В ДУХОВНОМ созерцании подвижник становится зрителем вещей, которые для подавляющего большинства людей являются тайною, но он стоит пред невозможностью поведать об этой тайне, потому что переводимая на человеческий язык, она предстает слышащему о ней совсем иною. Язык человеческих слов и понятий дает очень ограниченную возможность передавать внутреннее состояние одного — другому. Непременное условие взаимного понимания — общность или торжество опыта. Нет этой общности, не будет достигнуто и понимание, потому что за каждым нашим словом сокрыта вся наша жизнь; во всякое понятие каждый из нас влагает объем своего опыта, почему все мы неизбежно говорим на разных языках. Но в силу единосущия рода человеческого возможно и чрез слово вызывать новый опыт в душе слышащего, и тем как бы порождать в нем новую жизнь. И если это так при нашем человеческом взаимообщении, то тем более это происходит при Божественном действии. Слово Божие, при известном внутреннем расположении души, восприемлющей его, своим явлением действительно приносит новую жизнь, и ту жизнь, которая заключена в нем, т. е. вечную.

Имея в виду не только несовершенство нашего средства — языка, но и свое невежество и неспособность, все же позволим себе возвратиться к той странной по форме беседе-молитве, о которой мы говорили выше, а именно, к словам: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся».

Кто читал Евангелие, не мог не обратить внимания на своеобразие бесед Христа. Внешне, формально, в них нет, кажется, никакой последовательности. Возьмите, например, беседы с Никодимом, с Самарянкой, с Учениками на Тайной Вечере. Внимание Христа обращено не столько на то, что говорит человек, сколько на то, что есть в глубине его и что способен он воспринять от Бога.

Так и в этой молитве-беседе Старца Силуана внешне как будто немного смысла, а некоторым она может показаться просто нелепым бредом. Но если бы нам открылось ее действительное содержание и сила данного в ней Силуану откровения, то, с уверенностью можно сказать, все наше существо было бы потрясено до последней глубины.

Старец Силуан десятилетиями рыдал «до великих слез» о том, чтобы мир познал Бога. Он сознавал, что если бы народы,— он мыслил о народах, нося их в молитвенной любви сердца своего,— познали любовь и смирение Божие, то оставили бы они, подобно Апостолу Павлу, как сор (Фил. 3, 7—8), как детские игрушки, свои увлечения, все то, чем поглощено их существо, и стали бы гнаться за этим смирением и этой любовью день и ночь всеми силами своей души. И если бы это совершилось, то изменилось бы лицо земли, и судьбы всех людей, и весь мир преобразился бы, как говорил Старец, «в один час». Так велика эта сила.

Вам, быть может, странно услышать, что Силуану открылась тогда тайна падения и искупления, и все духовные пути человека? Божественному Петру на Фаворе и в день сошествия Святого Духа открылось с последнею очевидностью, что «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежит спастись». И не только еврейские старейшины и книжники удивлялись категорическому заявлению Петра и Иоанна, людей простых и некнижных, как повествует Писание (Деян. Ап. 4, 12—13), но и доныне удивляемся все мы. Невольно возникает вопрос: «О, Петре, откуда ты, простой и некнижный, знаешь какие имена даны под небом? Разве тебе была известна история культур и религий Китая, Индии, Вавилона, Египта и проч.?»

«Некнижному и простому» Силуану также открылись тайны, скрытые «от мудрых и разумных», и ночь, когда произошла та вышеестественная молитва-беседа, в его жизни имеет чрезвычайное значение. Мир погружен во тьму духовного неведения. Путь к вечной жизни не преставая проповедуется на всех языках, но подлинно познавшие этот путь едва обретаются, единицы на поколения.

