Вчера на портале “Православие и мир” была опубликована статья о Богородице-Рождественской девичьей пустыни из . Предлагаем сегодня вашему вниманию интервью с настоятельницей этого монастыря.
Игуменья Феофила (Лепешинская) считает, что в хорошем монастыре секретов быть не должно.
— Какой паломник, по-вашему, «правильный»? В чем вообще смысл паломничества в монастырь?
— Правильный тот паломник, кто приезжает помолиться. Именно сосредоточиться на этой жизни. Я убеждена, что христианин, который любит Бога, непременно любит монашество и втайне по монашеству сохнет. Я знаю много замужних женщин, которые хотели бы уйти в монастырь. Ясно, что это никогда не сбудется, хотя Господь все наши помыслы видит и целует. Паломника должно привлекать именно это — пожить в полноте Божественного присутствия, монашеской жизнью.
Но все же чаще в монастырь приезжают просто благочестиво и бесплатно отдохнуть на свежем воздухе. Или просто из любопытства.
— Что может паломник за короткое время узнать о монастырской жизни?
— В монастырях часто бывает так: монашки ходят по своим дорожкам и ни с кем не общаются. Мы же намеренно паломниц от сестер не отделяем. У нас нет отдельной трапезной, отдельных продуктов. Монахи живут не для того, чтобы спасать себя, а для того, чтобы светить миру. Сами мы не выходим в мир, но если мир приходит к нам — он от нас должен что-то получать. Поэтому у нас паломник, если ему это действительно интересно, может понять все. Мы не запрещаем никакого общения, не запрещаем передвигаться по территории, у нас общая трапеза, одни и те же послушания. Благочинная не разбирает, на какую работу ставить сестру, на какую — паломницу. У нас нет никаких секретов — их не должно быть в христианстве. Тайна есть — это Христос, а секретов быть не может.
— Могут ли монахи заниматься любимым делом или они обязательно должны пройти через «коровник»?
— Если говорить о коровнике, то у нас это послушание от первого дня несет одна и та же сестра. Я уже много раз пыталась ее заменить, но она не хочет. Во-первых, она это любит, во-вторых, ей очень нравится, что ее там никто не трогает, она живет «по своему уставу». Так что вы напрасно относитесь к коровнику пренебрежительно.
У нас нет цели провести монаха через все послушания. Хорошо бы так было, но сейчас в монастырь приходят городские люди, часто уже больные. Есть сестры, которые могут делать все, но есть и те, кому многие послушания не по силам. Наверно, мне бы хотелось всех пропускать через кухню, потому что кухня — это простое дело, женское, каждая должна уметь. Но и это не всегда получается. Современный человек мало что может. А послушание в монастыре найдется любому. Псалтырь, например, могут читать даже самые больные. Чтение у нас круглосуточное.
В нашем монастыре на работу отводится четыре часа в день, и я прошу всех работать на совесть, как для Господа. С обеда до вечерней службы у сестер свободное время, все расходятся по кельям — кто-то читает, кто-то молится, кто-то отдыхает. Это важно. Во всем должна быть мера.
— Чем еще кроме молитвы и послушаний занимаются монахи?
— Обязательно нужно учиться. Монастыри должны быть светочами, образцами. Есть такая тенденция в женских монастырях — не читать больше того, что дается на трапезе. Считается, что, если у тебя есть силы читать, значит, тебя недогрузили — иди поработай! Но, на мой взгляд, человек должен работать столько, чтобы у него была еще возможность молиться, учиться и просто оставаться человеком. Сильно уставший человек ни к чему не способен.
По воскресным дням мы все учимся, с сентября до Пасхи, по семинарской программе. Собираемся вечером, распределяем темы докладов, готовим рефераты, выступаем. Иногда приглашаем лекторов. Мы уже прошли литургику, нравственное богословие, Библейскую историю, греческий язык, христианскую психологию. В этом году начнем изучать патристику — святых отцов. У меня также есть план организовать для сестер курс лекций по мировой литературе, по русской литературе, по истории живописи и по истории музыки. Литература — это возможность увидеть на живых примерах то, что мы читаем в катехизисе.
Святой Василий Великий написал в замечательной статье «О пользе для юношества языческих сочинений», что чтение душу расширяет. Душа должна быть сочной, напитанной соками от культуры. В нашей библиотеке много художественной литературы. Я даже Джойса купила. Не думаю, честно говоря, что сестры будут его читать, но пусть у них будет такая возможность. У нас и «Илиаду» сестры читают. Даже какой-нибудь постмодернизм, эта тоска по Богу, — тоже интересно.
— Чего не должно быть в хорошем монастыре?
— То монашество, которого мы лишились в XIX веке, было гораздо хуже того, что есть сейчас. Было социальное расслоение — бедные монахи работали на богатых монахов. Чтобы «купить» келью, нужно было внести большой вклад. А кто не мог сделать вклад, те работали у состоятельных монахов горничными. Такого в монастыре быть не должно. Может, и неплохо, что мы теперь начали с нуля.
В нас во всех сидят советские гены — мы совершенно лишены уважения к личности. Когда только началось возрождение обителей, ставить начальниками было некого, и так получилось, что во главе монастырей оказались люди весьма незрелые духовно. И вот какая-то мирская женщина становится игуменьей, ей все подают, за ней стирают, у нее три келейницы, а она только всех смиряет и воспитывает. Почему-то считается, что начальник должен монахов смирять, что человеку полезно быть угнетенным, растоптанным, униженным. На самом деле это никому не полезно. Человек устроен так, что, если его ломать, он будет изворачиваться, а это и есть самое страшное для монашеской души. Она должна быть простой, правдивой.
— Что должно быть в хорошем монастыре?
