Изображение внутренней жизни человека. Формы, приемы и способы психологического изображения

«Я улыбаюсь теперь... но тогда во мне было другое чувство…». Каким термином обозначается изображение внутренней, душевной жизни человека в художественном произведении?

Я плыл из Гамбурга в Лондон на небольшом пароходе. Нас было двое пассажиров: я да маленькая обезьяна, самка из породы уистити, которую один гамбургский купец отправлял в подарок своему английскому компаньону.

Она была привязана тонкой цепочкой к одной из скамеек на палубе и металась и пищала жалобно, по-птичьи.

Всякий раз, когда я проходил мимо, она протягивала мне свою чёрную холодную ручку - и взглядывала на меня своими грустными, почти человеческими глазёнками. Я брал её руку - и она переставала пищать и метаться.

Стоял полный штиль. Море растянулось кругом неподвижной скатертью свинцового цвета. Оно казалось невеликим; густой туман лежал на нём, заволакивая самые концы мачт, и слепил и утомлял взор своей мягкой мглою. Солнце висело тускло-красным пятном в этой мгле; а перед вечером она вся загоралась и алела таинственно и странно.

Длинные прямые складки, подобные складкам тяжёлых шёлковых тканей, бежали одна за другой от носа парохода и, всё ширясь, морщась да ширясь, сглаживались наконец, колыхались, исчезали. Взбитая пена клубилась под однообразно топотавшими колёсами; молочно белея и слабо шипя, разбивалась она на змеевидные струи - а там сливалась, исчезала тоже, поглощённая мглою.

Непрестанно и жалобно, не хуже писка обезьяны, звякал небольшой колокол у кормы.

Изредка всплывал тюлень - и, круто кувыркнувшись, уходил под едва возмущённую гладь.

А капитан, молчаливый человек с загорелым сумрачным лицом, курил короткую трубку и сердито плевал в застывшее море.

На все мои вопросы он отвечал отрывистым ворчанием; поневоле приходилось обращаться к моему единственному спутнику - обезьяне.

Я садился возле неё; она переставала пищать - и опять протягивала мне руку.

Снотворной сыростью обдавал нас обоих неподвижный туман; и погружённые в одинаковую, бессознательную думу, мы пребывали друг возле друга, словно родные.

Я улыбаюсь теперь... но тогда во мне было другое чувство.

Все мы дети одной матери - и мне было приятно, что бедный зверок так доверчиво утихал и прислонялся ко мне, словно к родному.

(И. С. Тургенев. «Морское плавание»)

Укажите литературное направление, принципы которого воплощены в творчестве И. С. Тургенева.

Пояснение.

Творчество И.С. Тургенева относится ко второй половине XIX века, когда расцвета достигло такое литературное направление как реализм.

Реализм - литературное направление, характеризующееся правдивым изображением жизни, реализм предполагает изображение «типичных героев в типичных обстоятельствах» (Ф. Энгельс).

Ответ: реализм.

Ответ: реализм

«Море растянулось кругом неподвижной скатертью свинцового цвета…». Каким термином обозначается описание природы в художественном произведении?

Пояснение.

Описание природы в художественном произведении - это пейзаж.

Ответ: пейзаж.

Ответ: пейзаж

Как называется средство характеристики персонажа, основанное на описании его внешности («молчаливый человек с загорелым сумрачным лицом»)?

Пояснение.

Портрет в литературе - одно из средств художественной характеристики героя.

Ответ: портрет.

Ответ: портрет

Установите соответствие между персонажами других тургеневских прозаических произведений и их названиями. К каждой позиции первого столбца подберите соответствующую позицию из второго столбца. Ответ запишите цифрами в таблице.

Запишите в ответ цифры, рас­по­ло­жив их в порядке, со­от­вет­ству­ю­щем буквам:

Пояснение.

Установим соответствия:

А) Герасим - «Муму»: главный герой рассказа;

Б) Павлуша - «Бежин луг»: один из мальчиков, с которыми рассказчик познакомился в лесу;

В) Аркадий - «Отцы и дети»: друг Базарова.

Ответ: 431.

Ответ: 431

Как называется значимая подробность в художественном тексте («Непрестанно и жалобно… звякал небольшой колокол у кормы»)?

Пояснение.

Деталь или художественная деталь - это подробность, конкретизирующая тот или иной образ.

Ответ: деталь или художественная деталь.

Ответ: деталь|художественнаядеталь

Укажите приём, основанный на образном соотнесении предметов и явлений («Солнце висело тускло-красным пятном»).

Пояснение.

Сравнение - образное выражение, построенное на сопоставлении двух предметов, понятий или состояний, обладающих общим признаком, за счет которого усиливается художественное значение первого предмета. Чаще всего сравнение присоединяется посредством союзов.

Ответ: сравнение.

Ответ: сравнение

Какие философские вопросы затрагивает Тургенев в своём стихотворении в прозе «Морское плавание»?

Пояснение.

Размышления о величии и вечности природы (космоса) и бренности жизни одна из сквозных тем стихотворений в прозе И.С. Тургенева. Она звучит в том числе и в стихотворении «Морское плавание».

Героями «Морского плавания» являются два пассажира: человек и маленькая обезьянка, привязанная к одной из скамеек палубы. В бесконечности моря, в полнейшем одиночестве они ощутили родство и радость при встрече друг с другом, какое-то успокоение: «погруженные в одинаковую бессознательную думу, мы пребывали друг подле друга, словно родные». Человек и животное объединяются общей сущностью - волею к жизни, которая становится болезненной из-за постоянного изнуряющего страха перед неизвестностью будущего. Человек помогает беззащитному существу побороть страх, и сам от этого становится сильнее.

В каких произведениях русской литературы раскрывается тема гуманного отношения человека к живой природе и в чём эти произведения можно сопоставить с «Морским плаванием» И. С. Тургенева?

Пояснение.

Героями «Морского плавания» являются два пассажира: человек и маленькая обезьянка, привязанная к одной из скамеек палубы. «…погруженные в одинаковую бессознательную думу, мы пребывали друг подле друга, словно родные». Человек помогает беззащитному существу побороть страх, и сам от этого становится сильнее.