«Держи ум твой во аде, и не отчаивайся». Непонятное выражение. Что значит — держать ум во аде? Не значит ли это — воображать себе что-то подобное тем, нередко лубочным, картинам, которые рисует наивное человеческое воображение?.. В данном случае — нет. Отцу Силуану, как и некоторым великим Отцам, например, Антонию Великому, Сисою Великому, Макарию и Пимену Великим, и другим, дано было за время жизни реально переживать состояние адских мучений. Повторение этого состояния, в результате, глубоко отпечатлевается в их сердце, так что они по своей воле уже могут возобновлять его в душе своей, возвращаться к нему посредством соответствующего внутреннего движения Духа. И к этому деланию они прибегали, когда в душе их начинала так или иначе проявляться какая-либо страсть, и особенно самая глубокая и самая тонкая из них — гордость.

Борьба с гордостью — последний этап борьбы со страстями. В первый период подвижник борется с грубыми плотскими страстями, затем с раздражительностью, и, наконец, с гордостью. Последняя борьба есть, несомненно, самая трудная. Познав в долгом опыте своем, что гордость приводит к потере благодати, подвижник особым внутренним движением сходит душою во ад, и адским огнем выжигает в себе действие всякой страсти.

Старец замечал, что большинство людей, приближаясь к этим граням, малодушно ужасаются и не выдерживают. Вот почему Великий Сисой и говорил об этом вопросительно: «Кто может носить помысл Антония? Впрочем я знаю человека (это он сам — Сисой), который может носить его».

Старец Силуан объяснял, что Сисой имел в виду тот помысл, которому научился Великий Антоний у Александрийского сапожника. Преподобный Антоний молился, чтобы Господь открыл ему, в какую меру он достиг. И было ему указание, что в меру Сапожника он не пришел. Придя к Сапожнику, Преподобный спросил его, как он живет. Тот отвечает, что треть заработка отдает он на храм, треть — нищим, остальное удерживает на свои нужды. Антония, который бросил все свое имение и жил в пустыне в большей, чем Сапожник, нищете, сие делание не удивило. Не в нем было его превосходство. Тогда он говорит Сапожнику: «Господь послал меня к тебе узнать, как ты живешь?» Смиренный Сапожник почитал Антония и, испугавшись такого слова, говорит: «Ничего я не делаю, а лишь работая, смотрю на проходящих мимо людей и помышляю: все спасутся, один я погибну».

Антоний, Богом посланный научиться у Сапожника; Антоний, приготовленный к правильному восприятию услышанного им слова долгим и чрезвычайным подвигом, удивившим весь Египет, по дару Божьему почувствовал силу помысла Сапожника, и действительно понял, что в меру Сапожника не достиг. Возвратившись в пустыню, он стал учиться этому деланию.

Великому Антонию, основателю восточного монашества, дана была вместе с разумением и сила носить этот помысл. Сему деланию он учил отшельников, способных принимать не молоко, а твердую пищу. От него это делание восприняли и другие великие Отцы пустыни, и, как бесценное сокровище, передали в наследство последующим векам. Делание это у каждого принимает свою словесную форму; так Пимен Великий говорил ученикам: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду»; но по существу оно сводится к тому же.

Блаженный Старец Силуан говорил, что многие подвижники, приближаясь к этому состоянию, необходимому для очищения от страстей, отчаиваются, и потому не могут пойти дальше. Но тот, кто знает, что «Господь много нас любит», избегает губительного действия последнего отчаяния и умеет мудро стоять на грани его, так что и силою адского пламени поджигает в себе всякую страсть, а вместе и жертвою отчаяния не становится. «И не отчаивайся».

Рассказ Старца прост, как просто было и слово Александрийского сапожника, как просто говорил Преподобный Сисой, или Преподобный Пимен и другие Отцы, но сила слова и глубина тайны делания сего неведомою останется для всякого, не имевшего подобного им опыта адских мучений, с одной стороны, и великих благодатных даров, с другой.