— Я думаю, хороший монастырь — это где люди улыбаются, где они радуются. Господь нас всех на помойке нашел, вымыл, вычистил и положил к Себе за пазуху. Мы живем у Христа за пазухой. У нас все есть. Даже много лишнего. Вот мы сгорели, и даже это оказалось к лучшему. Как же нам не радоваться?
Еще один признак хорошего монастыря — если из него никто не хочет уезжать. Есть монастыри, где монахи все время в разъездах — то в Греции, то в Италии, то на святых источниках. Наших же сестер никуда не вытащишь из обители. Я сама тоже нигде не была. У нас и отпусков нет — какой отпуск может быть у монаха? От чего ему отдыхать — от молитвы? В этом нет никакого принуждения — так само получается. Сестры даже домой не стремятся. И это хороший признак!
Что такое монастырь и зачем монастыри строятся? Из чего складывается жизнь монастырей и кто в них живет? Кто такой трудник и чем он отличается от послушника? Сколько сейчас монастырей в Москве и России? Рассказываем всё основное, что надо знать о монастырях и их устроении.
Что такое монастырь?
Монастырь - это дом для монахов: их семья, квартира и крепость. Это крошечный город со своим бытом и уставом. Это поселение, где все объединены одним - жизнью ради Бога и непрестанной памятью о Нем. Это обитель, в которой монахи, не отрицая современные государственные законы, живут ради законов духовных.
Монастыри могут располагаться где угодно (в черте города, рядом с ним или вдали от любого населенного пункта - например, на скалах).
Монастыри могут быть разного размера: от крошечного подворья с несколькими монахами до крупной Лавры, где братия может насчитывать сотни иноков.
Монастыри могут быть мужскими и женскими. Монастыри могут иметь, по сути, самые разные внешние признаки, архитектуру и формы, но всех их объединяет одно: это место, где собираются люди, душой оставившие мир. Оставившие в миру всё - вещи, привязанности, земные притязания, - оставившие там, по сути, тех самих себя и обретя, тем самым, себя новых.
Для монахов монастырь - ограда и опора в их Новой жизни, которая в идеале должна быть равноангельской.
Для «мирян» монастырь - это возможность соприкоснуться с «инаким» миром: воочию видеть жизнь, построенную не по принципам и устремления бытия светского, но по принципам духовной, Евангельской, жизни.
Ведь, что такое монастырь по сути? Это частичка небесного, горнего мира на нашей земле. Место, где Дух Святой дышит и освящает всякого входящего и тем более - живущего там.
Как живут в монастыре?
Порядок жизни (иными словами - устав) у каждого монастыря может быть свой. В каких-то обителях он строже, в каких-то - «мягче». В рамках одного монастыря разные монахи ведут разного уровня молитвенную и аскетическую жизнь - каждый по силам, каждый по призванию.
При всей той разнице, которая возможна в устроениях монастырского бытия, все обители объединены одним: центральное место в распорядке дня и жизни монахов занимают молитва и богослужения. В монастырях, - в отличие от немонастырских, «приходских» храмов - проводится полный суточный круг богослужений, да и сами службы идут дольше.
В общих чертах день в монастыре складывается может складываться так:
- Пять или шесть часов утра: начало утренних богослужений. Их продолжительность зависит от дня или устава монастыря. В обычные дни утренние службы могут заканчиваться в девять, в праздничные - они могут продолжаться до полудня.
- После утренней службы: завтрак, трапеза
- Затем: короткий отдых и время послушаний (послушания - такая же неотъемлемая часть монашеской жизни, ибо праздность главный враг монаха. Кто-то во время послушании следит за чистотой на территории, кто-то за садом, кто-то ведет столярные работы, кто-то работает в хлеву - и так далее).
- В середине дня: трапеза (обед), затем - продолжение послушаний.
- Ориентировочно в четыре или пять часов дня начинаются вечерние службы, которые могут так же в зависимости ото дня продолжатся три часа и дольше.
- После вечерней службы - трапеза, короткий отдых
- Перед сном - общее или келейное молитвенное правило.
Кто живет в монастыре?
Те, кто живут в монастырях, называются насельникам монастыря. Это:
Собственно монахи
В отличие от дореволюционного времени, сейчас нет правил - сколько должно быть или не быть монахов в монастыре. Все определяет жизнь.
Монахи - «духовный костяк» любого монастыря. О том, какие степени монашества бывают и вообще про монашество мы писали вот
Послушники
Кто такие послушники? Это люди, которые готовятся стать монахами, но по мнению настоятеля еще не готовы к этому. При этом, монастырь уже несет духовную ответственность за послушника.
Монахи со Святой горы Афон, первая половина XX века. Второй слева: преподобный .
Трудники
Кто такие трудники? Грубо говоря, те же послушники, только в самом начале пути. Они так же живут со всеми, так же исполняют послушания, трудятся.
Трудник на момент прихода в монастырь точно так же уверен, что предназначен для монашества, но, как показывает, практика: раз уж не всякий послушник в конце концов становится монахом, то среди трудников этот процент еще меньше. Первое вдохновение проходит, и человек уже понимает, что имел о монашестве или своих силах совсем неверное представление - и возвращается в мир. Или идет пробовать себя в другую обитель.
Гости, паломники
Это еще более «временные» для монастыря «постояльцы». Хотя бывали случаи, что именно из случайного «гостя», который оказывался в монастыре по нужде, - или паломника, - в итоге рождался монах.
Какие постройки бывают в монастырях?
По сути, единственное, что в монастыре должно быть обязательно - это хотя бы один храм и домик, где будут жить монахи. Комната, в которой живет монах, называется келлия.
В остальном, все зависит от размера монастыря и места его расположения.
Маленький монастырь святого Георгия в болгарском Помории.
Но давайте возьмем «усредненное» представление о монастыре. В нем могли бы быть такие постройки и сооружения.
- Собственно территория (она огорожена. На Руси раньше монастыри еще играли роль крепостей, а потому их стены были каменными, крепкими и высокими. Например, Свято-Троицкая Сергиевая Лавра несколько месяцев удерживала осаду поляков, и те так и не смогли ее взять).