Тема гуманного отношения человека к живой природе звучит в произведениях Виктора Астафьева. В рассказах «Царь-рыбы» речь идет о браконьерах, нарушающих запреты на охоту и рыбную ловлю. Образ царь-рыбы символизирует саму природу. В борьбу с осетром огромных размеров вступает человек. Поединок заканчивается в пользу природы. Утратив совесть, человек терпит поражение, а волшебная царь-рыба уплывает на дно Енисея.

В романе Чингиза Айтматова «Плаха» до предела заострен конфликт между природой и «темными силами», и в лагере положительных героев оказываются волки. Имя волчицы, теряющей по вине людей один выводок за другим, - Акбара, что значит, «великая», а глаза ее охарактеризованы теми же словами, что и глаза Иисуса, легенду о котором Айтматов сделал составной частью романа. Огромная волчица не угроза человеку. Она беззащитна перед мчащимися грузовиками, вертолетами, винтовками.

Природа беспомощна, она нуждается в нашей защите. К этому призывают русские писатели.

Пояснение.

Изображение внутренней, душевной жизни человека в художественном произведении называется психологизмом.

Ответ: психологизм.

Ответ: психологизм

Каждый род литературы имеет свои возможности для раскрытия внутреннего мира человека. Так, в лирике психологизм носит экспрес­сивный характер; в ней, как правило, невозможен «взгляд со стороны» на душевную жизнь человека. Лирический герой либо непосредственно выражает свои чувства и эмоции, либо занима­ется психологическим самоанализом, рефлексией, либо, наконец, предается лирическому размышлению-медитации. Субъективность лирического психологизма делает его, с одной стороны, очень выразительным и глубоким, а с другой – ограничивает его возможности в познании внутреннего мира человека. Отчасти такие ограничения касаются и психологизма в драматургии, поскольку главным способом воспроизведения внутреннего мира в ней являются монологи действующих лиц, во многом сходные с лирически­ми высказываниями. Иные способы раскрытия душевной жизни че­ловека в драме стали использоваться довольно поздно, в XIX в. и особенно в XX в. Это такие приемы, как жестово-мимическое поведение персо­нажей, особенности мизансцен, интонационный рисунок роли, созда­ние определенной психологической атмосферы при помощи декораций, звукового и шумового оформления и т. п. Однако при всех обстоятельствах драматургический психологизм ограничен условно­стью, присущей этому литературному роду.

Наибольшие же возможности для изображения внутреннего мира человека имеет эпический род литературы, развивший в себе весьма совершенную структуру психологических форм и приемов.

Психологизм как сознательный эстетический принцип, стилевая доминанта в творчестве конкретных писателей реализуется в определенных формах. В результате наблюдений за обширным художественным материалом многие исследователи приходят к выводу о том, что при всем своем разнообразии они, тем не менее, могут быть приведены в некую систему.

Современное литературоведение выделяет три основные формы проявления психологизма в литературе. Две из этих форм были обозначены И. Страховым, который утверждал, что основные формы психологического анализа можно разделить на изображение характеров «изнутри» , т. е. путем художественного познания внутреннего мира действующих лиц, которое выражается при посредстве внутренней речи, образов памяти и воображения, а также на психологический анализ «извне» , выражающийся в психологической интерпретации писателем выразительных особенностей речи, речевого поведения, мимических и других средств проявления психики .

А. Б. Есин предлагает назвать первую форму психологического изображения «прямой », а вторую «косвенной », поскольку в ней мы узнаем о внутреннем мире героя не непосредственно, а через внешние симптомы психологического состояния .

Л. Я. Гинзбург также говорит о двух основных способах психологического анализа – прямом (в виде авторских размышлений, самоанализа героев) и косвенном (через изображение жестов, поступков, которые должен истолковать читатель) .

При некоторых различиях в деталях, исследователи, тем не менее, говорят фактически о двух доминирующих формах психологизма в литературе:

1. Изображение внутренней жизни человека «извне», с точки зрения стороннего наблюдателя, через описание, характеристику внешних проявлений тех или иных эмоций, состояний – мимика, жест, поступок, психологический портрет и пейзаж и т. п. Читатель должен осмыслить, сопоставить предложенные ему факты и сделать выводы о том, что происходит в душе героя произведения – косвенная форма .

2. Герой раскрывается «изнутри» – через внутренний монолог, исповедь, дневники, письма, в которых он сам рассказывает о своем состоянии, либо через прямые авторские комментарии, размышления о чувствах персонажа – прямая форма .

В сущности, и та, и другая форма аналитичны. В первом случае анализ оказывается прерогативой читательского сознания. Разумеется, это возможно только при условии, что писатель и сам в процессе написания произведения проделал огромную исследовательскую работу, проникнув в скрытые от внешнего взгляда тайники души своих персонажей, и нашел их адекватные внешние проявления. Фактически анализ в такой форме присутствует имплицитно, как бы за текстом собственно художественного произведения. Во втором случае анализ представлен эксплицитно, проявлен в самой ткани художественного повествования.

А. Б. Есин указывает на возможность еще одного, третьего способа сообщить читателю о мыслях и чувствах персонажа – с помощью называния, предельно краткого обозначения тех процессов, которые протекают в его внутреннем мире, и предлагает назвать такую форму психологизма «суммарно-обозначающей » . Исследователь утверждает: «<…> одно и то же психологическое состояние можно воспроизвести с помощью разных форм психологического изображения. Можно, например, сказать: "Я обиделся на Карла Иваныча за то, что он разбудил меня" – это будет суммарно-обозначающая форма. Можно изобразить внешние признаки обиды: слезы, нахмуренные брови, упорное молчание – это косвенная форма. А можно, как это и сделал Толстой, раскрыть психологическое состояние при помощи прямой формы психологического изображения» . «Суммарно-обозначающая» форма не предполагает аналитических усилий со стороны читателя – чувство точно названо, обозначено. Нет здесь и попыток автора художественно постичь закономерности внутреннего процесса, проследить его этапы.

П. Скафтымов писал об этом способе, сравнивая особенности психологического изображения у Стендаля и Л. Толстого: «Стендаль идет по преимуществу путями вербального обозначения чувства. Чувства названы, но не показаны» . Толстой же, по мнению ученого, прослеживает процесс протекания чувства во времени и тем самым воссоздает его с большей живостью и художественной силой.

