Возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем,
что призрел Он на смирение Рабы Своей,
ибо отныне будут ублажать Меня все роды.
(Лк. 1:47-48)
Предание относит первые изображения Богоматери к раннехристианскому времени, называя первым автором Ее икон апостола и евангелиста Луку, однако написанные им иконы до нашего времени не дошли, и можно достоверно говорить лишь о позднейших списках первописанных икон Пречистой Девы, с большей или меньшей точностью воспроизводящих древние иконографические типы, создан-ные врачом возлюбленным (Кол. 4:14) и сотрудником (Флм. 1:24) апостола Павла. Л. А. Успенский так говорит об иконах, приписываемых евангелисту Луке: "Авторство святого евангелиста Луки нужно понимать в том смысле, что иконы являются списками (вернее, списками со списков) с икон, написанных когда-то евангелистом" [Успенский, с. 29].
Самые первые из известных изображений Богоматери относятся к II в. - они не относятся к числу списков с икон апостола Луки; это изображения Рождества Христова в римских катакомбах. Как отмечал Н. П. Кондаков, "главным иконографическим типом Богоматери во втором и третьем столетиях остается ее исходное и главнейшее изображение с Младенцем на руках, сидящей перед по-клоняющимися волхвами" [Кондаков, с. 14].
Первые иконы Пресвятой Богородицы появились там, где проходила Ее земная жизнь - в Палестине, но уже в первые десятилетия существования Константинополя все главные святыни, связанные с Нею, перемещаются в этот город - новую столицу империи, принявшей Христа [Квливидзе, с. 501]. В Византии складывается почитание Матери Божией как Покровительницы столицы: Град Твой сохраняй, Богородительнице Пречистая; в Тебе бо сей верно царствуяй, в Тебе и утверждается, и Тобою побеждаяй, побеждает всякое искушение… В словах Богородична 9-й песни Великого канона содержится напоминание о том, что почитание Пресвятой Богородицы в Константинополе многократно проходило испытание на верность: по горячей молитве жителей перед чтимыми иконами Пречистой Девы сохранялся град . Большая часть святынь, связанных с Богородицей, находилась в посвященной Ей церкви во Влахерне - предместье столицы. В числе тех, кто подвергал град искушениям , были и древние славяне; их походы - как "удачные" (завершавшиеся разграблением города), так и неудачные - были, по-видимому, первыми контактами наших предков с верой и почитанием Той, Которая изберет позднее землю Русскую одним из Своих земных уделов.
После III Вселенского Собора (431 г.), догматически закрепившего именование Пресвятой Девы Богородицей , почитание Её получило широкое распространение во всем христианском мире. С VI в. почитание Божией Матери не мыслилось уже без Её святых икон. Основные типы икон Богородицы сложились в доиконоборческий период и, вероятно, представляли собой творческое развитие первописанных образов, созданных апостолом Лукой.
Первые сюжеты с изображением Богородицы ("Рождество Христово" и "Поклонение волхвов") в римских катакомбах Присциллы (II-IV вв.) носили исторический характер; они иллюстрировали события священной Истории, но по сути своей еще не были теми святынями, перед которыми возносились христианские молитвы Пречистой Деве. Кондаков так говорил о развитии иконографии Божией Матери: "Икона Божией Матери, помимо характера и типа, в ней изображенного, приобретает постепенно, вместе с ходом христианского искусства и развитием в нем своей роли (приблизительно уже с V века), особую черту, проводимую на ней тем самым отношением к ней молебщика, по которому она становится "моленной" иконой. Начавши с безразлично холодного представления исторического характера, икона вообще, а икона Богородицы в особенности, меняется, как бы по требованию и нуждам того, кто ей молится" [Кондаков, с. 5].
Вероятно, "гранью", разделяющей иллюстративно-исторические изображения Божией Матери и иконы моленные, является иконографический тип "Богородица на престоле", появившийся уже в катакомбах Присциллы в IV в. В несохранившейся росписи церкви Санта-Мария Маджоре в Риме (432-440) сидящая на престоле Богородица с Младенцем Христом была представлена в конхе апсиды - этот храм был первым, сооруженным после Собора 431 г., - и Церковь, преодолевшая ересь Нестория, молилась в нем Пречистой Деве Марии уже как Матери Божией [Лазарев, с. 32].
С середины V в. изображения Богородицы на престоле, а затем и Её изображения с Богомладенцем Христом, становятся типичными для росписи алтарной части храмов: собор Евфразиана в Порече, Хорватия (543-553 гг.); церковь Панагии Канакариас в Литрангоми, Кипр (2-я четверть VI в.); базилика Сант-Аполлинаре Нуово в Равенне; церковь вмч. Димитрия в Фессалонике (обе VI в.). В VI в. такое изображение появляется на иконах (монастырь вмц. Екатерины на Синае) [Квливидзе, с. 502].
Другой известный с раннехристианских времен тип изображения Богоматери называется Оранта. Пречистая Дева изображается в этом случае без Богомладенца, с воздетыми в молении руками. Так Богородица изображена на ампулах из сокровищницы собора Боббио (Италия), на рельефе двери церкви Санта-Сабина в Риме (ок. 430 г.), на миниатюре из Евангелия Раввулы (586 г.), на фресках апсиды монастыря преподобного Аполлония в Бауите (Египет, VI в.) и капеллы Сан-Венанцио в Риме (ок. 642 г.), а также на донышках стеклянных сосудов [Квливидзе, с. 502, Кондаков, с. 76-81]. Богоматерь Оранта в храмовой росписи появляется в доиконоборческую эпоху часто - обычно в композиции Вознесения Господня - и надолго остается одним из излюбленных изображений (церковь св. Апостолов в Константинополе, церковь Успения в Никее, церковь св. Софии в Фессалониках, собор св. Марка в Венеции).
Именно такой тип изображения в числе первых появляется и на Руси: в Преображенском храме псковского Мирожского монастыря, в церкви св. Георгия в Старой Ладоге и новгородской церкви Преображения Господня (Спаса на Нередице) [Лазарев, с. 63].
Самыми ранними из дошедших до нас изображений Богоматери в храмовой росписи являются мозаики собора Киевского Софийского собора. Об основании этого величественного храма сообщает Ипатьевская летопись под 1037 г.: "Заложи Ярослав город великий Киев… заложи же и церковь Святыя София, Премудрость Божию митрополью". Другая летопись, Густынская, говорит о том, что "церковь прекрасная Св. Софии" украшена была "всякою красотою, златом и каменеем многоценным, иконами и кресты…" [цит. по: Этингоф, с. 71-72]. Мозаики Софии Киевской были созданы в 1043-1046 гг. византийскими мастерами. Храм был задуман как кафедральный собор Митрополита и полностью соответствовал своему предназначению - был главным храмом Святой Руси.
Пятиметровое изображение Богоматери в Софии Киевской получило название "Нерушимая Стена". По краю апсиды, в которой изображена Богоматерь, сделана надпись: Бог посреде его, и не подвижится, поможет ему Бог утро заутра (Пс. 45:6). Русский народ, делавший первые шаги в своей христианской истории, воспринимал Богоматерь как свою Небесную Покровительницу. Молящаяся с воздетыми руками Богоматерь Оранта воспринималась как олицетворение Церкви Земной - и в то же время как Небесная ходатаица и молитвенница за Церковь Земную. Изображения Богоматери в убранстве Софии Киевской встречаются неоднократно [Лазарев, с. 64].