- Центральный храм (собор). Место, где проходят либо главные, либо за малым исключением все богослужения.
- Еще один храм (в крупных монастырях их может быть два, три или сколько угодно). Как правило, используется редко - в дни самых крупных праздников и в иные значимые для монастыря дни.
- Братский корпус . Это дом, где располагаются келлии - комнаты монахов и послушников.
- Трапезная (столовая). Иногда располагается в жилом, братском, корпусе.
- Гостевой дом. Может быть, совсем маленьким, а может быть большим многоэтажным корпусом. Бывают отдельные гостевые домики для монахов и архиереев с других монастырей.
- Столовая для паломников.
- Церковная лавка - свечки, иконы, книжки, церковная утварь на продажу.
- Другие здания. В них может располагаться все, что угодно - от воскресной школы, до монастырского издательства.
Болгария. Поморие. Монастырь св. Георгия Победоносца. Типичная территория небольшого монастыря. Справа - братский корпус.
Сколько монастырей в России?
Число православных монастырей в России постоянно растет. Сейчас их больше 800. В 1986 году их было меньше двадцати.
Главным монастырем России является Свято-Троицкая Сергиева Лавра .
Один из старейших монастырей России - в Переславле-Залесском.
Сколько монастырей сейчас в Москве?
На август 2017 года на территории Москвы находятся 15 действующих монастырей: восемь мужских и семь женских.
Еще на территории столицы находятся семь Подворий - как бы «духовных посольств» монастырей: в них так же есть своя небольшая братия, службы по монастырскому чину. Призвание Подворий - нести в суетливый город монастырский Дух.
Например, недалеко от метро «Цветной Бульвар» или «Сухаревская» располагается .
Москва. Иоанно-Богословский женский монастырь возле станции метро Китай Город.
Этот и другие посты читайте в нашей группе во
Наталья Милантьева попала в один из подмосковных монастырей в 1990 году. В 2008-м ей пришлось уйти, но разочарование в обители и особенно в настоятельнице наступило намного раньше. Наталья рассказала The Village, как монастырь тайком от церковного начальства торгует собаками и книгами, как живет монастырская верхушка и почему сестер устраивает такой порядок.
«Оставайтесь, девчонки, в монастыре, мы вам черные платьица сошьем»
Когда мне было лет 12−13, мама ударилась в православие и стала воспитывать меня в религиозном духе. Годам к 16−17 у меня в башке, кроме церкви, вообще ничего не было. Меня не интересовали ни сверстники, ни музыка, ни тусовки, у меня была одна дорожка - в храм и из храма. Обошла все церкви в Москве, читала отксеренные книги: в 80-х религиозная литература не продавалась, каждая книжка была на вес золота.
В 1990 году я закончила полиграфический техникум вместе со своей сестрой Мариной. Осенью нужно было выходить на работу. И тут один известный священник, к которому мы с сестрой ходили, говорит: «Поезжайте в такой-то монастырь, помолитесь, потрудитесь, там цветочки красивые и такая матушка хорошая». Поехали на недельку - и мне так понравилось! Как будто дома оказалась. Игумения молодая, умная, красивая, веселая, добрая. Сестры все как родные. Матушка нас упрашивает: «Оставайтесь, девчонки, в монастыре, мы вам черные платьица сошьем». И все сестры вокруг: «Оставайтесь, оставайтесь». Маринка сразу отказалась: «Нет, это не для меня». А я такая: «Да, я хочу остаться, я приеду».
Дома меня никто как-то особо и отговаривать-то не стал. Мама сказала: «Ну, воля Божья, раз ты этого хочешь». Она была уверена, что я там немножко потусуюсь и домой вернусь. Я была домашняя, послушная, если бы мне кулаком по столу хлопнули: «С ума сошла? Тебе на работу выходить, ты образование получила, какой монастырь?» - может, ничего бы этого не было.
Сейчас я понимаю, почему нас так настойчиво звали. Монастырь тогда только-только открылся: в 1989-м он заработал, в 1990-м я пришла. Там было всего человек 30, все молодые. В кельях жили по четверо-пятеро, по корпусам бегали крысы, туалет на улице. Предстояло много тяжелой работы по восстановлению. Нужно было больше молодежи. Батюшка, в общем-то, действовал в интересах монастыря, поставляя туда московских сестер с образованием. Не думаю, что он искренне заботился о том, как у меня сложится жизнь.
Я была домашняя, послушная, если бы мне кулаком по столу хлопнули: „С ума сошла? Тебе на работу выходить, ты образование получила, какой монастырь?“ - может, ничего бы этого не было
Как все изменилось
Сестры высказали матушке, что у нас теряется монашеская общность (тогда еще можно было высказывать)
Году в 1991-м в монастыре появилась такая дама, назовем ее Ольга. У нее была какая-то темная история. Она занималась бизнесом, каким - точно сказать не могу, но московские сестры рассказывали, что ее деньги добыты нечестным путем. Каким-то боком она попала в церковную среду, и наш духовник благословил ее в монастырь - спрятаться, что ли. Было видно, что это человек совершенно не церковный, мирской, она даже платок не умела завязывать.
С ее приходом все начало меняться. Ольга была ровесницей матушки, обеим было чуть за 30. Остальным сестрам - по 18−20 лет. Подруг у матушки не было, она всех держала на расстоянии. Называла себя «мы», никогда не говорила «я». Но, видимо, она все-таки нуждалась в подруге. Матушка у нас очень эмоциональная, душевная, практической жилки не имела, в материальных вещах, той же стройке, разбиралась плохо, рабочие ее все время обманывали. Ольга сразу взяла все в свои руки, стала наводить порядок.