А. Б. Есин полагает, что о психологизме как особом, качественно определенном явлении, характеризующем своеобразие стиля данного художественного произведения или писателя, можно говорить только тогда, когда в литературе появляется и становится ведущей «прямая» форма изображения душевных движений и мыслительных процессов, в том числе таких, которые не находят или не всегда находят внешнее выражение . При этом «суммарно-обозначающая форма» не уходит из литературы, но вступает во взаимодействие с «прямой» и «косвенной», что обогащает и углубляет каждую из них.

Такого же трехступенчатого деления форм психологического анализа придерживается и психолог Вида Гудонене, отмечавшая, что прямая форма психологизма достигается путем самораскрытия – потока мыслей и чувств в сознании и подсознании литературного героя (посредством внутреннего монолога, дневниковых записей, снов, исповедей персонажа и такого приема как «поток сознания») . Косвенный психологизм являет собой описание мимики, речи, жестов и прочих признаков внешнего проявления психологии героя. Суммарно-обозначающая форма психологического анализа по В. Гудонене проявляется в литературном произведении в том случае, когда автор не просто называет чувства персонажа, но и говорит о них в форме косвенной речи, используя такие средства как портрет и пейзаж.

Каждая из форм психологического изображения обладает разными познавательными, изобразительными и выразительными возможностями.

Задаче глубокого освоения и воспроизведения внутреннего мира, помимо форм подчиняются приемы и способы изображения человека, все художественные средства , находящиеся в распоряжении писателя. Все ученые, исследующие проблемы психологизма, в той или иной мере затрагивали вопросы использования приемов, способов, художественных средств раскрытия внутреннего мира персонажей, но рассматривали эти вопросы на эмпирическом, а не системном общетеоретическом уровне.

О сложности систематизации приемов и способов психологизма в литературе свидетельствует попытка исследования этой проблемы в работах Есина. Он отмечает, что существует множество приемов психологического изображения: это и организация повествования, и использование художе­ственных деталей, и способы описания внутреннего мира и др.

Для оценки психологического анализа крайне важно также учесть каким образом ведется повествование в литературном произведении, т. е. какая у произведения повествовательно-композиционная форма.

По Есину повествование о внутренней жизни человека может вестись как от первого, так и от третьего лица, причем первая форма исторически более ранняя (вплоть до конца XVIII в. она считалась наиболее распространенной и уместной). Эти формы обладают различными возможностями. Повествование от первого лица создает большую иллюзию правдопо­добия психологической картины, поскольку о себе человек рассказы­вает сам. В ряде случаев такой рассказ приобретает характер исповеди, что усиливает художественное впечатление. Эта повествовательная форма применяется главным образом тогда, когда в произведении один главный герой, за сознанием и психикой которого следят автор и читатель, а остальные персонажи второстепенны, и их внутренний мир практически не изображается («Исповедь» Ж.-Ж. Руссо, автобиографи­ческая трилогия Л. Н. Толстого, «Подросток» Ф. М. Достоевского и т. п.).

Повествование от третьего лица имеет свои преимущества в изображении внутреннего мира. Это именно та форма, которая позволяет автору без всяких ограничений вводить читателя во внутренний мир персонажа и показывать его подробно и глубоко. При таком способе повествования для автора нет тайн в душе героя: он знает о нем все, может проследить детально внутренние процессы, объяснить причин­но-следственную связь между впечатлениями, мыслями, переживани­ями. Повествователь может прокомментировать течение психологи­ческих процессов и их смысл как бы со стороны, рассказать о тех душевных движениях, которые сам герой не замечает или в которых не хочет себе признаться. Одновременно повествователь может психологически интерпрети­ровать внешнее поведение героя, его мимику, телодвижения, измене­ния в портрете и т. п.

Повествование от третьего лица дает очень широкие возможности для включения в произведение самых разных приемов психологиче­ского изображения: в такую повествовательную стихию легко и сво­бодно вписываются внутренние монологи, интимные и публичные исповеди, отрывки из дневников, письма, сны, видения и т. п.

Повествование от третьего лица наиболее свободно обращается с художественным временем: оно может подолгу останавливаться на анализе скоротечных психологических состояний и очень кратко информировать о длительных периодах, не несущих психологической нагрузки и имеющих, например, характер сюжетных связок. Это дает возможность повышать «удельный вес» психологического изображения в общей системе повествования, переключать читательский интерес с подробностей действия на подробности душевной жизни. Кроме того, психологическое изображение в этих условиях может достигать чрезвычайной детализации и исчерпывающей полноты: психологическое состояние, которое длится минуты, а то и секунды, может растягиваться в повествовании о нем на несколько страниц; едва ли не самый яркий пример этого – отмеченный еще Н. Г. Чернышевским эпизод смерти Праскухина в «Севастопольских рассказах» Толстого .

Наконец, психологическое повествование от третьего лица дает возможность изобразить внутренний мир не одного, а нескольких персонажей, что при другом способе делать гораздо сложнее.

Особой повествовательной формой, которой нередко пользовались в пользуются писатели-психологи XIX–XX вв., является несобствен­но-прямая внутренняя речь. Это речь, формально принадлежащая автору (повествователю), но несущая на себе отпечаток стилистических и психологических особенностей речи героя. В слова автора (повествователя) вплетаются слова героя, никак не выделяясь в тексте.

При этом приеме в тексте произведения возникают слова, характерные для мышления героя, а не повествователя, имитируются структурные речевые особенности внутренней речи: двойной ход мыслей, отрывочность, паузы, риторические вопросы (все это свойственно внутренней речи), используется прямое обращение героя к самому себе. Форма несобствен­но-прямой внутренней речи, помимо того что разнообразит повество­вание, делает его более психологически насыщенным и напряженным: вся речевая ткань произведения оказывается «пропитанной» внутрен­ним словом героя.

Повествование от третьего лица с включением прямой внутренней речи героев несколько отдаляет автора и читателя от персонажа или, может быть, точнее – оно нейтрально в этом отношении, не предполагает какой-то определенной авторской и читательской позиции. Авторский комментарий к мыслям и чувствам персонажа четко отделен от внут­реннего монолога. Таким образом, позиция автора довольно резко обособлена от позиции персонажа, так что не может быть речи о том, чтобы индивидуальности автора (и, далее, читателя) и героя совмеща­лись. Несобственно-прямая внутренняя речь, у которой как бы двойное авторство – повествователя и героя, – наоборот, активно способству­ет возникновению авторского и читательского сопереживания герою. Мысли и переживания повествователя, героя и читателя как бы сливаются, и внутренний мир персонажа становится понятным.