Название Оранты носит и еще одно древнее изображение Богоматери - это икона "Ярославская Оранта" (XII в., ГТГ). Этот иконографический тип был известен в Константинополе как Влахернитисса. Название Оранты было дано этой иконе ошибочно одним из ее первых исследователей А. И. Анисимовым. Икона была найдена в "рухлядной" кладовой Спасского монастыря в Ярославле. Такой тип в литературе по византийской иконографии именуется Великой Панагией [Кондаков, т. 2, с. 63-84; 114]. В Древней Руси такое изображение называлось Богородица Воплощение [Антонова, с. 52]. Богоматерь стоит на овальном орнаментированном красном подножии с воздетыми руками; на Ее груди помещен золотой диск с поясным изображением Спаса Еммануила. Богомладенец обеими руками благословляет именословным благословением. В верхних углах иконы расположены круглые клейма с изображениями архангелов Михаила и Гавриила, держащих в руках зерцала с изображением креста. В литературе существуют разные мнения о времени и месте написания иконы: от начала XII в. (Киев) до первой трети XIII в. (Владимирская Русь) [Антонова, т. 1, с. 51-53; Древнерусское иск., с. 68-70].
Кондаков указывает, что этот иконографический тип с изображением Богоматери с воздетыми руками и Предвечного Младенца в круге у Нее на груди имеет примеры в раннехристианском искусстве VI-VII вв., а затем вновь широко распространился в X-XII вв. [Кондаков, т. 2, с. 110-111]. На Руси такое изображение встречалось в несохранившейся росписи церкви Спаса на Нередице (1199 г.).
Одной из самых известных и, несомненно, самой почитаемой в центральной Руси была икона Богоматери, именуемая Владимирской, привезенная на Русь в первой трети XIII в. Судьба ее складывалась драматично. В 1155 г. князь Андрей Боголюбский перенес ее из Вышгорода во Владимир, украсил дорогим окладом и поместил в Успенский собор, построенный в середине XII в. После убийства князя Андрея Боголюбского в 1176 г. князь Ярополк снял дорогой убор с иконы, и она оказалась у князя Глеба Рязанского. Лишь после победы князя Михаила, младшего брата Андрея Боголюбского, над Ярополком Глеб вернул икону и оклад во Владимир. При взятии Владимира татарами, во время пожара Успенского собора в 1237 г. собор был разграблен, и с иконы Богоматери вновь содрали оклад. В 1395 г., во время нашествия Тамерлана, икона была привезена в Москву, и в тот же день (26 августа) Тамерлан отступил от Москвы и покинул пределы русского государства. Позднее икона пребывала в иконостасе главного храма страны - Успенского собора Московского Кремля. В 1812 г. перед древней святыней, увезенной в Муром, молились об избавлении от нашествия двудесяти языков . В 1918 г. икону из Успенского собора забрали; сейчас она в Третьяковской галерее. В 1993 г. перед Владимирской иконой возносил горячие молитвы святейший Патриарх Алексий II - стране грозила опасность быть ввергнутой в пучину новой гражданской войны.
Владимирская икона относится к иконографическому типу Умиление (Елеуса). Композиция, известная с раннехристианских времен, широкое распространения получила в XI в. Вместе с Владимирской в Киев была привезена другая икона Богоматери, названная Пирогощей (для нее была построена церковь). Ипатьевская летопись под 1132 говорит: "В се лето заложена бысть каменна святая Богородица, рекомая Пирогоща". Образы Богородицы Елеусы (Милостивой), Гликофилусы (Сладкое лобзание; в русской традиции Умиление), известные также под именем Влахернитиссы (икона XII в., в монастыре вмц. Екатерины на Синае), где Богородица и Младенец изображены во взаимном ласкании (фреска церкви Токалы-килисе, Каппадокия (X в.), Владимирская, Толгская, Донская иконы Божией Матери и др.), распространяются в послеиконоборческий период. Этот тип изображений подчеркивает тему материнства и будущих страданий Богомладенца [Квливидзе, с. 503].
Еще один известный - и столь же чтимый в западных пределах Руси, как Владимирская в центральной ее части, - образ Богородицы Одигитрии, или Путеводительницы. Название свое она получила по имени константинопольского храма Одигон, где была одной из почитаемых святынь.
По преданию, она была написана евангелистом Лукой и прислана из Иерусалима императрицей Евдокией. Самое раннее изображение Одигитрии сохранилось в миниатюре из Евангелия Раввулы (лист 289 - в рост). На иконах этого типа Богородица держит Младенца на левой руке, правая протянута к нему в молитвенном обращении [Квливидзе, с. 503].
Одним из чтимых образов Новгородской земли была икона Благовещения Пресвятой Богородицы, именуемая Устюжской (30-е г. XII в., ГТГ). Название связано с преданием о том, что икона, находившаяся в Георгиевском соборе новгородского Юрьева монастыря, происходит из Великого Устюга и именно перед нею молился в 1290 г. блаженный Прокопий Устюжский об избавлении города "от тучи каменной". Вместе с другими новгородскими святынями икона Благовещения была привезена в Москву Иваном Грозным [Древнерусское иск., с. 47-50].
Иконописный подлинник сообщает об Устюжском Благовещении: "Сын в персех у Пречистыя вообразися", т. е. на иконе изображается Боговоплощение. Яко от оброщения червленицы, Пречистая, умная Багряница Еммануилева, внутрь во чреве Твоем плоть исткася; темже Богородицу воистину Тя почитаем (преподобный Андрей Критский). Иконы Богоматери, наглядно иллюстрирующие догмат о Боговоплощении, пользовались благоговейным молитвенным почитанием с древнейшего времени. Назовем здесь фреску середины XII в. в алтаре Спасо-Преображенского собора Мирожского монастыря в Пскове, а также излюбленный иконографический тип новгородцев - иконы Божией Матери Знамение, прославленные многими чудотворениями. Выносная икона Знамения (1169 г.), находящаяся в Новгородском музее, относится к иконографическому типу Богоматери Великой Панагии. Утвердившееся на Руси наименование иконы "Знамение" восходит к летописно засвидетельствованному чуду, бывшему в 1170 г. от чтимой новгородской иконы при осаде Великого Новгорода суздальцами. Благодаря Ее заступничеству Господин Великий Новгород был избавлен от беды.
К этой же иконографической традиции относится и киевская икона второй половины XIII в. - Богоматерь Печерская (Свенская) с предстоящими преподобными Антонием и Феодосием. Находилась икона в Свенском монастыре недалеко от Брянска, где, по преданию, был в 1288 г. исцелен от слепоты черниговский князь Роман Михайлович, основавший в том месте обитель. То же предание говорит, что икона была принесена в новый монастырь из Киевского Успенского Печерского монастыря, где была написана в начале XII в. преподобным Алипием Печерским. Надо отметить, что Свенская икона является древнейшим изображением основоположников русского монашества. Текст на довольно хорошо сохранившемся свитке, который держит в руках преподобный Антоний, гласит: "Молю вас так, чада: держимся воздержания и не ленимся, имея в сем Господа помощником" [Древнерусское иск., с. 70-72].