Матушка любила общение, к ней ездили священники, монахи из Рязани - всегда полный двор гостей, в основном из церковной среды. Так вот, Ольга со всеми рассорилась. Она внушала матушке: «Зачем тебе весь этот сброд? С кем ты дружишь? Надо с правильными людьми дружить, которые могут чем-то помочь». Матушка всегда выходила с нами на послушания (послушание - работа, которую дает монаху настоятель; обет послушания приносят все православные монахи вместе с обетами нестяжания и безбрачия. - Прим. ред.) , ела со всеми в общей трапезной - как положено, как святые отцы заповедовали. Ольга все это прекратила. У матушки появилась своя кухня, она перестала с нами работать.
Сестры высказали матушке, что у нас теряется монашеская общность (тогда еще можно было высказывать). Как-то поздно вечером она созывает собрание, показывает на Ольгу свою и говорит: «Кто против нее, тот против меня. Кто ее не принимает - уходите. Это моя самая близкая сестра, а вы все завистники. Поднимите руки, кто против нее».
Руку никто не поднял: матушку-то все любили. Это был переломный момент.
Мирской дух
Ольга была действительно очень способная в плане добычи денег и управления. Она выгнала всех ненадежных рабочих, завела различные мастерские, издательское дело. Появились богатые спонсоры. Приезжали бесконечные гости, перед ними надо было петь, выступать, показывать спектакли. Жизнь была заточена на то, чтобы доказать всем вокруг: вот какие мы хорошие, вот как мы процветаем! Мастерские: керамическая, вышивальная, иконописная! Книги издаем! Собак разводим! Медицинский центр открыли! Детей взяли на воспитание!
Ольга стала привлекать к себе способных сестер и поощрять их, формировать элиту. Привезла в бедный монастырь компьютеры, фотоаппараты, телевизоры. Появились машины, иномарки. Сестры понимали: кто будет хорошо себя вести, будет работать на компьютере, а не землю копать. Скоро они поделились на верхушку, средний класс и низших, плохих, «неспособных к духовному развитию», которые работали на тяжелых работах.
Один бизнесмен подарил матушке четырехэтажный загородный дом в 20 минутах езды от монастыря - с бассейном, сауной и собственной фермой. В основном она жила там, а в монастырь приезжала по делам и на праздники.
Жизнь была заточена на то, чтобы доказать всем вокруг: вот какие мы хорошие, вот как мы процветаем!
На что живет монастырь
Скрывать от епархии деньги считалось за добродетель: митрополит - это же враг номер один
Церковь, как МВД, организована по принципу пирамиды. Каждый храм и монастырь отдает епархиальному начальству дань из пожертвований и денег, заработанных на свечках, записках о поминании. У нашего - обычного - монастыря доход был и так небольшой, не то что у Матронушки (в Покровском монастыре, где хранятся мощи святой Матроны Московской. - Прим. ред.) или в Лавре, а тут еще и митрополит с поборами.
Ольга тайком от епархии организовала подпольную деятельность: купила огромную японскую вышивальную машину, спрятала в подвале, привела человека, который научил нескольких сестер на ней работать. Машина ночи напролет штамповала церковные облачения, которые потом сдавали перекупщикам. Храмов много, священников много, поэтому доход от облачений был хороший. Собачий питомник тоже приносил неплохие деньги: приезжали богатенькие люди, покупали щенков по тысяче долларов. Мастерские делали на продажу керамику, золотые и серебряные украшения. Еще монастырь издавал книги от лица несуществующих издательств. Помню, по ночам привозили на КАМАЗе огромные бумажные ролики и по ночам же выгружали книги.
По праздникам, когда митрополит приезжал, источники дохода прятали, собак увозили на подворье. «Владыка, у нас весь доход - записки да свечки, все, что едим, выращиваем сами, храм обшарпанный, ремонтировать не на что». Скрывать от епархии деньги считалось за добродетель: митрополит - это же враг номер один, который хочет обокрасть нас, забрать последние крошки хлеба. Нам говорили: все же для вас, вы кушаете, мы вам чулочки покупаем, носочки, шампуни.
Собственных денег у сестер, естественно, не было, а документы - паспорта, дипломы - хранились в сейфе. Одежду и обувь нам жертвовали миряне. Потом монастырь завел дружбу с одной обувной фабрикой - там делали ужасную обувь, от которой сразу начинался ревматизм. Ее покупали по дешевке и раздавали сестрам. У кого были родители с деньгами, те носили нормальную обувь - я не говорю, красивую, а просто из натуральной кожи. А у меня мама сама бедствовала, привозила мне рублей 500 на полгода. Сама я ничего у нее не просила, максимум гигиенические средства или шоколадку.
«Уйдете - вас бес накажет, лаять будете, хрюкать»
Матушка любила говорить: «Есть монастыри, где сюси-пуси. Хотите - валите туда. У нас здесь, как в армии, как на войне. Мы не девки, мы воины. Мы на службе у Бога». Нас учили, что в других храмах, в других монастырях все не так. Вырабатывалось такое сектантское чувство исключительности. Я домой приезжаю, мама говорит: «Мне батюшка сказал…» - «Твой батюшка ничего не знает! Я тебе говорю - надо делать, как нас матушка учит!» Вот почему мы не уходили: потому что были уверены, что только в этом месте можно спастись.
А еще нас запугивали: «Если вы уйдете, вас бес накажет, лаять будете, хрюкать. Вас изнасилуют, вы попадете под машину, переломаете ноги, родные будут болеть. Одна ушла - так она даже до дома не успела дойти, сняла на вокзале юбку, стала за всеми мужиками бегать и ширинки им расстегивать».