К приемам психологического изображения относятся психологиче­ский анализ и самоанализ. Суть их в том, что сложные душевные состояния раскладываются на элементы и тем самым объясняются, становятся ясными для читателя.

Психологический анализ применя­ется в повествовании от третьего лица, самоанализ – в повествовании как от первого, так и от третьего лица, а также в форме несобствен­но-прямой внутренней речи.

Важным и часто встречающимся приемом психологизма является внутренний монолог – непосредственная фиксация и воспроизведение мыслей героя, в большей или меньшей степени имитирующее реальные психологические закономерности внутренней речи. Используя этот прием, автор как бы «подслушивает» мысли героя во всей их естест­венности, непреднамеренности и необработанности. У психологиче­ского процесса своя логика, он прихотлив, и его развитие во многом подчиняется интуиции, иррациональным ассоциациям, немотивиро­ванным на первый взгляд сближением представлений и т. п. Все это и отражается во внутренних монологах.

Кроме того, внутренний монолог обыкновенно воспроизводит и речевую манеру данного персонажа, а следовательно, и его манеру мышления. Ученый отмечает такие особенности внутреннего монолога, как подчинение интуиции, иррациональным ассоциациям, его способность воспроизводить речевую манеру персонажа, манеру его мышления.

Д. Урнов рассматривает монолог как обращенное к самому себе высказывание героя, непосредственно отражающее внутренний психологический процесс.

Т. Мотылева отмечает, что внутренний монолог у многих писателей становился способом выявлять существенное в человеке, то существенное, что порой не высказывается громко и прячется от людского взора.

Близким к внутреннему монологу является такой прием психологизма как «поток сознания », это внутренний монолог доведенный до своего логического предела. «Поток сознания» представляет собой предельную степень, крайнюю форму внутреннего монолога. Этот прием создает иллюзию абсолютно хаотичного, неупорядоченного движения мыслей и чувств. Одним из первых его использовал в своем творчестве Л. Толстой.

В творчестве же ряда писателей XX в. (многие из которых пришли к этому приему само­стоятельно) он стал главной, а иногда и единственной формой психо­логического изображения. Классическим в этом отношении является роман Дж. Джойса «Улисс», в котором поток сознания стал главенст­вующей стихией повествования (например, в заключительной главе «Пенелопа» – монолог Молли Блум – отсутствуют даже знаки препинания).

Одновременно с количественным ростом (повышение удельного веса в структуре повествования) принцип потока сознания менялся и качественно: в нем усиливались моменты стихийности, необработанности, алогичности человеческого мышления. Последнее обстоятельство делало иногда отдельные фрагменты произведений просто непонятными. В целом же активное использование потока сознания было выражением общей гипертрофии психологизма в твор­честве многих писателей XX в. (М. Пруст, В. Вулф, ранний Фолкнер, впоследствии Н. Саррот, Ф. Мориак, а в отечественной литературе - Ф. Гладков, И. Эренбург, отчасти А. Фадеев, ранний Л. Леонов и др.).

При обостренном внимании к формам протекания психологических процессов в творчестве этих писателей в значительной мере утрачива­лось нравственно-философское содержание, поэтому в большинстве случаев происходил рано или поздно возврат к более традиционным методам психологического изображения; таким образом, акценты пе­ремещались с формальной на содержательную сторону психологизма .

Еще одним приемом психологизма является «диалектика души». Впервые этот термин к раннему творчеству Л. Толстого применил Н. Чернышевский, который усмотрел сущность этого принципа в умении писателя показать, как одни чувства и мысли развиваются из других; «...как чувство, непосредственно возникающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе впечатлений, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять, и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается дальше и дальше, сливает грезы с действительными ощущениями, мечты о будущем с рефлексией о настоящем» . Под «диалектикой души» понимается изображение самого процесса душевной жизни, конкретно и полно воспроизведены процессы формирования мыслей, чувств, переживаний героев, их сплетение и влияние друг на друга. Особое внимание отныне уделяется не только сознанию, но и подсознанию, которое часто движет человеком, изменяет его поведение и ход мыслей. Но, если показывать такой хаотичный внутренний мир человека, можно столкнуться с абсолютным его непониманием. Поэтому, для упорядочения этого потока мыслей и состояний героя Толстой применяет принцип аналитического объяснения. Все сложные психологические состояния писатель раскладывает на составляющие, но при этом сохраняет у читателя ощущение слитности, одновременности этих компонентов явления.

Одним из приемов психологизма является художественная деталь . В системе психологизма практически любая внешняя деталь так или иначе соотносится с внутренними процессами, так или иначе служит целям психологического изображения.

При непсихологическом принципе письма внешние детали совершенно самостоятельны, в пределах художественной формы они полностью довлеют сами себе и непосредственновоплощают особенности данного художественного содержания. Психологизм же, наоборот, заставляет внешние детали работать на изображение внутреннего мира. Внешние детали и в психологизме сохраняют, конечно, свою функцию непосредственно воспроизводить жизненную характерность, непосредственно выражать художественное содержание. Но они приобретают и другую важнейшую функцию – сопровождать и обрамлять психологические процессы. Предметы и события входят в поток размышлений героев, стимулируют мысль, воспринимаются и эмоционально переживаются.

Внешние детали (портрет, пейзаж, мир вещей) издавна исполь­зовались для психологического изображения душевных состояний в системе косвенной формы психологизма.

Так, портретные детали (типа «побледнел», «покраснел», «буйну голову повесил» и т. п.) передавали психологическое состояние «напрямую»; при этом, естественно, под­разумевалось, что та или иная портретная деталь однозначно соотне­сена с тем или иным душевным движением. Впоследствии детали этого рода приобретали большую изощренность и лишались психологиче­ской однозначности, обогащаясь обертонами, и обнаруживали способ­ность «играть» на несоответствии внешнего и внутреннего, индивидуализировать психологическое изображение применительно к отдельному персонажу. Портретная характеристика в системе психологизма обогащается авторским комментарием, уточняющими эпитетами, психологически расшифровывается, а иногда, наоборот, зашифровывается с тем, чтобы читатель сам потрудился в интерпре­тации этого мимического или жестового движения.

