирюкова, проявлявшейся в его отношении к юбилеям и мемуарам, если даже уговорить его выступить на заседании фольклорно-этнографического кружка Челябинского пединститута или перед участниками нашей фольклорной экспедиции было делом нелегким (он считал, будто я всему их уже научил и ему нечего сказать им). Заведуя кафедрой литературы, я решил привлечь В.П. Бирюкова к чтению лекций по фольклору для заочников. Заговаривал с ним на эту тему при всякой встрече, писал ему частные и официальные приглашения, но напрасно. Ему казалось, что он недостаточно «академичен» для «столичного вуза» (так он называл Челябинский пединститут, намекая на бывшее тогда в ходу присловие «Челябинск - столица Южного Урала»). И согласился только тогда, когда я сказал ему, что поскольку он отказывается читать курс фольклора, я должен делать это сам и потому вынужден буду пожертвовать летней экспедицией. Услышав это, он разволновался:
Нет, нет, как можно! Выручу вас - поезжайте, поезжайте!
Моя маленькая хитрость и была рассчитана на развитое у В.П. чувство товарищества - как он мог допустить, чтобы я принес в жертву экспедицию! И после этого он в течение нескольких лет провожал и напутствовал меня со студентами в экспедиции по Южному Уралу, а сам читал курс фольклора заочникам, что и увековечено теперь, к моей радости, на мемориальной доске, на одной из колонн фронтона Челябинского пединститута.
Вспоминаю еще один эпизод, характеризующий скромность В.П. Бирюкова. В января 1949 года в Свердловске торжественно отмечалось семидесятилетие прославленного П.П. Бажова. Съехались писатели, журналисты, критики. Среди самых желанных для юбиляра гостей был и В.П. Бирюков. Мне выпала честь представлять Челябинскую писательскую организацию. После конференции фотографировались. П.П. Бажов, сидевший в центре первого ряда, пригласил занять место в том же ряду и В.П. Бирюкова. Стаж его звать и другие старейшие литераторы Урала. Но В.П. Бирюков испуганно замахал руками и направился быстрыми шагами к выходу из зала. Я бросился его догонять, и он в конце концов примостился позади всех, взобравшись на стул рядом со мной (фотографию эту храню среди самых мне дорогих).
Вечером П.П. Бажов и его семья позвали небольшую группу участников конференции к себе в гости. Приглашен был, разумеется, и В.П. Бирюков. Я зашел за ним в номер гостиницы и застал его си-
дящим за столом, погруженным в свои тетрадки. Вижу, что он и не помышляет идти на званый вечер, говорю:
Пора идти.
Нездоровится, пожалуй, отлежусь...
По тону чувствую, что это - отговорка.
Не лукавьте, Владимир Павлович. Обидите ведь добрых
Они меня знают - не обидятся.
Ну, так и я не пойду без вас!
Подсел к столу, вынул из кармана свой блокнот и тоже стал что-то в него заносить. Сидим, молчим. Владимир Павлович не выдержал, вскочил и, слегка заикаясь, бросил:
На чужом коне в гости не ездят!
Я не сразу смекнул, что он этим хотел сказать, а потом догадался: мол, соберутся писатели, а нашему брату-фольклористу там делать нечего.
Да ведь Павел Петрович на том же коне в литературу въехал, - возразил я в тон ему.
Въехать то въехал, да давно лошадей перезапряг - не догнать...
Долго мы перепирались в том лее духе, но, наконец, он сдался,
убедившись, что, действительно, без него я не пойду, а лишить меня возможности провести вечер в семье П.П. Бажова он не решился.
Какой я фольклорист! - скромно заметил он в одном из разговоров со мной В.П. Бирюков. - Я вовсе не фольклорист, менее того -не ученый, я - краевед.
Действительно, В.П. Бирюков нельзя, строго говоря, назвать фольклористом в привычном смысле слова, и все-таки его имя прочно вошло в историю советской фольклористики. Занятия фольклором были лишь малой и, я бы сказал, подчиненной областью в его разнообразной, обширной краеведческой деятельности. На фольклор он смотрел как на органическую часть всей духовной культуры народа, неотделимую от труда, быта, борьбы, философии, практической морали трудящихся масс. В собирательской деятельности В.П. Бирюкова первоначально стихийно, а затем и сознательно претворялась программа русских революционных демократов - изучать фольклор как «материал для характеристики народа» (Добролюбов).