Тем не менее первое время сестры постоянно приходили и уходили, их даже считать не успевали. А в последние годы стали уходить те, кто пробыл в монастыре дольше 15 лет. Первым таким ударом был уход одной из старших сестер. Они имели в подчинении других монахинь и считались надежными. Незадолго до ухода она стала замкнутой, раздражительной, начала куда-то пропадать: поедет по делам в Москву, и нет ее два-три дня. Стала срываться, отдаляться от сестер. У нее стали находить коньячок, закусочку. В один прекрасный день нас созывают на собрание. Матушка говорит, что такая-то ушла, оставила записку: «Пришла к выводу, что я не монахиня. Хочу жить в миру. Простите, не поминайте лихом». С тех пор каждый год уходит как минимум одна сестра из числа тех, кто жил в монастыре с самого начала. Слухи-то из мира доносятся: такая-то ушла - и все с ней нормально, не заболела, ноги не переломала, никто не изнасиловал, замуж вышла, родила.
Уходили тихо, ночью: по-другому не уйдешь. Если ты средь бела дня с сумками попрешься к воротам, закричат все: «Куда собралась? Держите ее!» - и к матушке поведут. Зачем позориться? Потом приезжали за документами.
Нас учили, что в других храмах, в других монастырях все не так. Вот почему мы не уходили: потому что были уверены, что только в этом месте можно спастись.
«Куда я пойду? К маме на шею?»
Мы привыкли к монастырю, как привыкают к зоне
Меня сделали старшей сестрой по стройке, отдали учиться на шофера. Я получила права и стала выезжать в город на фургоне. А когда человек начинает постоянно бывать за воротами, он меняется. Я стала покупать спиртное, но деньги-то быстро заканчивались, а в привычку уже вошло, - стала потаскивать из монастырских закромов вместе с подружками. Там была хорошая водка, коньяк, вино.
Мы пришли к такой жизни, потому что смотрели на начальство, на матушку, ее подругу и их ближний круг. У них без конца были гости: менты с мигалками, бритоголовые мужики, артистки, клоуны. С посиделок они высыпали пьяные, от матушки разило водкой. Потом всей толпой уезжали в ее загородный дом - там с утра до ночи горел телевизор, играла музыка.
Матушка стала следить за фигурой, носить украшения: браслеты, броши. В общем, стала вести себя как женщина. Смотришь на них и думаешь: «Раз вы вот так спасаетесь, значит, и мне можно». Раньше-то как было? «Матушка, я согрешила: съела в пост конфетку „Клубника со сливками“». - «Да кто ж тебе сливки туда положит, сама-то подумай». - «Ну конечно, ну спасибо». А потом уже стало на все это насрать.
Мы привыкли к монастырю, как привыкают к зоне. Бывшие зэки говорят: «Зона - мой дом родной. Мне там лучше, я там все знаю, у меня там все схвачено». Вот и я: в миру у меня ни образования, ни жизненного опыта, ни трудовой книжки. Куда я пойду? К маме на шею? Были сестры, уходившие с конкретной целью - выйти замуж, родить ребенка. Меня никогда не тянуло ни детей рожать, ни замуж выходить.
Матушка на многое закрывала глаза. Кто-то доложил, что я выпиваю. Матушка вызвала: «Где берешь эту выпивку-то?» - «Да вот, на складе, у вас все двери открыты. У меня денег нет, ваших я не беру, если мне мать дает деньги, я на них только „Три семерки“ могу купить. А у вас там на складе „Русский стандарт“, коньяк армянский». А она говорит: «Если хочешь выпить, приходи к нам - мы тебе нальем, не проблема. Только не надо воровать со склада, к нам ездит эконом от митрополита, у него все на учете». Никаких моралей уже не читали. Это 16-летним парили мозги, а от нас требовалась только работа, ну, и рамки какие-то соблюдать.
«Наташа, не вздумай возвращаться!»
В первый раз меня выгнали после откровенного разговора с Ольгой. Она всегда хотела сделать меня своим духовным чадом, последователем, почитателем. Некоторых она сумела очень сильно к себе привязать, влюбить в себя. Вкрадчивая всегда такая, говорит шепотом. Мы ехали в машине в матушкин загородный дом: меня послали туда на строительные работы. Едем молча, и вдруг она говорит: «Знаешь, я ко всему к этому, церковному, никакого отношения не имею, мне даже слова эти претят: благословение, послушание, - я воспитана по-другому. Я думаю, ты такая же, как я. Вот девчонки ходят ко мне, и ты ходи ко мне». Меня как обухом по голове ударили. «Я, - отвечаю, - вообще-то воспитана в вере, и церковное мне не чуждо».
Словом, она передо мной раскрыла карты, как разведчик из «Варианта „Омега“», а я ее оттолкнула. После этого, естественно, она стала всячески пытаться от меня избавиться. Спустя какое-то время матушка меня вызывает и говорит: «Ты нам не родная. Ты не исправляешься. Мы тебя зовем к себе, а ты вечно дружишь с отбросами. Ты все равно будешь делать то, что хочешь. Из тебя не выйдет ничего путного, а работать и обезьяна может. Поезжай домой».
В Москве я с большим трудом нашла работу по специальности: муж сестры устроил меня корректором в издательство Московской патриархии. Стресс был жуткий. Я не могла адаптироваться, скучала по монастырю. Даже ездила к нашему духовнику. «Батюшка, так и так, меня выгнали». «Ну и не надо туда больше ехать. Ты с кем живешь, с мамой? Мама в храм ходит? Ну вот и ладно. У тебя есть высшее образование? Нет? Вот и получай». И все это говорит батюшка, который всегда нас запугивал, предостерегал от ухода. Я успокоилась: вроде как получила благословение у старца.
И тут мне звонит матушка - через месяц после последнего разговора - и просит тающим голосом: «Наташа, мы тебя проверяли. Мы так по тебе скучаем, возвращайся назад, мы тебя ждем». - «Матушка, - говорю, - я уже все. Меня батюшка благословил». - «С батюшкой мы поговорим!» Зачем она меня звала - не понимаю. Это что-то бабское, в жопе шило. Но я не могла сопротивляться. Мама пришла в ужас: «Ты что, с ума сошла, куда ты поедешь? Они из тебя какого-то зомби сделали!» И Маринка тоже: «Наташа, не вздумай возвращаться!»