К художественным деталям, с помощью которых показываются внешние проявления внутренней жизни героя А. Б. Есин относит мимику, пластику, жестикуляцию, речь на слушателя, физиологические изменения и т. п. Воспроизведение внешних проявлений переживания – одна из древнейших форм освоения внутреннего мира, но в системе непсихологического письма она способна дать лишь самый схематичный и поверхностный рисунок душевного состояния, в психологическом же стиле подробности внешнего поведения, мимика, жестикуляция становятся равноправной и весьма продуктивной формой глубокого психологического анализа. Это происходит по следующим причинам.

Во-первых, внешняя деталь теряет свое монопольное положение в системе средств психологического изображения. Это уже не единственная и даже не главная его форма, как в непсихологических стилях, а одна из многих, причем не самая главная: ведущее место занимает внутренний монолог и авторское повествование о скрытых душевных процессах. Писатель всегда имеет возможность прокомментировать психологическую деталь, разъяснить ее смысл.

Во-вторых, освоенная литературой индивидуализация психологических состояний приводит к тому, что их внешнее выражение также теряет стереотипность, становится уникальным и неповторимым, своим для каждого человека и для каждого оттенка состояния. Одно дело, когда литература изображает одинаковые для всех и потому схематичные проявления чувств, эмоций и не идет дальше, и совсем другое – когда изображается, скажем, тщательно индивидуализированный внешний мимический штрих, причем не изолированно, а в сочетании с другими формами анализа, проникающими в глубину, в скрытое и не получающее внешнего выражения.

Внешние детали используются лишь как один из видов психологического изображения – прежде всего потому, что далеко не все в душе человека вообще может найти выражение в его поведении, произвольных или непроизвольных движениях, мимике и т. д. Такие моменты внутренней жизни, как интуиция, догадка, подавляемые волевые импульсы, ассоциации, воспоминания, не могут быть изображены через внешнее выражение.

Детали пейзажа также очень часто имеют психологический смысл. С давних пор было подмечено, что определенные состояния природы так или иначе соотносятся с теми или иными человеческими чувствами и переживаниями: солнце – с радостью, дождь – с грустью и т. п. Поэтому пейзажные детали с самых ранних этапов развития литературы успешно исполь­зовались для создания в произведении определенной психологической атмосферы или как форма косвенного психологического изображения, когда душевное состояние героя не описывается прямо, а как бы «передается» окружающей его природе, причем часто этот прием сопровождается психологическим паралле­лизмом или сравнением. В дальней­шем развитии литературы этот прием становился все более изощренным, была освоена возможность не прямо, а косвенно соотносить душевные движения с тем или иным состоянием природы. При этом состояние персонажа может ему соответствовать, а может, наоборот, контрастиро­вать с ним.

Внешняя деталь может сама по себе, без соотнесения и взаимодействия с внутренним миром героя, вообще ничего не значить, не иметь самостоятельного смысла – явление, совершенно невозможное для непсихологического стиля. Так, знаменитый дуб в «Войне и мире» как таковой ничего собой не представляет и никакой характерности не воплощает. Только становясь впечатлением князя Андрея,одним из ключевых моментов в его размышлениях и переживаниях, эта внешняя деталь приобретает художественный смысл.

Внешние детали могут не прямо входить в процесс внутренней жизни героев, а лишь косвенно соотноситься с ним. Очень часто такое соотнесение наблюдается при использовании пейзажа в системе психологического письма, когда настроение персонажа соответствует тому или иному состоянию природы или, наоборот, контрастирует с ним.

В отличие от портрета и пейзажа, детали «вещного» мира стали использоваться для целей психологического изображения гораздо по­зже – в русской литературе, в частности, лишь к концу XIX в. Редкой психологической выразительности этого рода деталей достиг в своем творчестве Чехов. Он «обращает преимущественное внимание на те впечатления, которые его герои получают от окружающей их среды, от бытовой обстановки их собственной и чужой жизни, и изображает эти впечатления как симптомы тех изменений, которые происходят в сознании героев» .

Наконец, еще один прием психологизма, несколько парадоксаль­ный, на первый взгляд, – прием умолчания. Он состоит в том, что писатель в какой-то момент вообще ничего не говорит о внутреннем мире героя, заставляя читателя самого проводить психологический анализ, намекая на то, что внутренний мир героя, хотя он прямо и не изображается, все-таки достаточно богат и заслуживает внимания. Яркий пример – отрывок из последнего разговора Раскольникова с Порфирием Петровичем в романе Достоевского «Преступление и наказание». Это кульминация диалога: следователь только что прямо объявил Раскольникову, что считает убийцей именно его; нервное напряжение участников сцены достигает высшей точки:

«– Это не я убил, – прошептал было Раскольников, точно испу­ганные маленькие дети, когда их захватывают на месте преступления.

– Нет, это вы-с, Родион Романыч, вы-с, и некому больше-с, – строго и убежденно прошептал Порфирий.

Они оба замолчали, и молчание длилось даже до странности долго, минут с десять. Раскольников облокотился на стол и молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирий.

– Опять вы за старое, Порфирий Петрович! Все за те же ваши приемы: как это вам не надоест, в самом деле?»

Очевидно, что в эти десять минут, которые герои провели в молчании, психологические процессы не прекращались. И, разумеется, у Достоевского была полная возможность изобразить их детально: показать, что думал Раскольников, как он оценивал ситуацию, в каком психологическом состоянии находился. Но психологического изображения как такового здесь нет, а между тем сцена очевидно насыщена психологизмом.

Наиболее же широкое распространение прием умолчания получил в творчестве Чехова, а вслед за ним – в творчестве многих других писателей XX в., как отечественных, так и зарубежных.

В литературе XX в. «точка зрения» повествователя и соотношение точек зрения субъектов повествования (т. е. рассказчика и самого персонажа – героя) становятся особенно значимыми и весомыми с психологической стороны . Сама категория «точки зрения» лежит в основе двух главенствующих типов психологизма – объективного и субъективного (относящихся соответственно к внешней и внутренней психологической точке зрения).

Внешняя точка зрения подразумевает, что для рассказчика внутренний мир персонажа и его поведение являются непосредственными объектами психологического анализа . Данный тип психологизма предполагает повествование от третьего лица, в котором действуют приемы центрального сознания и множественного отражения личности литературных героев. Прием центрального сознания (широко использовавшийся И. С. Тургеневым) подразумевает повествование и оценку материала литературным героем, не являющимся центром романного действия, однако обладающего интеллектуально-чувственными способностями к глубокому и тщательному анализу увиденного и пережитого данным героем . Прием множественности отражения, в отличие от приема центрального сознания, напрямую связан с наличием нескольких точек зрения, направленных на один объект. Этим и достигается многогранность и объективность создаваемого изображения личности литературного персонажа .