Один из ранних исследователей русской иконописи, Иван Михайлович Снегирев, в письме к основателю отечественной археологии графу А. С. Уварову писал: "История иконописи у нас неразрывно связана с историей нашего христианства. На Русь она вошла из Византии рука об руку с Крестом и Евангелием". Русь в древние времена не знала иконоборческой ереси - ей пришлось пережить эту трагедию в ХХ столетии. Лишь немногие из тех древних святынь, которые пришли на Русь из Византии или были созданы уже на русской земле, дошли до наших дней. И тем ценнее для нас, христиан третьего тысячелетия, знание об этих святынях, память и благоговейное почитание их.
Епископ Балашихинский Николай
Источники и литература:
Антонова В.И., Мнева Н. Е. Каталог древнерусской живописи XI - начала XVIII вв. (Гос. Третьяковская галерея). Т. 1-2. М., 1963.
Джурич В. Византийские фрески. Средневековая Сербия, Далмация, славянская Македония. М., 2000.
Древнерусское искусство Х - начала XV века. Каталог собрания ГТГ. Т. 1. М., 1995.
Иоанн Дамаскин, св. Три защитительных слова против отвергающих святые иконы. Полное собрание творений. Т. 1. СПб., 1913.
Квливидзе Н. В. Богородица: Иконография. ПЭ. Т. 5. С. 501-504.
Колпакова Г. С. Искусство Византии. Т. 1-2. СПб., 2004.
Кондаков Н. П. Иконография Богоматери. Т. I-II. СПб., 1914-1915.
Лазарев В. Н. История византийской живописи. Т. 1. М., 1986.
Лившиц Л.И., Сарабьянов В.Д., Царевская Т. Ю. Монументальная живопись Великого Новгорода. Конец XI - первая четверть XII века. СПб., 2004.
Сарабьянов В.Д., Смирнова Э. С. История древнерусской живописи. М., 2007.
Смирнова Э. С. Живопись Великого Новгорода. Середина XIII - начало XV века. М., 1976.
Успенский Л. А. Богословие иконы Православной Церкви. Париж, 1989.
Этингоф О. Е. Образ Богоматери. Очерки византийской иконографии XI-XIII веков. М., 2000.
Церковное Предание утверждает, что первая икона Спасителя появилась во время Его земной жизни. Это образ, который мы знаем под названием Нерукотворный (acheiropoietos) Спас. История происхождения первого образа Христова передается нам прежде всего текстами службы Нерукотворному Спасу 16 августа: <Пречистаго Твоего лика зрак изобразив, Авгарю верному послал еси, возжелавшу Тя видети, по Божеству Херувимы невидимого...> (Стихира 8 гласа на вечерне). Или стихира на утрене (4 гласа): <...ко Авгарю богоначертанна письмена послав, просящему спасения и здравия сему, еже от подобия Твоего зрака Божественного>.
Упоминания об истории Авгаря встречаются довольно часто, особенно в службе, совершаемой в храмах, посвященных в честь Нерукотворного Образа. Но богослужебные тексты не передают подробностей о происхождении образа: они говорят лишь о самом факте.
Что касается древних авторов, то они не упоминают о нем вплоть до пятого века. Это объясняется, по-видимому, тем, что образ оставался еще замурованным, местонахождение его не было известно, и о нем забыли. Древнейшее известное нам упоминание об этом образе находится в памятнике, называемом <Учение Аддаи>. Аддаи был епископом Едессы (541 г.) и в своем труде (если только <Учение...> написано действительно им) использовал, очевидно, какое-то местное предание или же письменные памятники, нам неизвестные. Древнейший - известный нам - писатель, авторство которого признается неоспоримым, который говорит о Нерукотворном Образе, посланном Христом царю Авгарю, - Евагрий (VI в.). В своей <Церковной истории> он называет этот образ <богозданной иконой>.
Что же касается самого плата с запечатленным на нем образом лика Христова, то он долго хранился в Едессе как драгоценнейшее сокровище города. Почитание его было широко распространено на всем Востоке, и в восьмом веке христиане праздновали во многих местах Нерукотворный Образ по примеру Едессы.
Во времена иконоборчества на Нерукотворный Образ ссылается преп. Иоанн Дамаскин, а в 787 г. Отцы Седьмого Вселенского Собора упоминают его несколько раз. Чтец константинопольского собора Святой Софии, именем Лев, присутствовавший на этом Соборе, рассказал, что во время своего пребывания в Едессе он поклонялся этому образу. В 944 г. византийские императоры, Константин Багрянородный и Роман I, купили Нерукотворный Образ у Едессы. Он был торжественно перенесен в Константинополь и помещен в храме Богоматери, называемом Фарос, и император Константин сам составил в честь Образа проповедь, в которой прославлял его как палладиум Византийской Империи. Вероятно, к этому же времени относится, по крайней мере в большей своей части, служба праздника, совершаемого 16 августа, в день, когда вспоминается перенесение Нерукотворного Образа в Константинополь. После разгрома Константинополя крестоносцами в 1204 г. следы иконы теряются.
Во Франции существует чудотворная икона Нерукотворного Спаса, которая в настоящее время хранится в ризнице собора города Лан. Икона эта считается балканского, может быть сербского, происхождения и относится к XII веку. В 1249 г. икона эта была прислана во Францию из Рима Яковом Пантелеймоном Тарциниусом, будущим папой Урбаном IV, своей сестре, игуменье цистерцианского монастыря.
День празднования Нерукотворного Спаса отмечается как <от Едеса пренесение в Константинь град Нерукотворенного Образа Господа нашего Иисуса Христа, рекше святаго Убруса>. Однако служба этого дня далеко не ограничивается памятью перенесения Образа из одного места в другое. Главное в ней - догматическое обоснование Образа и его содержание.
Значение выражения <нерукотворный образ> следует понимать в свете Евангелия от Марка, гл. 14, ст. 58: Образ этот - прежде всего Сам Христос, воплощенное Слово, явленное <в храме Тела Его> (Ин. 2, 21). Со времени Его явления Моисеев запрет образа (см. Исх. 30,4) теряет смысл, и иконы Христовы становятся неопровержимыми свидетельствами воплощения Бога. Здесь не образ Бога, сделанный по домыслу человеческому, а подлинный лик ставшего Человеком Сына Божия, который Предание Церкви возводит к непосредственному соприкосновению с живым Его ликом. В день Нерукотворного Спаса Церковь почитает первую икону Бога, ставшего Человеком.
Как мы видели, приведенные выше стихиры, а также и другие тексты службы подчеркивают историческое происхождение этого образа. В глазах Церкви особенно важно подчеркнуть, что Личность Иисуса Христа и Его образ не являются некоторым олицетворением высоких моральных качеств или прекрасной идеи, что Спаситель не есть некий идеал, возвышенный и отвлеченный, а конкретное историческое Лицо, жившее в определенном месте и в определенное время. <Возводя на первообразное Спас образ Адамов поползшийся, на земли с человеки поживе, зрим же и осязаем и описуем Неописанный существом>, - говорит служба праздника (2-я стихира первого гласа на малой вечерне).
Особое значение в плане нашего разбора имеют ветхозаветные и новозаветные чтения службы. Как известно, совокупность читаемых текстов Священного Писания раскрывает смысл празднуемого события: в паремиях показываются его ветхозаветные предображения, а в новозаветных чтениях раскрывается их исполнение, указывается вероучительное содержание праздника и его эсхатологическое значение. И вот подбор этих чтений раскрывает как раз то, что мы уже знаем из творений преп. Иоанна Дамаскина, то есть то, как понимает Церковь ветхозаветный запрет, его смысл, его цель, а также смысл и цель новозаветного образа.