Приезжаю - все волками смотрят, никто по мне там не скучает. Наверное, подумали, что слишком хорошо мне стало в Москве, вот и вернули. Не до конца еще наиздевались.
На этот раз навсегда
Во второй раз меня выгнали за романтические отношения с одной сестрой. Никакого секса не было, но к этому все шло. Мы полностью доверяли друг другу, обсуждали нашу поганую жизнь. Разумеется, другие стали замечать, что мы сидим в одной келье до полуночи.
На самом деле меня бы и так выгнали, это был только предлог. У других и не такое было. Некоторые крутили с детьми из монастырского приюта. Батюшка еще удивлялся: «Почему вы мальчиков-то завели? Девочек заводите!» Их до самой армии держали, кабанов здоровых. Так вот, одна воспитательница воспитывала-воспитывала - и довоспитывалась. Ее журили, конечно, но не выгнали же! Она потом сама ушла, они с тем парнем до сих пор вместе.
Вместе со мной выгнали еще пятерых. Устроили собрание, сказали, что мы им чужие, не исправляемся, все портим, всех соблазняем. И мы поехали. После этого у меня и в мыслях не было вернуться ни туда, ни в другой монастырь. Эту жизнь как ножом отрезало.
Первое время после монастыря я продолжала ходить в храм каждое воскресенье, а потом постепенно бросила. Разве что на большие праздники захожу помолиться и свечку поставить. Но я считаю себя верующей, православной и церковь признаю. Дружу с несколькими бывшими сестрами. Почти все повыходили замуж, нарожали детей или просто с кем-то встречаются.
Когда я вернулась домой, так радовалась, что теперь не надо работать на стройке! В монастыре мы работали по 13 часов, до самой ночи. Иногда к этому прибавлялись и ночные работы. В Москве я поработала курьером, а потом опять занялась ремонтом - деньги-то нужны. Чему в монастыре научили, тем и зарабатываю. Выбила у них трудовую книжку, мне записали стаж 15 лет. Но это копейки, на пенсию вообще не катит. Иногда думаю: не будь монастыря, я бы замуж вышла, родила. А это что такое за жизнь?
Иногда думаю: не будь монастыря, я бы замуж вышла, родила. А это что такое за жизнь?
«Я была плохой монахиней»
Кто-то из бывших монахов говорит: «Монастыри надо закрыть». Но я не согласна. Находятся же люди, которые хотят быть монахами, молиться, помогать другим - чего в этом плохого? Я против больших монастырей: там только разврат, деньги, показуха. Другое дело - скиты в глубинках, подальше от Москвы, где жизнь попроще, где так не умеют добывать деньги.
На самом деле все зависит от игумена, потому что он обладает ничем не ограниченной властью. Сейчас еще можно найти настоятеля с опытом монашеской жизни, а в 90-е их негде было взять: монастыри только начали открываться. Матушка закончила МГУ, потерлась в церковных кругах - и ее назначили игуменией. Как можно было доверить ей монастырь, если она сама не прошла ни смирения, ни послушания? Это какая нужна духовная мощь, чтобы не развратиться?
Я была плохой монахиней. Роптала, не смирялась, считала себя правой. Могла сказать: «Матушка, я так думаю». - «Это у тебя помыслы». - «Это не помыслы, - говорю, - у меня, это мысли! Мысли! Я так думаю!» - «За тебя бес думает, дьявол! Ты нас слушайся, с нами Бог разговаривает, мы тебе скажем, как надо думать». - «Спасибо, как-нибудь сама разберусь». Такие, как я, там не нужны.
Текст - Антон Хитров
Высокие каменные стены, тлеющая лучина в крошечной келье, Библия на жёстком ложе - так воображение рисует картины монастырской жизни. Подворье Михайло-Архангельского мужского монастыря, расположенного в Ленинском районе Новосибирска, убеждает, что эти представления морально устарели. Как живут современные монахи, узнал корреспондент Сиб.фм.
Все началось с того, что в 1997 году в селе Козиха Новосибирской области обосновалась мужская монашеская община. Сельсовет выделил братии помещение: кирпичный гараж, который построили на месте деревенского храма, разрушенного еще в безбожные тридцатые. Храм восстановили - теперь это Михайло-Архангельский монастырь. Сейчас у монастыря семь подворий. Одно из них, приход во имя святого равноапостольного князя Владимира, находится в Новосибирске, - единственное из семи подворий монастыря, расположенное в городской черте.
Приход образовался вокруг строительства большого Свято-Троице-Владимирского собора. Стройка началась в 1997 году, трудятся на ней все эти годы сами монахи - из профессионалов здесь работают только архитектор и бригадир. Тем не менее, строительство почти закончено, первый этаж уже открыт для прихожан, хотя стены все еще расписывают.
Спонсоры то есть, то нет, - сетует настоятель монастыря отец Феодосий. - Чтобы перекрыть пол на втором этаже, нужно 100 тысяч рублей, чтобы закупить плитку - ещё миллион. Хотя, если так говорить, храм небедный. По сути — он основной источник дохода нашего монастыря.
Отец Феодосий рассказывает, что в подворье при Свято-Троице-Владимирском соборе сейчас живут 20 монахов и трое послушников. Послушник — тот, кто только встал на путь монашества, священники и служители будут испытывать его веру и волю не меньше трех лет, прежде чем проведут ритуал пострига. Ритуал включает в себя три основных обета — безбрачия, нестяжания и послушания. Отказаться от личной жизни, имени и имущества проще, чем от собственной воли — отдать всего себя в руки церкви и настоятеля способны единицы. Новое имя постриженного означает, что на небесах о его спасении перед богом будет просить одноименный святой.
