Литератор-романтик, как правило, склонен был выражать к слову отношение скептическое, возвышенно-недоверчивое. Гоголь как бы вторит такому романтику. Однако теперь у Гоголя писатель, художник оказывается бессилен не перед возвышенным и исключительным, а перед низменным, заурядным, в глубинах которого тоже клубятся сложности, живет и душевная боль, и горечь обид, и социальная скорбь. Эстетика возвышенного прилагается к низменному, и на стыке их внятно слышится косноязычный лепет какого-нибудь Акакия Акакиевича, беспомощное «того…». «Я ваше превосходительство осмелился утрудить потому, что секретари того… ненадежный народ…» - бормочет ограбленный Акакий Акакиевич, представ перед генералом, явившись к «значительному лицу». Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь?
Не читал Акакий Акакиевич стихотворения Тютчева, незадолго до приключившейся с ним беды, в 1833 году напечатанного в журнале «Молва»; и думал он, что другой поймет его горе. Да не понял другой! И сказал значительное лицо: «Что, что, что? откуда вы набрались такого духу? откуда вы мыслей таких набрались? что за буйство такое распространилось между молодыми людьми против начальников и высших!» И Акакий Акакиевич домой потрусил, и умер он в лихорадке, в жару, причем в бреду он действительно дерзостно «сквернохульничал, произнося самые страшные слова, так что старушка хозяйка даже крестилась, от роду не слыхав от него ничего подобного, тем более что слова эти непосредственно следовали за словом „ваше превосходительство”», Тут, кажется, косноязычный Акакий Акакиевич высказался, запоздало, лишь на смертном одре разрешив вопрос: «Как сердцу высказать себя?» А вместе с ним высказался и Гоголь.
Говоря о «значительном лице», Гоголь не преминул оттенить, что «его сердцу были доступны многие добрые движения, несмотря на то, что он весьма часто мешал им обнаруживаться».
И здесь, значит, сердце себя не высказало. Между душой человека и его словами возникла преграда: положение власть имущего, чин. И душа генерала оказалась богаче слов - косноязычных, несмотря на то, что они были изречены свысока, устрашающе. Гоголь и здесь обнаружил в себе учителя и отца, укоряющего другого отца и учителя: генерал «учился… перед зеркалом» быть учительски грозным; был он притом и «почтенный отец семейства». Таким образом, в мире Гоголя, населенном отцами и учителями, генералу принадлежит весьма достойное место. И он знает о своей учительной роли, он ее репетирует. Но сколько бы генерал ни глядел на себя в зеркало, он не знает себя; а Гоголь, тот его знает получше, как истый учитель.
«Маленький человек», оказавшийся лицом к лицу с вершителем его судьбы, государственным человеком. «Маленький человек», в безумии, в бреду изрыгающий дерзновенные угрозы, обращенные к властям предержащим… «Маленький человек» и его смерть, его убогие похороны… Где это было?
В «Шинели» преломлены события романтической поэмы Пушкина «Руслан и Людмила», и, когда видишь это, перестает казаться сюжетным произволом, нелепостью финал повести, триумф ее героя, воскреснувшего и вернувшего себе похищенную подругу жизни, его «сопутницу». Речь рассказчика в повести «Шинель» - двуобращенная речь: она обращена и к реальности, о которой она повествует; и к романтическим образам, которые она трансформирует. И в «Шинели» вновь оживают герои «Руслана…». Но в «Шинели» - и пушкинский «Медный Всадник».