Две первые паремии взяты из Второзакония (первая - гл. 4, ст. 1, 6-7 и 9-15; вторая - гл.5, ст. 1-7, 9-10, 23-26 и 29; гл. 6, ст. 1-5, 13 и 18), третья - из 3-й Книги Царств, гл. 8, ст. 22-23 и 27-30.
Две первые паремии говорят об откровении Богом закона Израилю на горе Хориве, на пути избранного народа в Землю Обетованную. Смысл этих паремий сводится к тому, что для вхождения в эту Обетованную Землю и для владения ею абсолютно необходимо соблюдение даваемого закона и поклонение единому истинному Богу, поклонение бескомпромиссное, без всякой возможности примеси культа других <богов>. В то же время дается уже известное нам напоминание о невозможности изображения Бога, пребывающего невидимым: <Глас словес Его вы слышасте, и образа не видесте, токмо глас> и <снабдите души своя зело, яко не видесте всякаго подобия...>. Другими словами, весь закон и, в частности, запрет поклоняться другим <богам> и запрет образа являются непременным условием исполнения обетования, данного избранному народу, и вселения его в Землю Обетованную. Земля же эта имеет прообразовательное значение: она есть образ Церкви, образ Царствия Божия.
Предобразованием Новозаветного Откровения является и третья паремия. Это молитва Соломона на освящении построенного им храма: <Яко аще истинно вселится Бог с человеки на земли, аще небо и небо небесе не довлеют Ти, кольми паче храм сей, егоже создах Имени Твоему...>. Здесь говорится о грядущем пришествии Бога на землю, о Его участии в течении временной человеческой истории и о присутствии Его, Которому <не довлеет и небо небесе>, в земном, построенном человеком, храме.
Значение этих паремий раскрывается в апостольском чтении праздника. Это Послание к колоссянам, гл. 1, ст. 12-17: <Благодаряще Бога и Отца, призвавшаго вас в причастие наследия святых во свете: Иже избави нас от власти темныя, и престави в Царство Сына любве Своея: о Немже имамы избавление кровию Его и оставление грехов: Иже есть Образ Бога невидимого, Перворожден всея твари...>. Этот текст, как мы видим, указывает на исполнение пророчеств: <Наследие святых>, <Царство возлюбленного Сына> - это Церковь, образом которой была Земля Обетованная. Таким образом, все течение событий Ветхого Завета, весь закон, охранявший чистоту избранного народа, вся священная его история раскрывается как предуготовительный процесс к явлению на земле Тела Христова, новозаветной Церкви. И в этом подготовительном процессе ветхозаветный запрет образа ведет к явлению Того, Кто был невидим, к <образу Бога невидимого>, явленного Богочеловеком Иисусом Христом. <Боговидения славы древле, темно Твоих задних сподобися Моисей, просив: новый же Израиль лицем ныне в лице Тя Избавителя видит ясно> (2-й тропарь 4-й песни канона).
Евангелие, читаемое в день Нерукотворного Спаса, на утрене и на Литургии одно и то же. Это Евангелие от Луки, гл. 9, ст. 51-56 и гл. 10, ст. 22-24. <Бысть же егда скончавахуся дние восхождению Его, и Той утверди лице Свое ити во Иерусалим. И посла вестники пред лицем Своим: и изшедше внидоша в весь самарянску, яко да уготовят Ему: и не прияша Его, яко лице Его бе грядущее во Иерусалим. Видевша же ученика Его Иаков и Иоанн, реста: Господи, хощеши ли, речема, да огнь снидет с небесе и потребит их, якоже и Илия сотвори?>. Но Иисус укорил их: <Не веста коего духа еста вы: Сын бо Человеческий не прииде душ человеческих погубити, но спасти. И идоша во ину весь. И обращься ко учеником, рече: вся Мне предана быша от Отца Моего: и никтоже весть, кто есть Сын, токмо Отец: и кто есть Отец, токмо Сын, и емуже аще хощет Сын открыты. И обращься ко учеником, един рече: блажени очи видящий, яже видите, глаголю бо вам, яко мнози пророцы и царие восхотеша видети, яже вы видите, и не видеша: и слышати, яже слышите, и не слышаша>.
Как мы видим, в отношении образа и Апостол, и евангельский текст по своему смыслу противополагаются первым двум паремиям: там - <вы не видели образа Божия>, здесь -<блажени очи, видящий яже видите>, - видите <образ Бога невидимого> - Христа. Поэтому последние слова евангельского чтения обращены к одним только ученикам. Ведь человека Иисуса видели не только ученики, но и все Его окружавшие; но только ученики видели в рабьем зраке Сына Человеческого - Сына Божия, <сияние славы Отчей>. Эти слова, как мы видели, преп. Иоанн Дамаскин понимает как разрешение ветхозаветного запрета. Видимой же для нас стороной этого разрешения и является празднуемый образ: <Прежде виден бысть Человеком; ныне же явися образом нерукотворенным...> (2-й тропарь 1-й песни канона).
Первая часть евангельского чтения (Лк. 9, 51-56) подчеркивает то, что отличает Апостолов от окружающего их мира, то есть то, что отличает от него Церковь: они другого духа, и их побуждения и методы действия не те, что в мире. (Напомним, что это отличие обуславливает и отличие средств, которые употребляет Церковь, в том числе и ее искусства.) Если паремии раскрывают цель запрета, то в евангельском чтении, наоборот, раскрывается цель образа. Заметим, что разница духа между Апостолами и миром выявляется Спасителем перед самым входом Его в Иерусалим. И вот, начиная с паремий, через новозаветные чтения, мы видим как бы нарастание Откровения в символических образах: Ветхий Завет есть предуготовление Нового Завета; Обетованная Земля, в которую идет Израиль, являет образ новозаветной Церкви. Новый Завет есть осуществление этих предуготовлений и прообразов. Но и Новый Завет - не конечная цель, а лишь следующий этап на пути человека в Царствие Божие. Образом этого Царствия, образом <горнего Иерусалима> является Иерусалим земной, и вход в него Спасителя есть образ входа в Царствие Божие. В Ветхом Завете исповедание истинного Бога и отсутствие Его образа было непременным условием вхождения Израиля в обетованную ему землю: в Новом же Завете исповедание Христа и Его образ, исповедание веры этим образом, играет ту же роль: это необходимое условие вхождения в Церковь, в Царствие Божие, в тот горний Иерусалим, куда Церковь нас ведет. Поэтому и читается это Евангелие в день Нерукотворного Спаса. Если Апостолов ведет в Иерусалим Сам Спаситель, то нас ведет к Иерусалиму горнему Его образ: <Славим Тя, Человеколюбце, смотрения образ видяще зрака Твоего: сим невозбранно во Едем вход, Спасе, даруй рабом Твоим> (стихира на стиховне, Слава, глас 6-й).
Так, самим выбором текстов Священного Писания и их сопоставлением Церковь раскрывает перед нами грандиозную картину, показывая нам медленное и многотрудное шествие падшего мира к обетованному ему искуплению.