Монахи-схимники носят остроконечную шапочку - куколь и особую перевязь на плечи, спину и грудь - аналав
В православной церкви, в основном, постригают сразу «в рясу». Это значит, что монашескую одежду послушник получает вместе с принесением обетов. Есть еще один постриг - схима. Это полнейшее отречение от мира, строжайшие обеты и круглосуточные молитвы о спасении своей души. Схимники меняют имя еще раз, что дает им на небесах дополнительного святого сторонника.
В монастыре говорят, что накануне выборов политики перестали вспоминать о храмах и делать крупные пожертвования, как это было в прошлом десятилетии
День в монастыре начинается в 6 утра. Через полчаса — утренние молитвы, служба и легкий завтрак. Своей трапезной у них пока нет, поэтому едят послушники и монахи в столовой гимназии. Потом — послушания. Так в монастыре называют обязательные труды. В городском приходе натурального хозяйства нет, поэтому кто-то стирает, кто-то убирает, кто-то подстригает газоны. Но главные работы здесь, по-прежнему, строительные, хотя в последнее время на площадке появились и рабочие «со стороны», проще говоря - гастарбайтеры. Монаха, чье послушание - присматривать за наемными строителями, большинство из которых мусульмане, разница в вере вовсе не смущает. В пять часов вечера богослужения, ужин, а с девяти до одиннадцати - свободное время.
В кельях жилого корпуса царит чистота и порядок. В комнатах по четыре койки, тумбочки и будильника, книги, диски и, конечно, иконы. На весь корпус один большой санузел с душевыми. Жизнь монаха здесь ограничена собором, жилым корпусом и административным зданием, похожим на современный офис, в котором сочетание оргтехники и икон уже не режет глаз.
Во время стройки монахи жили и молились в бывшем здании Дома быта. Сейчас там находится Православная гимназия во имя Святого равноапостольного князя Владимира. В 2011 году в гимназию набрали второй класс, теперь здесь 25 учеников. Девочки в вязаных беретиках и мальчики в строгих костюмах, помимо основных школьных дисциплин, изучают хоровое пение и основы православной культуры.
По другую сторону бетонного забора с колючей проволокой живут мужчины, давшие другой обет послушания — присягу. Соседство с воинской частью монахам на пользу: солдаты иногда помогают в хозяйстве, священнослужители, в свою очередь, проводят церковные праздники и службы в гарнизоне.
Требы - вид послушаний, молитвы и ритуалы священников по просьбам прихожан в храме или на дому. Обычно люди просят о причащениях, отпеваниях и освящении жилья
− В монастырь приходят разные люди, - рассказывает настоятель. - Кто-то только из армии, кто-то уже давно на пенсии, но - приходят сами. Однако не все причины начала монашеской жизни правильные — если человека привела трагедия или поиск новых ощущений, мы, конечно же, их принимаем, беседуем, пускаем пожить, но не более. Конечно, совсем бомжей стараемся не брать — направляем их в социальные гостиницы. Есть только две правильные причины начала монашеской жизни — большая любовь к Богу и желание искупить грехи. К сожалению, люди от нас уходят часто. Это трагедия, но мы никого не держим.
Современный уклад монашеской жизни, конечно же, отличается от той, что описана в старинных книгах. В храме нужно отопление, из-за сибирского климата необходим и иной рацион.
Не все сейчас могут понести подвиг и прожить без света и тепла, - говорит отец Феодосий. - Один святой увидел трех крылатых людей, перелетавших через реку из мирской жизни в Райский сад - первый уверенно перелетел, другому было сложнее, а третий и вовсе чуть не упал. Тот, что увереннее всего перелетел, был монахом давнего прошлого. Тот, кто поколебался, жил позже первого. А тот, кто хуже всех летел, - это образ монахов последних времен, которые не будут иметь подвигов, но за свое смирение все равно попадут в рай.
Монашеская жизнь от посторонних глаз сокрыта, и праздного любопытствующего вторжения не допускает. Это естественно. Вокруг же того, что неизвестно, нередко формируются мифические стереотипы. Это объяснимо. Чаще всего они имеют мало общего с действительностью. Это факт. Итак, образно говоря, отделим зерна от плевел.
Самые распространенные заблуждения.
1. Стать монахиней проще простого, достаточно одного желания.
Разумеется, уход в обитель – дело добровольное, в основе которого лежит желание девушки уйти от мира и посвятить себя монашеской жизни. Но, между тем, как она впервые ступает на территорию обители и монашеским постригом проходит немало времени.
Нередко девушки ездят по разным монастырям, знакомятся с их уставами, которые пусть не кардинально, но все же отличаются друг от друга. После того, как выбор в пользу той или иной обители сделан, «кандидатка» обращается к игуменье (матушке-настоятельнице) с просьбой принять ее. Чаще всего, девушку оставляют пожить в монастыре, но в качестве… паломницы. Она имеет возможность посещать сестринские богослужения, общую трапезу (однако сидит за особым столом для паломников), глубже знакомится с жизнью в обители, помогает на общих послушаниях. Сестры же и начальствующие в монастыре (этого никто не скрывает) присматриваются к новенькой.
Если становится ясно, что девушка не находится под влиянием сиюминутных обстоятельств, а проявляет усердие в молитве, прислушивается к советам, понуждает себя к смирению и так далее, игуменья вместе со старшими сестрами решают принять ее в обитель. Она по-прежнему посещает общую трапезу, участвует в сестринских богослужениях, ей назначается постоянное послушание.
В качестве послушницы пребывают не менее трех лет. По истечении этого (или большего) времени, подается прошение на имя правящего архиерея и игумении на совершение пострига. Первая степень пострига – иночество (во время него еще не произносятся монашеские обеты). После него «форма» вновь меняется. Инокини носят рясу с длинными рукавами, апостольник и клобук (головной убор с черной прозрачной «фатой»). В иноческом постриге зачастую дается другое имя, так как это символизирует рождение нового человека для духовной жизни.