Вся долгая подвижническая жизнь Старца, особенно после той ночи, была горячим исканием смирения. И если бы мы захотели познать образ и тайну его борьбы за стяжание смирения, то должны будем остановиться на странных его словах;

«Моя любимая песня: — скоро я умру, и окаянная душа моя снидет во ад, и там буду один я страдать в мрачной темнице и горько рыдать: скучает душа моя о Господе и слезно ищу Его. Как мне Его не искать? Он прежде взыскал меня и явил мне грешному Себя».

Когда он говорил: «окаянная душа моя снидет во ад», то это не были только слова, но и подлинное переживание адских страданий, которые привились его сердцу, так что он мог сознательным внутренним движением духа возобновлять их в себе иногда в большей, иногда в меньшей степени. И когда огонь адского мучения производил искомое действие, т. е. убивал страстный помысл, тогда общей губительности этого огня он противопоставлял спасительное действие любви Христовой, которую тоже знал и носил в сердце своем.

Этому деланию он научился, получив ответ: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся». Первою частью своей «любимой песни» он погружался во ад, второю, возвращаясь к памяти любви Божией, он избегал отчаяния. «И не отчаивайся».

Делать так, как делал Старец, могут лишь немногие. От постоянного пребывания в этом подвиге, душа приобретает особую привычку и выносливость, так что память об аде настолько усваивается душой, что становится почти неотходною. Необходимость такого постоянства вызывается тем, что человек «в мире живущий и плоть носящий» непрестанно подвергается влияниям окружающего его греха, от которого, как бронею, защищается душа тем, что смиряется даже до ада преисподнего.

В ДУХОВНОМ созерцании подвижник становится зрителем вещей, которые для подавляющего большинства людей являются тайною, но он стоит пред невозможностью поведать об этой тайне, потому что переводимая на человеческий язык, она предстает слышащему о ней совсем иною. Язык человеческих слов и понятий дает очень ограниченную возможность передавать внутреннее состояние одного — другому. Непременное условие взаимного понимания — общность или торжество опыта. Нет этой общности, не будет достигнуто и понимание, потому что за каждым нашим словом сокрыта вся наша жизнь; во всякое понятие каждый из нас влагает объем своего опыта, почему все мы неизбежно говорим на разных языках. Но в силу единосущия рода человеческого возможно и чрез слово вызывать новый опыт в душе слышащего, и тем как бы порождать в нем новую жизнь. И если это так при нашем человеческом взаимообщении, то тем более это происходит при Божественном действии. Слово Божие, при известном внутреннем расположении души, восприемлющей его, своим явлением действительно приносит новую жизнь, и ту жизнь, которая заключена в нем, т. е. вечную.

Имея в виду не только несовершенство нашего средства — языка, но и свое невежество и неспособность, все же позволим себе возвратиться к той странной по форме беседе-молитве, о которой мы говорили выше, а именно, к словам: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся».

Кто читал Евангелие, не мог не обратить внимания на своеобразие бесед Христа. Внешне, формально, в них нет, кажется, никакой последовательности. Возьмите, например, беседы с Никодимом, с Самарянкой, с Учениками на Тайной Вечере. Внимание Христа обращено не столько на то, что говорит человек, сколько на то, что есть в глубине его и что способен он воспринять от Бога.

Так и в этой молитве-беседе Старца Силуана внешне как будто немного смысла, а некоторым она может показаться просто нелепым бредом. Но если бы нам открылось ее действительное содержание и сила данного в ней Силуану откровения, то, с уверенностью можно сказать, все наше существо было бы потрясено до последней глубины.

Старец Силуан десятилетиями рыдал «до великих слез» о том, чтобы мир познал Бога. Он сознавал, что если бы народы,— он мыслил о народах, нося их в молитвенной любви сердца своего,— познали любовь и смирение Божие, то оставили бы они, подобно Апостолу Павлу, как сор (Фил. 3, 7—8), как детские игрушки, свои увлечения, все то, чем поглощено их существо, и стали бы гнаться за этим смирением и этой любовью день и ночь всеми силами своей души. И если бы это совершилось, то изменилось бы лицо земли, и судьбы всех людей, и весь мир преобразился бы, как говорил Старец, «в один час». Так велика эта сила.