Итак, Церковь утверждает изначальное существование подлинного образа Христова. Кроме Нерукотворного Образа были, конечно, и изображения Его, сделанные видевшими и знавшими Его людьми, чему мы имеем и историческое свидетельство. Свидетельство это тем более ценно, что исходит от Евсевия Кесарийского, единственного из древних авторов, которого можно считать иконоборчески настроенным. Он не только утверждает существование христианских изображений: <Он даже думает, что в его время еще существуют подлинные портреты Христа и Апостолов, он утверждает, что сам их видел>. Действительно, описав известную статую Христа, воздвигнутую в городе Панеаде кровоточивой женой, известной нам из Евангелия (см. Мф. 9, 20-23; Мк. 5, 24-34; Лк. 8, 43-48), Евсевий продолжает: <Говорили, что статуя эта воспроизводит подобие Иисуса; она сохранилась до наших дней, и мы видели ее, когда были в этом городе. Не следует удивляться, что язычники таким образом хранят память о благодеяниях, полученных ими от Спасителя. Мы видели образы Апостолов Петра и Павла и Самого Христа, которые сохранились в красках до нашего времени. Это было естественно, так как древние имели обычай почитать их таким образом, без задних мыслей, как спасителей, согласно существовавшему у них языческому обычаю>. Евсевия, повторяем, нельзя заподозрить в преувеличении, так как то богословское течение, к которому он принадлежал, далеко не одобряло тех фактов, которые он описывает.
Если икона Христова - основа христианского образотворчества - передает черты Бога, ставшего Человеком, то в иконе Богоматери мы имеем образ первого человека, осуществившего цель воплощения - обожение человека. Православная Церковь утверждает кровную связь Богоматери с падшим человечеством, несущим последствия первородного греха; она не выделяет Ее из потомства Адамова. Но вместе с тем Ее исключительное достоинство Матери Божией, Ее личное совершенство, высшая степень достигнутой Ею святости объясняют исключительное Ее почитание. Из всего рода человеческого Она первая достигла той цели, которая поставлена перед всеми людьми, - полного преображения всего человеческого естества. Она - единственная из всех сотворенных существ уже переступила грань, которая отделяет время от вечности, и находится уже теперь в том Царствии, пришествие которого ожидает Церковь после Второго Пришествия Христова. <Бога невместимаго вместившая>, <истинно Матерь Божия>, - так торжественно провозгласил Четвертый Вселенский Собор (Ефес, 431 г.). Она вместе со Христом правит судьбами мира.
Поэтому и иконы Ее занимают у нас особенно значительное место: в храме и богослужении их место - наряду с иконами Спасителя. Иконы Богоматери отличаются от икон других святых и икон Ангелов как разнообразием иконографических типов, так и их количеством и интенсивностью их почитания.
Первые иконы Божией Матери церковное Предание приписывает святому евангелисту Луке, который после Пятидесятницы написал их три: одна из них принадлежала к типу, который мы называем <Умиление>, где изображается взаимное ласкание Богоматери и Младенца. Здесь подчеркивается естественное человеческое чувство, материнская любовь и нежность. Это образ Матери, глубоко скорбящей о предстоящих страданиях Сына и в молчании переживающей их неизбежность. Другой образ относится к типу, именуемому <Одигитрия> - Путеводительница. И Сама Божия Матерь, и Младенец обращены здесь прямо к зрителю. Это строгое и величественное изображение, где особенно подчеркнуто Божество Отрока Христа. Третья икона, по-видимому, изображала Богоматерь без Младенца. Данные о ней крайне запутаны. Вероятнее всего, икона эта походила на наши изображения Богоматери в Деисисе, то есть обращенной ко Христу с молитвой.
В настоящее время в Русской Церкви насчитывается около десяти икон, приписываемых евангелисту Луке; кроме того, на Афоне и на Западе их существует двадцать одна, из них восемь - в Риме. Конечно, все эти иконы приписываются евангелисту не в том смысле, что они писаны его рукой; ни одна из написанных им самим икон до нас не дошла. Авторство святого евангелиста Луки здесь нужно понимать в том смысле, что иконы эти являются списками (вернее, списками со списков) с икон, писанных когда-то евангелистом. Апостольское Предание следует понимать здесь так же, как в отношении Апостольских Правил или апостольской Литургии. Они восходят к Апостолам не потому, чтобы сами Апостолы их написали, а потому, что носят апостольский характер и облечены апостольским авторитетом. Так же обстоит дело и в отношении икон Богоматери, написанных евангелистом Лукой.
Предание о том, что евангелист Лука первый написал иконы Божией Матери, передается нам, между прочим, текстами богослужения в дни празднования некоторых икон Богоматери, например Владимирской иконы (21 мая, 23 июня и 26 августа), принадлежащей к типу Умиления. На вечерне, в стихире литийной шестого гласа говорится следующее: <Первее написавшейся Твоей иконе евангельских таин благовестником, и к Тебе, Царице, принесенней, да усвоиши ту, и сильну соделаеши спасати чествующия Тя, и порадовалася еси, яко сущи милостива, спасения нашего Содетельница, яко уста и глас иконе бывше, якоже и Бога внегда зачинаеши во чреве, песнь воспела еси: се отныне ублажат Мя вси роди. И на ту зрящи глаголала еси со властию: с сим образом благодать Моя и сила. И мы истинно веруем, яко сие рекла еси, Госпоже, сим образом с нами еси...>. На утрене, в первой песне канона мы слышим: <Написав Твой всечестный образ, божественный Лука, богодухновенный списатель Христова Евангелия, изобразил Творца всех на руках Твоих>. Если второй из этих текстов лишь указывает на самый факт написания иконы Богоматери святым Лукой, то первый текст, кроме того, утверждает, что Сама Богоматерь не только одобрила Свою икону, но и сообщила ей благодать Свою и силу. Церковь употребляет этот текст в службе нескольким иконам Божией Матери разных типов, но которые все восходят к прототипам, написанным евангелистом Лукой. Этим Церковь подчеркивает преемство благодати и силы, присущих всем спискам этих икон, как воспроизводящим (со свойственными им символами) подлинные черты Божией Матери, запечатленные евангелистом Лукой.
Что касается исторических свидетельств, то древнейшее из них, дошедшее до нас, восходит к VI веку. Оно приписывается византийскому историку Феодору Чтецу, жившему в первой половине шестого столетия (+ ок. 530 г.) и бывшему чтецом в константинопольском храме Святой Софии. Феодор говорит об отправке из Иерусалима в Константинополь в 450 г. иконы Божией Матери, писанной святым евангелистом Лукой. Послала икону императрица Евдокия, жена императора Феодосия II, своей сестре святой Пульхерии. В VIII веке святой Андрей Критский и святой Герман, Патриарх Константинопольский (715-730) также говорят об иконе Богоматери Одигитрии, приписываемой евангелисту Луке, но находящейся в Риме. Святой Герман добавляет, что икона эта была написана при жизни Богоматери и послана в Рим Феофилу, тому самому <державному Феофилу>, о котором говорится во вступлении к Евангелию от Луки и к Деяниям Апостольским. Другое предание говорит, что икона, написанная евангелистом и благословенная Богоматерью, была отправлена тому же Феофилу, но не в Рим, а в Антиохию.
Так или иначе, в IV веке, когда христианство стало государственной религией и не надо было больше опасаться поруганий святынь, икона, принадлежавшая когда-то Феофилу и хранившаяся в частном доме в Риме, приобретает все большую и большую известность. Из частного дома икона (или ее воспроизведение) переносится в храм, а в 590 г. папа святой Григорий Великий (590-604) торжественным крестным ходом с пением молитв переносит почитаемую икону Божией Матери, <которая считается написанной святым Лукой> (quam dicunt a S. Lucas factam), в базилику святого Петра.