Была еще одна особенность в работе В.П. Бирюкова как собирателя - хотя он в одной своей методической статье и писал, что коллективный, экспедиционный способ собирания материала является лучшим (см.: «Фольклорно-диалектологический сборник Челябинского педагогического института», Челябинск, 1953, с. 140), однако сам
он все же предпочитал индивидуальные поиски, беседы и запись. При этом он сочетал систематический стационарный метод собирания в каком-нибудь одном месте и от нескольких лиц - с длительными и отдаленными поездками с определенной тематической целью (так он объездил почти весь Урал, собирая фольклор гражданской войны).
В.П. Бирюкову помогали в работе не только огромный опыт, но и интуиция, умение расположить к себе людей, знание народной речи. Он не подделывался под манеру собеседника, но быстро схватывал особенности говора и всегда мог сойти за земляка. Он никогда и нигде не расставался с тетрадью и вел записи буквально беспрерывно, везде, в любой обстановке - на улице, в трамвае, на вокзале, даже находясь в доме или на лечении в санатории и в больнице. Он не пренебрегал ничем и никем, заносил в тетрадь любое меткое словцо, всякое поразившее его сообщение, отрывок песни, хотя бы один стих ее... Многое он воспроизводил и по памяти или конспективно, когда условия не позволяли сделать запись непосредственно в момент рассказывания или пения (ночью или под дождем), но всякий раз при этом добросовестно оговаривал это в своих рукописях, чтобы не ввести в заблуждение тех, кто будет пользоваться его материалами. Собирание фольклора стало
для него жизненно важной потребностью, и легко можно представить, каким несчастьем для него оказалась постепенно развивающаяся глухота. В декабре 1963 года он писал мне: «Помните, как я был у Вас в 1958 году. Тогда уже начиналась глухота, а теперь она усилилась... Из-за глухоты приходится оставить ведение записи фольклора».
Не удивительно, что В.П. Бирюкову одному удалось собрать такой колоссальный фольюторно-этнографический архив, которым могло бы гордиться любое научное учреждение. Его дом на Пионерской улице Шадринска был уникальным, н значившимся в официальных списках, хранилищем самых разнообразных материалов по бьггу и духовной культуре населения Урала. Архив занимал несколько шкафов и стеллажей в кирпичной кладовой его дома, специально приспособленной им для хранения рукописей. Практическая недоступность архива для специалистов доставляла В.П. Бирюкову большое огорчение. Естественно, что он стал подумывать о передаче своих собраний какой-нибудь научному учреждению или об организации на Урале, на основе его собраний, самостоятельного архива. Большие надежды возлагал он на Челябинск. Писательская организация и друзья хлопотали о переезде В.П. Бирюкова. Но по каким-то обстоятельствам это не осуществилось. В уже цитированном мною письме от 29 декабря 1963 г. В.П. Бирюков с горечью писал: «В будущем году исполнится целых 20 лет, как встал вопрос о моем переезде в Челябинск и организации там на основе моего собрания литературного архива. За истекшие 19 лет пришлось испортить крови неисчерпаемое количесгво<...> Сейчас вопрос решен окончательно и бесповоротно, так что я могу уже спокойно говорить и писать своим друзьям. С октября началась переброска нашего собрания в Свердловске...> Пока что перевезли шесть с половиной тонн и остается перевезти еще столько же». Так завершилась его Одиссея... В Свердловске, как известно, на основе собраний В.П. Бирюкова был создан Уральский Центральный Государственный архив литературы и искусства, а сам В.П. Бирюков стал первым его хранителем.
Как ни велико литературное наследие В.П. Бирюкова, но в его книги вошла лишь часть собранных им материалов по народной культуре русского населения Урала. Не всегда легкой была судьба его книг. Вспоминаю, например, подготовку сборника «Исторические сказы и песни», к изданию которого я был причастен. Рукопись была уже отредактирована и одобрена, как вдруг в издательстве возникли неожиданные сомнения - стоит ли публиковать книгу, посвященную событиям дореволюционного времени? Тогда мне пришла спасительная мысль обратиться за поддержкой к старейшему и заслуженному московскому фольклористу и литературоведу И.Н, Розанову, знавшему В.П, Бирюкова, и он согласился поставить свое имя на титульном листе,
а я написал специальное предисловие, чтобы объяснить ценность и актуальность материалов, вошедших в сборник. И все же, несмотря на все эти предосторожности, в рецензии на сборник, опубликованной в газете «Красный Курган» (31 мая 1960 г., № 101), в общем содержащей объективную и высокую оценку книги, появилась сакраментальная фраза: «Но сборник не лишен и недостатков. Он составлен в отрыве от современности». И это - о сборнике исторических песен и сказов, где большая часть материалов связана с освободительным и революционным движением! Когда книга вышла в свет. В.П. Бирюков подарил ее мне с надписью: «Моему редактору и печатнику». На титульном листе, над названием сборника обозначено: «Фольклор Урала. Выпуск первый». Но, к сожалению, он остался единственным из задуманной В.П. Бирюковым серии аналогичных научных фольклористических сборников.