Вам, быть может, странно услышать, что Силуану открылась тогда тайна падения и искупления, и все духовные пути человека? Божественному Петру на Фаворе и в день сошествия Святого Духа открылось с последнею очевидностью, что «нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежит спастись». И не только еврейские старейшины и книжники удивлялись категорическому заявлению Петра и Иоанна, людей простых и некнижных, как повествует Писание (Деян. Ап. 4, 12—13), но и доныне удивляемся все мы. Невольно возникает вопрос: «О, Петре, откуда ты, простой и некнижный, знаешь какие имена даны под небом? Разве тебе была известна история культур и религий Китая, Индии, Вавилона, Египта и проч.?»

«Некнижному и простому» Силуану также открылись тайны, скрытые «от мудрых и разумных», и ночь, когда произошла та вышеестественная молитва-беседа, в его жизни имеет чрезвычайное значение. Мир погружен во тьму духовного неведения. Путь к вечной жизни не преставая проповедуется на всех языках, но подлинно познавшие этот путь едва обретаются, единицы на поколения.

«Держи ум твой во аде, и не отчаивайся». Непонятное выражение. Что значит — держать ум во аде? Не значит ли это — воображать себе что-то подобное тем, нередко лубочным, картинам, которые рисует наивное человеческое воображение?.. В данном случае — нет. Отцу Силуану, как и некоторым великим Отцам, например, Антонию Великому, Сисою Великому, Макарию и Пимену Великим, и другим, дано было за время жизни реально переживать состояние адских мучений. Повторение этого состояния, в результате, глубоко отпечатлевается в их сердце, так что они по своей воле уже могут возобновлять его в душе своей, возвращаться к нему посредством соответствующего внутреннего движения Духа. И к этому деланию они прибегали, когда в душе их начинала так или иначе проявляться какая-либо страсть, и особенно самая глубокая и самая тонкая из них — гордость.

Борьба с гордостью — последний этап борьбы со страстями. В первый период подвижник борется с грубыми плотскими страстями, затем с раздражительностью, и, наконец, с гордостью. Последняя борьба есть, несомненно, самая трудная. Познав в долгом опыте своем, что гордость приводит к потере благодати, подвижник особым внутренним движением сходит душою во ад, и адским огнем выжигает в себе действие всякой страсти.

Старец замечал, что большинство людей, приближаясь к этим граням, малодушно ужасаются и не выдерживают. Вот почему Великий Сисой и говорил об этом вопросительно: «Кто может носить помысл Антония? Впрочем я знаю человека (это он сам — Сисой), который может носить его».

Старец Силуан объяснял, что Сисой имел в виду тот помысл, которому научился Великий Антоний у Александрийского сапожника. Преподобный Антоний молился, чтобы Господь открыл ему, в какую меру он достиг. И было ему указание, что в меру Сапожника он не пришел. Придя к Сапожнику, Преподобный спросил его, как он живет. Тот отвечает, что треть заработка отдает он на храм, треть — нищим, остальное удерживает на свои нужды. Антония, который бросил все свое имение и жил в пустыне в большей, чем Сапожник, нищете, сие делание не удивило. Не в нем было его превосходство. Тогда он говорит Сапожнику: «Господь послал меня к тебе узнать, как ты живешь?» Смиренный Сапожник почитал Антония и, испугавшись такого слова, говорит: «Ничего я не делаю, а лишь работая, смотрю на проходящих мимо людей и помышляю: все спасутся, один я погибну».

Антоний, Богом посланный научиться у Сапожника; Антоний, приготовленный к правильному восприятию услышанного им слова долгим и чрезвычайным подвигом, удивившим весь Египет, по дару Божьему почувствовал силу помысла Сапожника, и действительно понял, что в меру Сапожника не достиг. Возвратившись в пустыню, он стал учиться этому деланию.