Кроме икон, писанных евангелистом Лукой, Предание говорит еще о нерукотворенном, явленном образе Божией Матери. Его происхождение вкратце излагается в службе Казанской иконе Божией Матери (8 июля и 22 октября): <Божественный Слова Апостолы, Евангелия Христова велегласнии вселенныя благовестницы, Божественную церковь создавше в пресвятое Твое имя, Богородице, и к Тебе, Госпоже, приходят, моляще Тя приити на тоя освященые. Ты же, о Богомати, рекла еси: идите с миром, и Аз с вами тамо есмь. Они же шедше обретают тамо на стене церкве Твоего, Владычице, образа подобие...> (седален 3-й песни канона). Предание говорит, что Апостолы эти были Петр и Иоанн и что храм был построен ими в Лидде. (Празднование Лиддской иконе Богоматери - 12 марта). В VIII веке святой Герман, будущий Патриарх Константинопольский, проезжая через Лидду, велел сделать копию с этой иконы, которую впоследствии, во время иконоборчества, послал в Рим. После победы над иконоборчеством образ этот вернулся в Константинополь. С этого времени образ Лиддской Божией Матери называется также Римским (празднуется 26 июня).
Примечания
Авгарь V Ухама - царь небольшой страны Осроены, находившейся между Тигром и Евфратом, управлял в столице, городе Едессе (ныне Орфу или Рогаис). Отметим, между прочим, что летопись этого города говорит о христианском храме, который был разрушен в 201 г. наводнением и который летопись называет <древним>. Государство это было первым христианским государством в мире (между 170 и 214 гг. при царе Авгаре IX).
Более подробное изложение происхождения Нерукотворного Образа находится в Четьи Минее. Вкратце оно сводится к следующему: Едесский царь Авгарь, больной проказой, послал ко Христу своего архивария Ханнана (Ананию) с письмом, в котором просил Христа прийти в Едессу и исцелить его. Ханнан был художником, и Авгарь поручил ему, если Спаситель не сможет прийти, написать Его образ и принести ему. Ханнан застал Христа окруженным густой толпой; он встал на камень, с которого ему было виднее, и попытался изобразить Спасителя. Видя, что Ханнан хочет сделать Его портрет, Христос потребовал воды, умылся, вытер Свой лик платом, и на этом плате отпечатался Его образ. Спаситель передал этот плат Ханнану с повелением отнести с ответным письмом пославшему его. В этом письме Христос отказывался идти в Едессу Сам, говоря, что Ему надлежит исполнить то, на что Он послан. По исполнении Своего дела Он обещал послать к Авгарю одного из Своих учеников. Получив портрет, Авгарь исцелился от главного своего недуга, но лицо его оставалось еще поврежденным. После Пятидесятницы в Едессу пошел святой Апостол Фаддей, один из 70-ти, закончил исцеление Авгаря и обратил его в христианство. Авгарь прикрепил образ к доске и поместил в нише над городскими воротами, убрав оттуда находившегося там идола. Он сильно содействовал распространению христианства среди своего народа. Но правнук его вернулся к язычеству и хотел уничтожить Нерукотворный Образ. Тогда епископ города замуровал икону в городской стене с зажженной перед ней лампадой. Со временем место это было забыто. Но образ был вновь обретен, когда город Едесса был осажден персидским царем Хосроем в 544 или 545 г. Он был найден епископом в целости с горящей перед ним лампадой; Нерукотворный Образ не только сохранился, но и отпечатался на внутренней стороне закрывавшей его черепицы. В память этого в Православной Церкви существует два типа икон Нерукотворного Спаса: лик Спасителя на убрусе и лик без убруса, так называемое <чрепие>. Все, что известно об этом последнем образе, это то, что он находился в Иераполисе (в Сирии). Есть сказание, что император Никифор Фока (963-969) перевез его в Константинополь в 965 или 968 г.
IV, 27. PG, IV, 86, 2745-2748.
Позже, в самой Едессе, начиная с 843 г., праздник этот совпадал с Торжеством Православия.
Деяния Вселенских Соборов, т. 7; там же. Манси, XIII, 169 и 190. См.: Грабар А. Панский Спас// Семинариум Кондаковианум. Прага, 1930, с.24.
Мы говорим здесь лишь об иконах, литургически празднуемых Церковью, Но исторические источники упоминают несколько икон Нерукотворного Спаса, которые играли в VI и VII вв. большую роль, в частности в византийско-персидской войне. Некоторые из них заменяли знаменитый лабарум (см.: Грабар А. Византийское иконоборчество. Париж, 1957, с.ЗО и далее). В настоящее время в Грузии существует икона, называемая Анчисхатский Спас. Она написана энкаустической техникой и восходит к VII веку (см: Амиранашвили А. История грузинского искусства. М., 1950, с. 126)
В XV веке появилась легенда о св. Веронике, которую изображают держащей плат с отпечатанным на нем ликом Спасителя Легенда о св. Веронике существует в нескольких версиях Наиболее известна из них та, которая обычно изображается в <крестном пути>, изобретенном францисканскими монахами (4-я остановка): когда Спасителя вели на Голгофу, женщина по имени Вероника якобы отерла пот с Его лика платом, на котором и отпечатался Его лик. (См статью П, Пердридзе //Семинариум Кондаковианум Прага, 1938,т 5, с. 1-5)
См.: Лосский В. Нерукотворный Спас //Успенский Л., Лосский В. Смысл икон. Берн Олтен, 1952 (по-немецки и по-английски).
Чтения эти мы берем не из Минеи, а по указателю церковных ветхозаветных чтений в Библии, так как в Минее они приводятся в сокращении, и важные для нас места отсутствуют.
Шенборн X. фон. Икона Христова Богословские обоснования. Фрибург, 1976, с. 75.
Евсевий Кесарийский. Церковная история, кн. VII, гл. XVIII.
Отметим, что календарь Русской Церкви, в которой иконография Богоматери очень развита, насчитывает 260 Ее икон, прославленных чудесами и литургически празднуемых. Вообще же, Сергиевская Минея (изд. 2-е, 1901, т. 1) насчитывает 700 наименований Ее икон.
Так, из древнейших изображений Умиления мы пока не знаем ни одного ранее X в. (образ в храме Токале Килиссе 963-969 г. См.: Лазарев В. Н. История византийской живописи. М.-Л., 1947, с. 125). Что же касается Одигитрии, то известные нам древнейшие изображения этого типа восходят к VI в. (Евангелие Равулы. См.: Кондаков Н.П. Иконография Богоматери, т. 1, с. 191-192.)
Там же, т. 2, с. 154. Об иконе Божией Матери, написанной святым евангелистом Лукой, говорится и в известном послании в защиту икон Константину Копрониму, которое часто приписывается преп. Иоанну Дамаскину По существующему в науке мнению, это произведение принадлежит неизвестному автору и составлено из подлинных речей св. Иоанна Дамаскина, а также св. Георгия Кипрского и Иоанна Иерусалимского. (См.: Острогорский Г. //Семинариум Кондаковианум. Прага, 1927, т. 1, с. 46; он же, История Византийского государства. Париж, 1956, с. 179 (по-французски).