А вот так называемый мантийный постриг – это уже собственно монашество. Во время него гласно даются три главных монашеских обета: нестяжания (ничего не иметь своего), послушания, целомудрия (безбрачия). Кроме того, «новорожденная» монахиня облачается в мантию, состоящую из множества складок. Она означает охраняющую и покрывающую силу Божию. А то, что у мантии нет рукавов, обозначает, что у монашествующего как бы нет рук для суетной мирской деятельности, для греха. При ходьбе мантия развевается, подобно крыльям.
2. В монастырь берут всех без исключения.
Это не так. В монастырь не могут поступить люди, находящиеся в браке, а также женщины, имеющие несовершеннолетних детей. Более того, желательно, чтобы дети, даже достигнув 18 лет, что называется, крепко стояли на ногах. В некоторых греческих монастырях есть правило не принимать после 30 лет. В российских обителях такого жесткого правила нет, но всё же предпочтение также отдается молодым. Это обусловлено тем, что с возрастом человеку труднее меняться, сложнее слушаться, проблематичней пересматривать жизненные принципы, смиряться. Скажем, была в миру женщина специалистом с высшим образованием, а в обители ее просят пол помыть. У нее это вызывает недоумение. Пример условный, но подобное в жизни монастырей бывает.
Как, впрочем, случается и обратное. Поступают женщины в монастырь уже в почтенном возрасте, и потом являются для сестер примером и в послушании, и в усердии к молитве, и в смирении.
3. Весь день, с утра до ночи, в монастыре молятся.
Жизнь в обители подчинена довольно строгому распорядку, и молитве посвящается более шести часов в сутки. Но помимо молитвы все сестры исполняют и ежедневные послушания. Наш екатеринбургский Ново-Тихвинский женский монастырь можно назвать «отраслевым». Здесь существуют известные иконописная, швейная мастерские, греко-славянский и исторический кабинеты. Кроме того, монахини выполняют певческое послушание (кстати, возрождают древние – как русские, так и греческие – распевы).
Более мелкие (помимо основных) послушания распределяет благочинная (особая должность). Именно она решает, кому сегодня стирать, кому мести двор, кому полы мыть…
Пробуждаются в монастыре в 3.30. В обители стремятся посвящать начатки дня Богу: в 4 утра все собираются в храме на утреннее богослужение. Служба заканчивается в 7.00, и с этого времени у сестер свободное время, в которое сестры могут помолиться, почитать, отдохнуть. В 9.30 насельницы с пением идут в трапезную на обед. После обеда сестры расходятся на послушания, которые выполняют до 16.00 с перерывом на небольшой полдник. Затем совершается вечерня, после которой вновь с пением богослужебных песнопений сестры идут на ужин. После ужина до 18.30 – свободное время. Далее – малое повечерие, после чего начинается так называемое безмолвие, когда все без исключения хранят молчание В 19.00 все расходятся по кельям, где выполняют свое монашеское правило, посвящая это время только духовным занятиям – чтению и молитве.
Число сестер обители прибавляется (сегодня здесь живет 150 человек), а жилплощадь пока не прибавляется. Поэтому почивать монахини вынуждены на двухъярусных кроватях, по 5-6 человек в келье. Исключение составляют старшие монахини и схимницы, которые имеют отдельные келии.
4. Монахини не общаются ни с внешним миром, ни друг с другом.
Пустословие, конечно, в обители не приветствуется. Но общаются между собой сестры постоянно. Ссор здесь, разумеется, не бывает, а вот размолвки – люди остаются людьми – порой случаются. Но взаимные обиды и недопонимание на следующий день тяжким грузом не переносятся, примиряются сестры еще до захода солнца. «Прости» - одно из самых главных монашеских слов.
Действительно, в обители нет увлекательных светских романов, и телевизоров. Но не потому что это ЗАПРЕЩЕНО. А потому что потребности в этом у монахинь НЕТ. Людям, живущим в миру, понять это сложно. Остается принять, как данность. Факт остается фактом: если поставить телевизор, скажем, в монастырском фойе, и разложить для общего доступа газеты, журналы и другую светскую литературу, никто из монахинь даже бровью не поведет, не заинтересуется и не взглянет. Душа к этому здесь ни у кого не лежит.
А вот духовную литературу сестры читают с жадностью. За новыми книгами даже очередь выстраивается.
6. В монастыре живут на хлебе и воде.
Несмотря на то, что монахини соблюдают все посты, не едят мяса, не употребляют в пищу продукты животного происхождения по понедельникам, средам и пятницам, скудным их рацион назвать нельзя. Меню на месяц вперед утверждается настоятельницей.
Перекусов в обители, конечно, не бывает. В том плане, что, проходя мимо трапезной, перехватить чего-нибудь вкусненького – ни у кого мысли не придет. Просто потому что это не принято. Но, утомившись, выполняя послушание, можно попить кофе или чай. Кстати, тем сестрам, кому по состоянию здоровья положена диета, готовят отдельные блюда, и питаются они по индивидуальному графику.
7. К врачам монахиням обращаться запрещено.
Врачебная помощь сестрам в случае необходимости оказывается обязательно. Одна из насельниц монастыря – по профессии врач. Врачевание – ее основное послушание. Но, если кому-то из сестер требуется более глубокое обследование, монастырь обращается в больницу. В некоторых случаях врачи сами приезжают в обитель. Никакими средствами борьбы с болезнью в монастыре не пренебрегают. Ведь, как здесь говорят, недуг отвлекает от главного, не дает вести нормальную духовную жизнь. Зачем терпеть бесплодное мучение, если у тебя болит голова, когда можно выпить таблетку и потом иметь силы и для молитвы, и для труда?
Рада БОЖЕНКО
Благодарим за помощь в подготовке материала сестер Ново-Тихвинского монастыря.