Великому Антонию, основателю восточного монашества, дана была вместе с разумением и сила носить этот помысл. Сему деланию он учил отшельников, способных принимать не молоко, а твердую пищу. От него это делание восприняли и другие великие Отцы пустыни, и, как бесценное сокровище, передали в наследство последующим векам. Делание это у каждого принимает свою словесную форму; так Пимен Великий говорил ученикам: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду»; но по существу оно сводится к тому же.

Блаженный Старец Силуан говорил, что многие подвижники, приближаясь к этому состоянию, необходимому для очищения от страстей, отчаиваются, и потому не могут пойти дальше. Но тот, кто знает, что «Господь много нас любит», избегает губительного действия последнего отчаяния и умеет мудро стоять на грани его, так что и силою адского пламени поджигает в себе всякую страсть, а вместе и жертвою отчаяния не становится. «И не отчаивайся».

Рассказ Старца прост, как просто было и слово Александрийского сапожника, как просто говорил Преподобный Сисой, или Преподобный Пимен и другие Отцы, но сила слова и глубина тайны делания сего неведомою останется для всякого, не имевшего подобного им опыта адских мучений, с одной стороны, и великих благодатных даров, с другой.

Вся долгая подвижническая жизнь Старца, особенно после той ночи, была горячим исканием смирения. И если бы мы захотели познать образ и тайну его борьбы за стяжание смирения, то должны будем остановиться на странных его словах;

«Моя любимая песня: — скоро я умру, и окаянная душа моя снидет во ад, и там буду один я страдать в мрачной темнице и горько рыдать: скучает душа моя о Господе и слезно ищу Его. Как мне Его не искать? Он прежде взыскал меня и явил мне грешному Себя».

Когда он говорил: «окаянная душа моя снидет во ад», то это не были только слова, но и подлинное переживание адских страданий, которые привились его сердцу, так что он мог сознательным внутренним движением духа возобновлять их в себе иногда в большей, иногда в меньшей степени. И когда огонь адского мучения производил искомое действие, т. е. убивал страстный помысл, тогда общей губительности этого огня он противопоставлял спасительное действие любви Христовой, которую тоже знал и носил в сердце своем.

Этому деланию он научился, получив ответ: «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся». Первою частью своей «любимой песни» он погружался во ад, второю, возвращаясь к памяти любви Божией, он избегал отчаяния. «И не отчаивайся».

Делать так, как делал Старец, могут лишь немногие. От постоянного пребывания в этом подвиге, душа приобретает особую привычку и выносливость, так что память об аде настолько усваивается душой, что становится почти неотходною. Необходимость такого постоянства вызывается тем, что человек «в мире живущий и плоть носящий» непрестанно подвергается влияниям окружающего его греха, от которого, как бронею, защищается душа тем, что смиряется даже до ада преисподнего.

Сердца наши исполняются прощением, миром и любовью друг к другу

После малого повечерия отец Мефодий сказал небольшое слово и попросил у всех коленопреклоненно прощения:

«Возлюбленные отцы, братья и сестры, благословите меня от лица владыки Панкратия попросить прощение. В этот величественный день Господь дал возможность примириться с Богом, со своим ангелом-хранителем, своими ближними, особенно с теми людьми, которых мы реально обижаем, соблазняем, смущаем своим поведением. Но Господь дает нам такие дни, как Святая Четыредесятница – самое прекрасное время для человеческой души, золотое время покаяния, которое мы можем принести милостивому и всепрощающему Господу нашему.

Благословите и простите меня святые отцы, братья, сестры, недостойнейшего вашего брата за согрешения, яже сотворил я словом, делом, помышлением и всеми моими

В Валаамском монастыре в эту сплошную масленичную неделю тоже пекут множество блинов для угощения братии и многочисленных гостей. Каждый день монастырские повара с радостью и любовью готовят 450 больших блинов для братской трапезы, и еще множество – для добавки и раздачи всем желающим. Блины со сгущенкой и сметаной – утешение для всех насельников монастыря, ведь так необходимо подкрепить себя перед строгим многодневным постом.