Обратимся ко второму типу психологической точки зрения – к внутренней, которая подразумевает, что субъект и объект психологического анализа представляют собой единое целое и потому слиты воедино. То есть данный тип психологического анализа предполагает повествование от первого лица . Соответственно здесь могут использоваться такие приемы как дневниковые записи литературных героев, их внутренний монолог, исповедь, а также «поток сознания» персонажей.

В XIX–XX в. ситуация в литературе несколько изменяется поскольку происходит укрепление тенденции недоверия к авторитарности автора . Этот процесс ознаменовал переход литературы к субъективизации повествования в литературном произведении и широкому использованию писателями такого приема как психологический подтекст.

Психологический подтекст – своеобразная форма диалога между автором и читателем, когда последний должен самостоятельно провести психологический анализ литературного персонажа, исходя из авторских намеков – в этом повествователю помогает ритм, умолчание, градация, а также повторы слов и конструкций. Использование психологический подтекста было присуще таким отечественным мэтрам как А. П. Чехов и И. С. Тургенев, а среди зарубежных авторов необходимо упомянуть В. Вулф и Э. Хемингуэя. Субъективизация повествования в свою очередь привела к появлению в нем метафорического образа состояния мира, «поэтически обобщенного, эмоционально насыщенного, экспрессивно выраженного» . Для создания метафорического образа состояния мира в повествовании писатели вводят в свое литературное произведение персонажей-двойников и используют такой прием психологического анализакак сновидение. Прием двойничества в психологическом аспекте был открыт посредством литературы романтизма, в которой авторы могли изображать две переплетающиеся между собой реальности, одна из которых связана непосредственно с основным «я» персонажа, а другой реальности принадлежал «двойник» создаваемого писателем литературного героя . А сновидение как прием психологизма было своеобразным мостом между этими мирами. В романтической литературе сновидение помогало писателю создавать в своём произведении атмосферу тайны и мистики. В современной же литературе сон приобретает особую психологическую нагрузку. В сновидениях отражаются бессознательные и полубессознательные желания и импульсы персонажа, передается накал переживаний его внутреннего мира, способствующий самопознанию и самоанализу литературного героя . При этом сны, будучи вызванными не предшествующими в жизни героя событиями, а пережитыми им психологическими потрясениями, соотносятся больше не с сюжетной канвой произведения, а с внутренним миром конкретно взятого персонажа. Как считает И. В. Страхов, сны в литературном произведении – это анализ писателем «психологических состояний и характеров действующих лиц» .

Все названные формы и приемы создания психологизма используются писателями как во взрослой, так и в детской (подростковой) литературе.

Много лет не стихающий спор вокруг вопроса о том, существует ли специфика детской литературы и необходима ли она, решился в пользу признания специфики. Специфика детского произведения кроется не только в форме, но, прежде всего в содержании, в особом отражении действительности. Для детей, как указал В. Г. Белинский, «предметы те же, что и для взрослых», но подход к явлениям действительности в силу особенностей детского миропонимания избирательный: что ближе детскому внутреннему миру – видится им крупным планом, что интересно взрослому, но менее близко душе ребенка, видится как бы на отдалении. Детский писатель изображает ту же действительность, что и «взрослый», но на первый план выдвигает то, что ребенок видит крупным планом. Изменение угла зрения на действительность приводит к смещению акцентов в содержании произведения, возникает и необходимость в особых стилевых приемах. Детскому писателю мало знать эстетические представления детей, их психологию, особенности детского мировосприятия на различных возрастных этапах, мало обладать «памятью детства». От него требуются высокое художественное мастерство и естественная способность во взрослом состоянии, глубоко познав мир, каждый раз видеть его под углом зрения ребенка, но при этом не оставаться в плену детского мировосприятия, а быть всегда впереди него, чтобы вести читателя за собой.

Таким образом, психологизм реализуется в произведении в прямой, косвенной или суммарно-обобщающей форме с помощью специфических приемов:несобствен­но-прямой внутренней речи, психологиче­ском анализе и самоанализе, внутреннем монологе, а также его наиболее яркой форме –«потоке сознания», приеме «диалектика души», художественной детали, приеме умолчания, психологическом подтексте, двойничестве или сновидениях.

Общие формы и приемы психологизма используются каждым писателем, в том числе и автором произведений для детей и подростков, индивидуально. Поэтому нет како­го-то единого для всех психологизма. Его разные типы осваивают и раскрывают внутренний мир человека с разных сторон, обогащая читателя каждый раз новым психологическим и эстетическим опытом.

Как на­зы­ва­ет­ся спо­соб изоб­ра­же­ния внут­рен­ней жизни пер­со­на­жа («чувствовал, что на него как бы что-то упало и его придавило», «он вышел, он качался. Го­ло­ва его кружилась. Он не чувствовал, стоит ли он на ногах»)?

Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания 1–9.

– ...Нил Павлыч, а Нил Павлыч! как его, джентльмена-то, о котором сообщили давеча, застрелился-то на Петербургской?

– Свидригайлов, – сипло и безучастно ответил кто-то из другой комнаты.

Раскольников вздрогнул.

– Свидригайлов! Свидригайлов застрелился! – вскричал он.

– Как! Вы знаете Свидригайлова?

– Да... знаю... Он недавно приехал...

– Ну да, недавно приехал, жены лишился, человек поведения забубённого, и вдруг застрелился, и так скандально, что представить нельзя... оставил в своей записной книжке несколько слов, что он умирает в здравом рассудке и просит никого не винить в его смерти. Этот деньги, говорят, имел.

Вы как же изволите знать?

– Я... знаком... моя сестра жила у них в доме гувернанткой...

– Ба, ба, ба... Да вы нам, стало быть, можете о нём сообщить. А вы и не подозревали?

– Я вчера его видел... он... пил вино... я ничего не знал.

Раскольников чувствовал, что на него как бы что-то упало и его придавило.

– Вы опять как будто побледнели. У нас здесь такой спёртый дух...

– Да, мне пора-с, – пробормотал Раскольников, – извините, обеспокоил...