В «Шинели» есть прямая отсылка к «Медному Всаднику»: чиновники рассказывают друг другу «вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента». Тема Медного Всадника введена в повесть и она откровенно снижена: бронзовый герой Пушкина явлен так, что поскакать за чиновником-бунтовщиком он не сможет, ибо не солидно же скакать за кем бы то ни было на бесхвостой лошади. Да и вообще, Петр I - уже история. И был он давно, хотя якобы ожил он на одну беспокойную ночь:
* …Грозного царя,
* Мгновенно гневом возгоря,
* Лицо тихонько обращалось…
Гоголь корректирует ситуации «Медного Всадника», этой «петербургской повести» Пушкина. В «Шинели» находят отзвуки и описанные Пушкиным трагические беды столицы, и веселый быт петербуржцев. У Гоголя жертва, бедный чиновник, в жару, в бреду видит разбойников. Правда, не зарезали они чиновника, а только шинель отобрали; но на то и существует современная Гоголю подлинная реальность, чтобы возвышенные преступления превращались в ней в гадости помельче, попрозаичнее, так же, впрочем, ведущие к гибели жертвы этих незатейливых гадостей. И умирал Акакий Акакиевич, и в бреду «видел он Петровича и заказывал ему сделать шинель с какими-то западнями для воров, которые чудились ему беспрестанно под кроватью, и он поминутно призывал хозяйку вытащить у него одного вора даже из-под одеяла…»
И далее - смерть героя, «Акакия Акакиевича свезли и похоронили». А поименовав скудные вещички его, Гоголь бросает: «Кому все это досталось, бог знает…». И Петербург остался без Акакия Акакиевича. И в трагедии своей, и в смерти сравнялся он с императором-исполином, косвенно, но несомненно послужившим виновником и его гибели. И на него «нестерпимо обрушилось несчастье, как обрушивалось на царей и повелителей мира…»
Неожиданное упоминание о царях и повелителях мира в соотнесении с событиями «петербургской повести» Пушкина обретает глубокий смысл: царь, повелитель мира лицом к лицу встретился с «маленьким человеком» именно там; но лишь сейчас окончательно выясняется, что и царям, и их подданным бывает одинаково плохо, хотя при данном социальном устройстве они никогда не поймут друг друга, не уживутся; и у Пушкина царь, властелин, повелитель мира гоняется по Петербургу за оскорбившим его «маленьким человеком», а у Гоголя, напротив, «маленький человек» после смерти своей гоняется за ставленником царя, тоже повелителем и властелином. Там - высшая власть преследует бедняка-чиновника, здесь - бедняк-чиновник преследует высокую власть. Плохо чиновнику: сыпали ему на голову бумажки, глумились над ним.
Но и императору тоже неважно: скажем, хвост у бронзовой лошади отпилили, шутка ли! Но утверждают, что хвост этот - одна из трех точек, на которые опирается знаменитый памятник императору. Значит, кто-то ухитрился лишить царствующую особу точки опоры, поставил ее под угрозу крушения. А потом - наводнение, и от стихии, как от разбойников, гибнет один чиновник. А нет наводнений, так просто разбойники по столице слоняются и убивают другого чиновника. Для верноподданных все это беда, но и для императора тоже. И Гоголь не был бы отцом своих героев и проникновенным учителем их, если бы не понимал их бед и не сострадал бы им, рассказывая об их злоключениях.
Хорошо известно, что «Шинель» рождалась из реального случая: некий чиновник ценою невероятных лишений купил дорогое охотничье ружье, но в первый же день охоты оно зацепилось за камыши, упало в воду, исчезло на дне. Сослуживцы сделали складчину и купили бедняге новое ружье. Но по мере того как Гоголь обдумывал рассказанный случай, все изменилось: ружье сменилось шинелью, появилось «значительное лицо», одолела героя болезнь, смерть пришла, а за ней воскресенье настало.
Значительное лицо в повести Гоголя «Шинель» - это собирательный образ. Автор стремился больше передать явление, чем описать конкретного человека, потому и не дал ему индивидуальных черт или имени. Суть его - чиновник, поставленный надо всеми в рамках того департамента, который писатель тоже представил как некий усредненный собирательный образ без официального наименования.
Набросав штрихи для создания внешнего фона, Гоголь все внимание читателя обращает на центрального персонажа - Акакия Акакиевича Башмачкина, титулярного советника того самого департамента.