16 февраля 2019 года у насельника Валаамского монастыря игумена Мефодия день рождения. Поздравить своего любимого духовного отца и друга пришли братия обители и многочисленные гости, которые прибыли на остров несмотря на зиму и не самые благоприятные погодные условия.

Игумен Мефодий, приехавший вместе с владыкой Панкратием в полуразрушенный Валаамский монастырь в 1993 году, внес особый вклад в возрождение обители. Его послушание и труды принесли обильные плоды на ниве церковной. Отец Мефодий благодаря своей безмерной любви сумел объединить вокруг себя огромное количество людей, сумел помочь им прийти к Богу, к Церкви, к вере. Общение с отцом Мефодием в корне изменило их жизнь. Его трудами многие обрели твердое упование на волю Божию и встали на верный путь спасения, восходя по ступеням жизненной лестницы к Царствию Небесному.

15 февраля 2019 года в день праздника Сретения Господня Игумен Валаамского монастыря епископ Панкратий навестил болеющего в последнее время монаха Антония и вручил ему памятную юбилейную медаль в честь "30-летия вывода советских войск из Афганистана".

"О своём пути к Богу в терниях афганской войны рассказывал мне сегодня и монах Антоний, которого сегодня я пришёл навестить и вручить юбилейную медаль в память 30-летия завершения вывода войск из Афганистана. Помянули всех положивших душу свою вождях и воинах. Монах Антоний (Сергей Мачулин) тогда был командиром части спецназа и участвовал в опасных операциях в тылу врага", - пишет Игумен монастыря епископ Троицкий Панкратий.

15 октября в Москве открылась VI Международная Богословская конференция, главная тема которой - жизнь во Христе. Открыл конференцио доклад епископа Кирилла Авидского, который раскрывал смысл известной парадоксальной фразы преподобного Силуана Афонского «Держи ум во аде и не отчаивайся».

«Тип святости, который являет нам Силуан - это сокрытая, но все же распознаваемая святость, проистекающая из смирения», - отметил докладчик, вспоминая крайне простую (внешне) жизнь преподобного Силуана - крестьянина, солдата, монаха. «Своей простотой Силуан показывает миру, что , в конечном счете, имеет значение и является наиболее важным не то, что представляет из себя человек, но кто этот человек». Очень важны средства, которыми человек может достигнуть цели своей жизни - спасения.

«Было бы неверным отрацать, что на раннем этапе жизнь Силуана была бурной, исполненной нравственной двусмысленности и падений», - отмечает епископ Кирилл. В этот период даже ослабло первоначальное желание пойти по монашескому пути. Но угрызения совести и посещение Богородицы, о котором святой говорил впоследствии, пробудили его от духовного сна. «Надо отметить, имея в виду покаяние Силуана, что именно личные истории целой вереницы кающихся, как он, лучше всего свидетельствуют о божественном характере Христова откровения, опровергая представление о том, что оно сконструировано самими людьми. Присутствие Христа в жизни его учеников всех времен - это не искусственный конструкт, но Его ответ на их воздыхания, на человеческую жажду пережить самораскрытие Бога».

В монастыре Силуан приобщался к духовной жизни опытным путем: «Возможно ли Церкви перестать проповедовать об этой духовной брани и восхвалять личное усилие, направленное против всех видов зла, индивидуального и коллективного? Если мы намерены взять свой крест и нести его, мы должны начать с выяснения степени своего нравственного падения».