– О, помилуйте, сколько угодно! Удовольствие доставили, и я рад заявить...

Илья Петрович даже руку протянул.

– Я хотел только... я к Заметову...

– Понимаю, понимаю, и доставили удовольствие.

– Я... очень рад... до свидания-с... – улыбался Раскольников.

Он вышел, он качался. Голова его кружилась. Он не чувствовал, стоит ли он на ногах. Он стал сходить с лестницы, упираясь правою рукой об стену. Ему показалось, что какой-то дворник, с книжкой в руке, толкнул его, взбираясь навстречу ему в контору, что какая-то собачонка заливалась-лаяла где-то в нижнем этаже и что какая-то женщина бросила в неё скалкой и закричала. Он сошёл вниз и вышел во двор. Тут на дворе, недалеко от выхода, стояла бледная, вся помертвевшая, Соня и дико, дико на него посмотрела. Он остановился перед нею. Что-то больное и измученное выразилось в лице её, что-то отчаянное. Она всплеснула руками. Безобразная, потерянная улыбка выдавилась на его устах. Он постоял, усмехнулся и поворотил наверх, опять в контору.

Илья Петрович уселся и рылся в каких-то бумагах. Перед ним стоял тот самый мужик, который только что толкнул Раскольникова, взбираясь по лестнице.

– А-а-а? Вы опять! Оставили что-нибудь?.. Но что с вами?

Раскольников с побледневшими губами, с неподвижным взглядом тихо приблизился к нему, подошёл к самому столу, упёрся в него рукой, хотел что-то сказать, но не мог; слышались лишь какие-то бессвязные звуки.

– С вами дурно, стул! Вот, сядьте на стул, садитесь! Воды!

Раскольников опустился на стул, но не спускал глаз с лица весьма неприятно удивлённого Ильи Петровича. Оба с минуту смотрели друг на друга и ждали. Принесли воды.

– Это я... – начал было Раскольников.

– Выпейте воды.

Раскольников отвёл рукой воду и тихо, с расстановками, но внятно проговорил:

Это я убил тогда старуху-чиновницу и сестру её Лизавету топором и ограбил.

Илья Петрович раскрыл рот. Со всех сторон сбежались.

Раскольников повторил своё показание.

(Ф. М. Достоевский, «Преступление и наказание» )

Назовите жанр, к ко­то­ро­му от­но­сит­ся про­из­ве­де­ние Ф. М. До­сто­ев­ско­го «Преступление и наказание».

Пояснение.

«Преступление и наказание» - это роман.

Роман - про­из­ве­де­ние боль­шой эпи­че­ской формы, охва­ты­ва­ю­щее ши­ро­кий круг яв­ле­ний част­ной и об­ще­ствен­ной жизни, изоб­ра­жа­ю­щее в про­цес­се раз­ви­тия мно­го­чис­лен­ные че­ло­ве­че­ские ха­рак­те­ры в их про­ти­во­ре­чи­вых взаимоотношениях.

Ответ: роман.

Ответ: роман

Укажите отражённую в этом фраг­мен­те ста­дию раз­ви­тия дей­ствия в эпи­че­ском или дра­ма­ти­че­ском произведении, где опи­сы­ва­ет­ся раз­ре­ше­ние его кон­флик­та или об­на­ру­жи­ва­ет­ся прин­ци­пи­аль­ная не­раз­ре­ши­мость этого конфликта.

Пояснение.

Развязка - это окон­ча­ние дей­ствия или за­вер­ше­ние кон­флик­та в произведении. Признание Рас­коль­ни­ко­ва - это развязка.

Ответ: развязка.

Ответ: развязка

Источник: ЕГЭ по ли­те­ра­ту­ре 01.04.2016. До­сроч­ная волна

Как на­зы­ва­ет­ся форма об­ще­ния героев, пред­став­лен­ная раз­го­во­ром двух дей­ству­ю­щих лиц и яв­ля­ю­ща­я­ся ос­нов­ной в дан­ном фрагменте?

Пояснение.

Диалог - раз­го­вор двух или более лиц.

Ответ: диалог.

Ответ: диалог

Источник: ЕГЭ по ли­те­ра­ту­ре 01.04.2016. До­сроч­ная волна

Установите со­от­вет­ствие между персонажами, дей­ству­ю­щи­ми и упо­мя­ну­ты­ми в дан­ном фрагменте, и от­дель­ны­ми со­бы­ти­я­ми произведения: к каж­дой по­зи­ции пер­во­го столб­ца под­бе­ри­те со­от­вет­ству­ю­щую по­зи­цию из вто­ро­го столбца.

Запишите в ответ цифры, рас­по­ло­жив их в порядке, со­от­вет­ству­ю­щем буквам:

Пояснение.

Соня - на­чи­на­ет жить «по жёлтому би­ле­ту»;

Раскольников - видит сим­во­ли­че­ский сон о ло­ша­ди;

Тест по литературе Бедная Лиза для учащихся 9 класса. Тест состоит из двух вариантов, в каждом варианте 5 заданий с кратким ответом и 3 общих задания с развернутым ответом.

Еще до восхождения солнечного Лиза встала, сошла на берег Мо­сквы-реки, села на траве и подгорюнившись, смотрела на белые ту­маны, которые волновались в воздухе и, подымаясь вверх, оставляли блестящие капли на зеленом покрове натуры. Везде царствовала ти­шина. Но скоро восходящее светило дня пробудило все творение; ро­щи, кусточки оживились, птички вспорхнули и запели, цветы под­няли свои головки, чтобы напиться животворными лучами света. Но Лиза все еще сидела подгорюнившись. Ах, Лиза, Лиза! Что с тобою сделалось? До сего времени, просыпаясь вместе с птичками, ты вме­сте с ними веселилась утром, и чистая, радостная душа светилась в глазах твоих, подобно как солнце светится в каплях росы небесной; но теперь ты задумчива, и общая радость природы чужда твоему сердцу. Между тем молодой пастух по берегу реки гнал стадо, играя на свирели. Лиза устремила на него взор свой и думала: «Если бы тот, кто занимает теперь мысли мои рожден был простым крестьяни­ном, пастухом, — и если бы он теперь мимо меня гнал стадо свое; ах! я поклонилась бы ему с улыбкою и сказала бы приветливо: «Здравст­вуй, любезный пастушок! Куда гонишь ты стадо свое?» И здесь рас­тет зеленая трава для овец твоих, и здесь алеют цветы, из которых можно сплести венок для шляпы твоей». Он взглянул бы на меня с видом ласковым — взял бы, может быть, руку мою… Мечта!» Пас­тух, играя на свирели, прошел мимо и с пестрым стадом своим скрылся за ближним холмом.