См. Кондаков Н.П. Указ. соч., т. 2, с. 176-179. Наиболее древние дошедшие до нас исторические свидетельства о самом Лиддском образе восходят к VIII и IX вв. О нем говорится в написанном около 726 г. и приписываемом св. Андрею Критскому отрывке, а также в соборном послании трех Восточных Патриархов императору иконоборцу Феофилу, написанном в 839 г., и в творении Георгия Монаха, относящемся к 886-887 гг. О судьбе этого образа ничего неизвестно, кроме того, что он существовал еще в XI в (См.: Dobschutz
Приводится по: Л. А. Успенский. Богословие иконы Православной Церкви. Изд-во братства во имя святого князя Александра Невского. 1997.
«Иконы требуются нашею природою. Может ли природа наша обойтись без образа? Можно ли, вспоминая об отсутствующем, не воображать его? Не Сам ли Бог дал нам способность воображения? Иконы — ответ Церкви на вопиющую потребность нашей природы».
Иоанн Кронштадтский
Первое живописное изображение на Руси - это икона, появившаяся еще до принятия христианства. Самые первые иконы были написаны греческими авторами, так как к этому времени у греков уже сложились приемы по написанию икон.
В иконописи не существует ничего случайного, все подчинено определенным правилам и канонам: жесты, цвета изображаемых Образов. Цвета Спасителя - белый и красный. Красный- мученическая кровь и власть, а белый - чистота. Древняя Русь стала последовательницей Византии, переняв и религию, и религиозное искусство.
Что касается именно изображения русских святых и первой русской иконы, то канонизация первых русских святых Бориса и Глеба, произошла только лишь в конце XI века. Именно с этого времени начинается отсчет иконописных изображений.
В Древней Руси канонизация святых происходила через несколько столетий после кончины. Так случилось и с князем Владимиром. Икона князя Владимира была написана только спустя два с половиной столетия после его смерти.
Интересно заметить, что в первое время после принятия христианства на Руси практически не было домашних икон. Большую роль играла храмовая живопись и Образы святых были чаще руки византийских мастеров. В центральном куполе изображается традиционно Спаситель, между окнами апостолы, пророки и архангелы, на парусах - евангелисты. Святые изображались на колоннах и стенах. Такое же изображение осталось и в наши дни. За исключением некоторых деталей.
Цвета изображения святых Образов остались прежними. Голубой - цвет Божией Матери, зеленый- Святой Троицы. Символика осталась прежней еще с времен Византии.
Copyright 2013 Все права защищены
Самые ранние моленные иконы, дошедшие до наших дней, относятся к периоду не ранее VI века. Они изготовлялись в технике энкаустики (гр. ἐγκαυστική – выжигание), когда краска замешивалась на разогретом воске. Нужно отметить, что все краски состоят из красочного порошка (пигмента) и связующего материала – масла, яичной эмульсии либо, как в данном случае, воска.
Энкаустика была самой распространенной живописной техникой античного мира. Именно из античной эллинистической культуры эта живопись пришла в христианство.
Для энкаустических икон характерен определенный «реализм» в трактовке образа. Стремление к документальному отражению реальности. Это не просто культовый предмет, это, своего рода, «фотография» - живое свидетельство реального существования Христа, Богородицы, святых и ангелов. Ведь оправданием и смыслом иконы святые отцы считали сам факт истинного вочеловечивания Христа. Невидимый Бог, не имеющий образа, изображен быть не может.
Но если Христос был действительно воплощен, если Его плоть была реальна, значит она была изобразима. Как позднее писал прп. Иоанн Дамаскин: «В древности Бог, бестелесный и не имеющий вида, никогда не изображался. Теперь же, когда Бог явился во плоти и жил среди людей, мы изображаем видимого Бога». Именно этим свидетельством, своего рода «документалистикой», пронизаны первые иконы. Если Евангелие, в буквальном смысле, благая весть – своего рода репортаж о воплотившемся Господе, распятом за наши грехи, то икона – иллюстрация этого репортажа. Здесь нет ничего удивительного, ведь само слово икона – εἰκών – означает «образ, изображение, портрет».
Но икона передает не только и не столько телесный облик изображаемого. Как пишет тот же прп. Иоанн: «Всякий образ - есть обнаружение и показание скрытого». И на первых иконах, несмотря на «реализм», на иллюзорную передачу света и объема, мы видим также знаки мира невидимого. Прежде всего, это нимб – окружающий голову световой диск, символизирующий благодать и сияние Божества (свт. Симеон Солунский). Точно так же на иконах изображаются и символические образы бестелесных духов – ангелов.
Самой известной энкаустической иконой сейчас, наверное, можно назвать образ Христа Вседержителя, хранящийся в монастыре святой Екатерины на Синае (стоит отметить, что коллекция икон Синайского монастыря совершенно уникальна, там сохранились древнейшие иконы, поскольку монастырь, находясь с VII века вне Византийской империи, не пострадал от иконоборчества).
Синайский Христос написан в свободной живописной манере, присущей эллинистическому портрету. Для эллинизма характерна и определенная асимметрия лика, которая уже в наше время вызвала много споров и подвигла некоторых на поиск скрытых смыслов. Эта икона, скорее всего, была написана в одной из мастерских Константинополя, о чем свидетельствует высокий уровень ее исполнения.
Христос Вседержитель. VI век. Монастырь св. Екатерины. Синай
К этому же кругу, скорее всего, относятся также иконы апостола Петра и Богоматери на троне, в сопровождении святых и ангелов.
Апостол Петр. VI век. Монастырь св. Екатерины. Синай
Богородица с предстоящими святыми Феодором и Георгием. VI век. Монастырь св. Екатерины. Синай
Богородица изображена как Царица Небесная, восседающая на троне, в сопровождении святых, облаченных в придворные одеяния, и ангелов. Интересно продемонстрированы одновременно царственность и смирение Марии: на первый взгляд она облачена в простой темный хитон и мафорий, но его темно-фиолетовый цвет говорит нам, что это – пурпур, а пурпурные одеяния в византийской традиции могли носить только Император и Императрица.
Подобный образ, но писаный позднее в Риме, представляет Богоматерь – уже без всяких намеков – в полном императорском облачении и венце.
Богоматерь - Царица Небесная. Ранний VIII век. Рим. Базилика Санта Мария ин Траставере
Икона имеет парадный характер. Она следует стилю церемониальных императорских изображений. При этом лики изображенных персонажей наполнены мягкостью и лиричностью.
Богоматерь - Царица Небесная. Ангел. Фрагмент
Изображение святых в придворных одеждах должно было символизировать их славу в Царстве Небесном, а для передачи этой высоты византийские мастера прибегали к привычным, понятным для своего времени формам. В таком же стиле исполнен образ святых Сергия и Вакха, ныне хранящийся в Киеве в музее искусств имени Богдана и Варвары Ханенко.
Свв. Сергий и Вакх. VI век. Киев. Музей искусств им. Богдана и Варвары Ханенко
Но, помимо утонченного искусства культурных центров Империи, ранняя иконопись представлена и более аскетичным стилем, который отличается большей резкостью, нарушением пропорций изображенных персонажей, подчеркнутым размером голов, глаз, рук.