Жизнь монаха - это «вызов современному потребительскому образу жизни», - подчеркивает епископ Авидский. Современное общество «прославляет жадность, гордыню и тщеславие, создавая в то же время помехи межличностным отношениям... мы все меньше работаем, но все больше устаем; мы имеем больше, чем предыдущие поколения, но чувствуем себя беднее; у нас больше удобств и роскоши, но вместе с тем мы больше беспокоимся и переживаем стрессы, чем когда-либо». Все эти аспекты современной мирской жизни противоположны монашескому идеалу.

Во время монашества Силуан пережил длительный, пятнадцатилетний период богооставленности. Но именно в этот период он получил на молитве известное откровение: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». «Для многих эта фраза совершенно бессмысленна, тогда как для других - чистое безумие, - признает епископ. - Однако для некоторых (несомненно, менее многочисленных) в этой фразе содержится скрытая тайна (сокрытая от, так называемых, «мудрых» мира сего) человеческого падения и искупления».

Что же на самом деле означает это речение? «Ад - это духовная область, которая отделяет человека от Бога, обнаруживая духовную несостоятельность человека». Но это «обнадеживающая ситуация», потому что она может быть началом покаяния. Симеон Новый Богослов называл такое состояние «духовной обходительностью», потому что в таком состоянии человек не приходит в отчаяние, но может преодолеть свои страхи и печали, находя опору в милосердии Божием.

«Опыт ада сегодня представляет собой конкретную и вполне реальную ситуацию, с которой сталкивается множество людей, оказывающихся в разного рода тупиках, - замечает владыка Кирилл, - Осаждаемые постоянными проблемами, люди очень часто склоняются к различным формам эскапизма как способу обрести моментальное облегчение от давления, обращаясь к гедонизму и роскоши, которые становятся заменой жизни». «В результате такого потребительского отношения к жизни люди все больше отдаляются от Бога и друг от друга», - заключает докладчик. Но «добровольно совершая самоосуждение и схождение во ад и послушание заповеди Христовой, верующий христианин преодолевает искушения и, что более важно, показывает, что любовь ко Христу сильнее смерти».

«Держи ум свой во аде и не отчаивайся»

Началось с того, что я «споткнулся» о слова апостола: тот, кто пребывает в Боге, должен поступать так, как Он поступал (1Иоан.2:6). Что это значит? Как Он поступал? Читая Евангелие, я сталкиваюсь с какой-то совершенно иной реальностью, чем та, в которой живу. Не иметь где главы подклонить, «оставить мертвых мертвецам» и идти возвещать Царство Божие, не иметь двух одежд и пищи на завтра, встречать каждого как «радость мою» и дарить утешение, а не искать утешения от других - так я должен был бы жить уже сегодня?

Казалось бы, Христос призывает к каким-то простым вещам (и апостол Иоанн говорит , что заповеди «не тяжки»): увидел алчущего - накорми, нуждающегося - отдай свое, не суди, поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Встает только один вопрос: почему лично я всего этого не делаю? Почему не отдаю свою куртку бездомному, хотя знаю, что могу купить другую? Почему не подарю свой телефон какому-нибудь подростку из многодетной семьи - ведь положа руку на сердце, я обойдусь и самой простой моделью? Почему я часто ищу поддержки и утешения у других, и никогда не ищу кого-нибудь, кого я мог бы утешить и поддержать?

Шизофрения

Существует как бы две непересекающиеся плоскости сознания. В одной я живу, строю планы, планирую семейный бюджет, читаю то, что мне интересно, «повышаю эффективность»… В другой плоскости я знаю, что все это неважно, что стремиться надо к иному: к смирению, к чистой молитве, нестяжанию, забвению себя, искреннему служению ближним.

А я, я как личность растянут между этими двумя уровнями : идеалы в одной плоскости, а жизнь - в другой. Я знаю «как должно быть», но трачу на это не более 5% сил и времени. И понимаю это, и продолжаю так поступать.

Я один такой?

Рискну спросить: в том ли только дело, что я плохо исполняю заповеди? Не то же ли самое переживали и святые, посвятившие исполнению заповедей 100% своего времени и сил?