К счастью, в Свердловске и Кургане были изданы другие книги В.П. Бирюкова: «Урал в его живом слове» (1953), «Урал советский» (1958), «Крылатые слова на Урале» (1960), «Записки уральского краеведа» (1964), «Уральская копилка» (1969).
В.П. Бирюков создал своеобразный тип фольклорных сборников. В них ярко проявились те принципы его подхода к фольклору, о которых я сказал выше в связи с его собирательской деятельностью и который он сам хорошо сформулировал в предисловии к сборнику «Урал в его живом слове»: «Через устное народное творчество, через народный язык - к познанию родного края». Достаточно взглянуть на композицию сборников В.П. Бирюкова, на названия и состав их разделов, чтобы убедиться в том, что главным для него было н история или современное состояние того или иного фольклорного жанра, не передача тех или иных идейно-художественных особенностей фольклора, а в первую очередь стремление дать целостное представление о том или ином историческом событии, о той или иной стороне жизни и быта народа, об особенностях той или иной социальной группы, о том или ином виде трудовой деятельности. Поэтому все жанры в его сборниках в пределах одного какого-нибудь тематического раздела перемежаются, и рядом могут стоять и сказка, и песня, и документальный рассказ, и частушка, и пословица, и поговорки, и лирика, и сатира, - одним словом все, что помогает с предельной полнотой охватить интересующую его тему. Мне часто приходилось слышать от коллег и даже читать неосновательные упреки в адрес В.П. Бирюкова, являющиеся следствием непонимания творческого замысла и назначения его сборников. Между тем сборники В.П. Бирюкова не следует мерить на общий академический аршин, искать в них то, что исключается самой их природой, своеобразием принципов их составителя. Надо ценить то, что дал науке В.П, Бирюков и что никто другой не смог дать. В сборниках
В.П. Бирюкова следует прежде всего искать то новое и оригинальное, что в них содержится и воспринять фольклор в его историческом, социальном и бытовом контекстах, яснее увидеть неразрывную связь фольклора с жизнью, бытом и трудом народа. Если касаться того, что В.П. Бирюков не всегда руководствовался в отборе материала эстетическими критериями, то он и сам этого не скрывал - ведь создавал он не антологии художественных текстов, а книги, которые могли бы служить достоверным историческим источником.
Заслуги В.П. Бирюкова давно признаны. Были люди, оценившие по достоинству и его фольклористическую деятельности. Достаточно назвать Ю.М. Соколова и П.П. Бажова, постоянно поддерживали В.П. Бирюкова во всех испытаниях, способствовали появлению его книг, вовремя сказали доброе печатное слово о нем A.A. Шмаков, В.П. Тимофеев, Д.А. Панов... Чем больше времени отделяет нас от тех лет, когда мы были свидетелями разносторонней деятельности В.П. Бирюкова, тем яснее становится ее значение для отечественной науки и культуры. И, как всегда бывает после смерти выдающегося человека, не оставляет печальная мысль, что все-таки недостаточно сделали, чтобы он мог безбедно и спокойно работать.
Последний раз мы виделись зимой 1969 года, когда В.П. Бирюков приезжал в Ленинград по делам своего хранилища. Однажды вечером раздался звонок, и в дверях я увидел седого старика в хорошо знакомой мне дубленке, снимающего варежки, прикрепленные к веревочке, протянутые в рукава. Мы обнялись, и не успел я еще усадить его в кресло, как он уже, с присущей ему деликатностью, стал извиняться, что вскоре должен будет уйти. Разумеется, проговорили мы весь вечер, не взглянув ни разу на часы, а когда я упрашивал его остаться ночевать, он мягко, но неколебимо отказался, стараясь уверить, что в гостинице Академии наук, где ему предоставили отдельную комнату, его ждут не законченные, но запланированные на сегодня дела. Вечный, неутомимый труженик, он, действительно, не смог бы спокойно уснуть в гостях. На следующий день я проводил его на поезд, и мы, как будто предчувствовали, что видимся последний раз, не сказали обычное «до новой встречи»...
Но перед моим мысленным взором он предстает не усталым, ссутулившимся стариком, входящим в вагон, а таким, каким я знал его в старое доброе время: стройным, моложавым, с лукавинкой в глазах, одетым в узкие старомодные брючки, обутым в большие походные ботинки, с видавшим виды кожаным «фельдшерским» баулом в одной руке и" суковатой палкой - в другой, бодро вышагивающим немереные версты по каменистой уральской дороге.