Христос и св.Мина. VI век. Париж. Лувр
Такие иконы характерны для монашеской среды Востока Империи - Египта, Палестины и Сирии. Суровая, резкая выразительность этих образов объясняется не только уровнем провинциальных мастеров, несомненно отличным о столичного, но и местными этническими традициями и общей аскетической направленностью данного стиля.
Епископ авраам. VI век. Гос.музеи Далема. Берлин.
Без всякого сомнения, можно убедиться, что еще задолго до иконоборческой эпохи и 7-го Вселенского Собора, осудившего иконоборчество, существовала богатая и разнообразная традиция иконной живописи. И энкаустическая икона – только часть этой традиции.
Дмитрий Марченко
Языческая Русь не знала такого вида искусства, как живопись. Первые иконы на Руси стали и первыми живописными изображениями вообще. Эта ситуация была в корне отличной от византийской, где иконные принципы формировались в оппозиции к чувственно-гедонистической живописи эллинизма. Нет сомнений, что русский человек не замечал условности иконописных приемов: иконный образ для него действительно выглядел «аки жив». Принципиально важным для формирования русской церковной живописи было то обстоятельство, что искусство иконописания было воспринято из Византии уже в развитом и совершенном виде, когда после двух периодов иконоборчества (730–787 и 802–843, с кратковременным восстановлением иконопочитания при имп. Ирине) утвердились и художественная система, и богословское понимание священного образа.
Первые росписи и иконы исполняли греческие мастера. Они принесли на Русь сложившиеся к тому времени технические приемы и художественные принципы. Иконы писали на досках, преимущественно липовых, по меловому грунту-левкасу минеральными и органическими пигментами, растертыми на яичном желтке (темперная живопись). Фрески писались водными растворами тех же красок по сырой штукатурке и отчасти дорабатывались темперой.
Для средневековой иконописи характерны особые изобразительные приемы - плоскостность, специфическая передача пространства (т. н. обратная перспектива), использование золотых фонов, отсутствие иллюзорного источника света, тяготение к локальному цвету, ряд условностей в передаче предметов и событий. Плоскостность изображения обеспечивала его дематериализацию. Обратная, или перцептивная, перспектива способствовала этой плоскостности, поскольку как бы распластывала предметы, давая своеобразную их развертку. Кроме того, при обратной перспективе воображаемые точки схода линий, перпендикулярных к иконной плоскости, находятся не внутри изображения, на иллюзорном горизонте (как при прямой перспективе), а в реальном пространстве перед иконой. Поэтому иконный образ непосредственно обращен к молящемуся в отличие от античной или ренессансной живописи, которая, наоборот, как бы не учитывает присутствия зрителя. Плоскостность лишила мастеров возможности показывать действие в интерьере, поскольку помещение, показанное изнутри, не может не быть трехмерным. В результате утвердился условный прием размещения сцен на фоне архитектуры. Свои особенности имеет и передача времени в иконе. Изображенный на иконе святой находится вне времени, в ином мире, и это представление воздействует на все поле иконы, в т. ч. на клейма с историей земной жизни святого в житийных иконах - в пределах одного клейма, одного пространственного локуса могут совмещаться разновременные события (напр., св. Иоанн Предтеча, молящийся перед казнью, и его уже усеченная глава).
Стремясь к нейтрализации материального, плотского начала, художники отказались от иллюзорной передачи света и тени, натуралистической моделировки объема. Золотые фоны, внося в икону Божественный свет, создавали впечатление ирреальности, передавали не физическое, а мистическое пространство. Возникла особая техника письма ликов, когда на темный подмалевок (санкирь) последовательно наносили все более светлые и уменьшающиеся по площади слои краски. Самыми светлыми оказывались самые выпуклые точки: кончик носа, виски, надбровные дуги, скулы. Объемность благодаря такому приему не исчезала полностью (что привело бы к примитивизации образов), но становилась умеренной, смягченной. Реже встречалась обратная моделировка - от светлого к темному, с активной ролью притенений. Одежды уплощались с помощью пробелов - белильных штрихов и полос.
Иконописец был ориентирован на передачу не столько конкретного, физического облика людей и предметов, сколько на выражение их духовной основы. Формы подвергались стилизации, очищавшей их от всего лишнего. В то же время художник старался дать наиболее полное представление об изображаемом, отказываясь от видимости предметов ради их сущности. Так, рисуя пятиглавый храм, он обычно показывал все пять куполов выстроенными в одну линию, хотя в реальности две главы оказались бы заслоненными. Изображая стол, иконописец словно наклонял его верхнюю доску в сторону молящегося, чтобы позволить лучше рассмотреть находящиеся на столе предметы.
В отношении цвета иконописец также довольствовался основной идеей, квинтэссенцией окраски предметов реального мира. Он отказывался от цветовых переходов, рефлексов - отражений одного цвета в другом. Хотя палитра византийских и древнерусских живописцев достаточно богата, всегда заметно стремление к ограничению количества цветовых тонов, к их локальному использованию. Основные цвета имели в православной культуре символическое значение, изложенное применительно к драгоценным камням в трактате св. Дионисия Ареопагита «О небесной иерархии»: белые камни подобны свету, красные - огню, желтые - золоту, зеленые - нежному цветущему возрасту (Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии. СПб., 1997. С. 151). Белый и красный цвета занимали исключительное положение среди других, поскольку белый означал также чистоту Христа и сияние его Божественной славы, а красный был знаком царского сана, цветом багряницы, в которую облекли Христа при поругании, и крови Христа и мучеников. Значение этих цветов излагалось в различных толкованиях на литургию, в т. ч. у св. Германа, Патриарха К-польского (715–730).
Византийские иконописцы с давних времен пользовались образцами, первые упоминания о которых восходят к V в. По предположению Л. М. Евсеевой, наиболее ранней сохранившейся книгой образцов является иллюминированная греко-грузинская рукопись XV в. афонского происхождения (РНБ. Разнояз. 0.I.58). На Руси иконописные подлинники известны с XVI в. Толковые подлинники включали технологические рецепты и описания изображений святых и праздников; лицевые подлинники, особо распространившиеся в XVII–XVIII вв., имели в своем составе также графические изображения - прориси. Использование лицевых подлинников обеспечивало устойчивость иконографии, необходимую для ее безошибочного распознавания молящимися, и гарантировало определенный уровень мастерства за счет копирования качественных образцов.
В первые века христианства на Руси домовые иконы еще не могли получить большого распространения из-за малочисленности мастеров (даже литые кресты и образки до нач. XII в. преимущественно ввозились из Византии). Тем более важной представляется роль икон, находившихся в храмах, и храмовых росписей (cм. Стенная роспись). Росписи наглядно воплощали символическое значение интерьера храма как дома Божия и Неба, явленного на земле, выражали единство Церкви Небесной с земной Церковью, а также предлагали верующим последовательный рассказ о лицах и событиях священной истории. К Х в. уже сложилась и была перенесена на Русь логичная система росписи, приспособленная к крестово-купольному храму. В центральном куполе помещался образ Христа Вседержителя (в архаизирующих памятниках - Вознесение Христово), между окнами барабана - архангелы и пророки или апостолы, на парусах - евангелисты (в ранней византийской традиции - херувимы), в конхе апсиды - Богоматерь, ниже - Евхаристия и святительский чин, на сводах отводили место для евангельских сцен, на стенах также разворачивался евангельский цикл и некоторые другие, обычно связанные с посвящением храма. Единоличные изображения святых располагались на столбах, подпружных арках, иногда и на стенах.