Об авве Сисое рассказывали, что, когда он умирал, а Отцы были у него, просветилось лицо его и он сказал им:

Вот пришел авва Антоний.

А через некоторое время сказал:

Вот пришел лик пророков.

И засияло его лицо еще ярче, и он сказал:

Вот пришел лик апостолов.

И вновь сияние лица его стало еще сильнее и он словно разговаривал с кем-то.

С кем ты беседуешь, отче? - спросили его старцы.

Вот идут ангелы, - ответил он, - унести меня, а я их прошу, чтобы меня оставили еще немного, принести покаяние.

Разве ты не достаточно покаялся, отче? - говорят ему старцы.

По правде говоря, - отвечал тот, - даже не знаю, положил ли я начало.

Тогда все поняли, что он совершенен. И вновь засверкало лицо его, как солнце, так что все испугались. Но он сказал им:

Смотрите: идет Господь и говорит: «Принесите мне тот сосуд из пустыни».

И тотчас же авва предал дух. И словно молния сверкнула, а дом наполнился благоуханием.

«Свод богоглаголивых речений и учений

Богоносных и Святых Отцов…»

Может быть, можно сказать, что чем ближе человек к Богу, тем ярче он ощущает этот разрыв, тем яснее для него невозможность приблизиться к Богу «вплотную»?

«Сносный» христианин

Вспомним еще раз слова апостола: «должны поступать, как Он поступал», и слова Христа «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Матф.5:48). Погодите, так мне предлагается не просто делать некоторые хорошие дела и не делать плохие, а уподобиться в этом Христу, без всяких скидок?! Быть совершенным, как Бог?!

У Бога нет понятия «достаточно хороший». Нельзя быть христианином «на четверочку»; Бог - ревнитель. И при этом я не могу рассчитывать на то, что в земной жизни достигну верхней планки, стану совершенным как Бог; я обречен всегда быть «недо». Как с этим жить? Если нет того смирения, какое было у аввы Сисоя, как принять, что это разделение на «реальную» и «идеальную» жизнь останется со мной навсегда?

«Держи ум свой во аде и не отчаивайся» - сказал Господьстарцу Силуану Афонскому . Может быть, мы и призваны к тому, чтобы постоянно ощущать свою отделенность от Бога, пребывать как бы в аду, в удалении от Него, призваны к этой раздвоенности, разделенности? Это невыносимое, мучительное чувство, и судя по писаниям святых, чем ближе мы будем к Богу, тем острее будем ощущать свою отделенность от Него. Зачем это всё?

Моё мнение

Скажу так. Я никогда не стану идеальным мужем , то есть не буду давать супруге ту оптимальную меру любви, поддержки и свободы, в которой она нуждается. У нас будут конфликты, непонимание, взаимные огорчения. Но несмотря на все это я могу - и в реальности это так - быть счастлив с ней уже сегодня . И я могу корректировать свое поведение таким образом, чтобы это счастье как минимум поменьше разрушалось, а то и созидалось - скажем, почаще с ней разговаривать и воздерживаться от разбрасывания носков. И хотя я не достигну идеала даже в этих двух пунктах, и временами или постоянно буду чувствовать свое недостоинство, наш брак продолжится и, надеюсь, будет даже развиваться. И даже плодоносить 🙂

Тоже и в отношениях с Богом. Хотя я никогда не стану идеальным христианином, мои отношения с живым Богом уже есть , и много мне дают, если не сказать - всё. И я могу делать что-то, чтобы эти отношения развивались и поддерживались, и от чего-то, что их разрушает, воздерживаться; другими словами - соблюдать заповеди , и это приблизит меня к Богу.

Нося в себе это трагическую отдаленность от Бога, «держа ум во аде», я, тем не менее, не должен отчаиваться, так как что-то сделать я все же могу, хоть и точно знаю, что никогда не достигну совершенства.

Матвей Берхин
фонд Предание.ру
Пишите: [email protected]