1 вариант

Задания с кратким ответом

1. К какому литературному направлению принадлежит произведе­ние?

2. Назовите город, в котором происходят события.

3. Укажите название изобразительно-выразительного средства:
… цветы подняли свои головки, чтобы напиться животворными лучами света.

4. Как называется средство воссоздания внутреннего мира героя:
Лиза устремила на него взор свой и думала: «Если бы тот, кто за­нимает теперь мысли мои рожден был простым крестьянином …»

5. Укажите название приема:
До сего времени, просыпаясь вместе с птичками, ты вместе с ними веселилась утром … но теперь ты задумчива, и общая радость приро­ды чужда твоему сердцу.

Задания с развернутым ответом

2 вариант

Задания с кратким ответом

1. Назовите жанр произведения.

2. Назовите имя того, кто занимал мысли Лизы.

3. Укажите название средства иносказательной выразительности:
Везде царствовала тишина …

4. Укажите название изобразительно-выразительного средства:
… душа светилась в глазах твоих, подобно как солнце светится в каплях росы небесной.

5. Как называется изображение природы в литературном произведе­нии, например:
«… белые туманы, которые волновались в воздухе и, подымаясь вверх, оставляли блестящие капли на зеленом покрове натуры».

Задания с развернутым ответом

6. Как картины природы в данном фрагменте отражают состояние героини?

7. С какой целью Карамзин создает образ пастушка?

8. Сопоставьте фрагменты произведений Н.М. Карамзина «Бедная Лиза» и А.С. Пушкина «Барышня-крестьянка». Чем различается душевное состояние героинь?

Фрагменты произведений для 8 задания

На другой день, ни свет ни заря, Лиза уже проснулась. Весь дом еще спал. Настя за воротами ожидала пастуха. Заиграл рожок, и деревенское стадо потянулось мимо барского двора. Трофим, проходя перед Настей, отдал ей маленькие пестрые лапти и получил от нее полтину в награждение. Лиза тихонько нарядилась крестьянкою, шепотом дала Насте свои наставления касательно мисс Жаксон, вышла на заднее крыльцо и через огород побежала в поле.
Заря сияла на востоке, и золотые ряды облаков, казалось, ожидали солнца, как царедворцы ожидают государя; ясное небо, утренняя свежесть, роса, ветерок и пение птичек наполняли сердце Лизы младенческой веселостию; боясь какой-нибудь знакомой встречи, она, казалось, не шла, а летела. Приближаясь к роще, стоящей на рубеже отцовского владения, Лиза пошла тише. Здесь она должна была ожидать Алексея. Сердце ее сильно билось, само не зная почему; но боязнь, сопровождающая молодые наши проказы, составляет и главную их прелесть. Лиза вошла в сумрак рощи. Глухой, перекатный шум ее приветствовал девушку. Веселость ее притихла. Мало-помалу предалась она сладкой мечтательности. Она думала … но можно ли с точностию определить, о чем думает семнадцатилетняя барышня, одна, в роще, в шестом часу весеннего утра?

Ответы на тест по литературе Бедная Лиза
1 вариант
1. сентиментализм
2. Москва
3. эпитет
4. внутренний монолог
5. антитеза // контраст // противопоставление
2 вариант
1. Повесть
2. Эраст
3. метафора // олицетворение
4. сравнение
5. пейзаж

Прочитайте приведённый ниже фрагмент произведения и выполните задания 1–9.

– Дай же отряхнуться, папаша, – говорил несколько сиплым от дороги, но звонким юношеским голосом Аркадий, весело отвечая на отцовские ласки, – я тебя всего запачкаю.

– Ничего, ничего, – твердил, умилённо улыбаясь, Николай Петрович и раза два ударил рукою по воротнику сыновней шинели и по собственному пальто. – Покажи-ка себя, покажи-ка, – прибавил он, отодвигаясь, и тотчас же пошёл торопливыми шагами к постоялому двору, приговаривая: «Вот сюда, сюда, да лошадей поскорее».

Николай Петрович казался гораздо встревоженнее своего сына; он словно потерялся немного, словно робел. Аркадий остановил его.

– Папаша, – сказал он, – позволь познакомить тебя с моим добрым приятелем, Базаровым, о котором я тебе так часто писал. Он так любезен, что согласился погостить у нас.

Николай Петрович быстро обернулся и, подойдя к человеку высокого роста в длинном балахоне с кистями, только что вылезшему из тарантаса, крепко стиснул его обнажённую красную руку, которую тот не сразу ему подал.

– Душевно рад, – начал он, – и благодарен за доброе намерение посетить нас; надеюсь... позвольте узнать ваше имя и отчество?

– Евгений Васильев, – отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу всё своё лицо. Длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заострённым носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.

– Надеюсь, любезнейший Евгений Васильич, что вы не соскучитесь у нас, – продолжал Николай Петрович.

Тонкие губы Базарова чуть тронулись; но он ничего не отвечал и только приподнял фуражку. Его тёмно-белокурые волосы, длинные и густые, не скрывали крупных выпуклостей просторного черепа.

– Так как же, Аркадий, – заговорил опять Николай Петрович, оборачиваясь к сыну, – сейчас закладывать лошадей, что ли? Или вы отдохнуть хотите?

– Дома отдохнём, папаша; вели закладывать.

– Сейчас, сейчас, – подхватил отец. – Эй, Пётр, слышишь? Распорядись, братец, поживее.

Пётр, который в качестве усовершенствованного слуги не подошёл к ручке барича, а только издали поклонился ему, снова скрылся под воротами.

– Я здесь с коляской, но и для твоего тарантаса есть тройка, – хлопотливо говорил Николай Петрович, между тем как Аркадий пил воду из железного ковшика, принесённого хозяйкой постоялого двора, а Базаров закурил трубку и подошёл к ямщику, отпрягавшему лошадей, – только коляска двухместная, и вот я не знаю, как твой приятель...

Кучер Николая Петровича вывел лошадей.

(И. С. Тургенев. «Отцы и дети» )