Характеристика персонажа
(Советский художник-иллюстратор Савва Бродский "У Значительного лица" )
О том, как главный персонаж повести с самого своего рождения занимает отведенное ему в жизни место, писатель рассказывает в самом начале повести. Он скрупулезно описывает портрет человека доброго, но робкого, идеального подчиненного и не способного проявить толику инициативы, кроме как в совершенно безвыходной ситуации.
Встреча Башмачкина со Значительным лицом - тоже вынужденная. В канцелярии, где под его началом служили 10 чиновников, Значительное лицо представляло собой весьма важную особу в генеральском чине. Кому как не такому начальнику позаботиться о менее важных и значительных сотрудниках? Но, нет.
(Игнатьев Ю.М., иллюстрация "Башмачкин перед Значительным лицом", 1970 )
По словам автора, проявлять ум и порядочность генерал мог себе позволить только в обществе равных себе. Если же ему приходилось иметь дело с человеком, сколько-нибудь ниже чином или социальным статусом, то предпочитал молчать. А если уж говорил, как в том случае, когда к нему обратился за помощью Акакий Акакиевич, то стремился не выслушать человека, не вникнуть в его проблему, но еще раз (и погромче) напомнить о собственном заоблачно высоком статусе: «Знаете ли вы, кому это говорите? понимаете ли вы, кто стоит перед вами? … я вас спрашиваю».
Нежный с женой, добродушный к собственным детям, остроумный в общении с приятелями, он мгновенно преображался, случись оказаться в обществе обычных людей. И только смерть человека, кому он отказал в малейшей помощи, заставила немного пересмотреть свое поведение. Ведь теперь он произносил любимую речь: «Как смеете вы…» уже после того, как узнавал, что привело к нему просителя.
Образ в произведении
(Георгий Тейх в роли Значительного лица и Ролан Быков в роли Башмачкина, к/ф "Шинель", 1959 )
Значительное лицо не вызывает симпатии, но не вызывает и уважения. Автор ни словом не упоминает о том, как и за какие заслуги удостоился генерал своего звания. Пренебрежение к людям без иной причины, чем их социальный статус или чин, не показывает умного и энергичного руководителя. Да и в семейной жизни есть в чем упрекнуть Значительное лицо. Имея благополучный брак, он счел допустимым, не скрываясь, посещать любовницу Каролину Ивановну.
Сложилась бы судьба Акакия Акакиевича иначе, окажись в кресле генерала чиновник совсем другого характера? Безусловно. Проявленное (пусть и бездеятельное) участие было способно заставить этого человека бороться с несправедливостью, искать выход. Генерал же не только не выслушал, но напротив, напугал Башмачкина настолько, что сторожа «вынесли почти без движения» морального уничтоженного человека.
Встреча Башмачкина со «значительным лицом» показана в «Шинели» как столкновение не с дурным человеком, а с «обычным» порядком, с постоянной практикой «власть имущих». Башмачкин страдает не от бесчеловечности отдельных людей, а от того бесправия, в которое он поставлен своим общественным положением. Изображая в «Шинели» «маленького» человека, Гоголь выступал как великий гуманист. Гуманизм его носил не абстрактно-созерцательный, а действенный, социальный характер. Писатель защищал права тех людей, которые лишены их в обществе. Слова «я брат твой» явились отражением идей социальной справедливости, общественного равенства.
Изображение «бедствия» как обыденного факта сливается с описанием «чрезвычайных» происшествий – похищения шинели, встречи со «значительным лицом». Каждое из этих событий составляет как бы кульминацию отдельных частей повествования. Развитие сюжета, действия в «Шинели» идет от картин безропотного, повседневного прозябания героя к сценам столкновений его с представителем правящих верхов общества.
В своих отношениях с «низшими», в своей общественной практике «значительное лицо» выражает господствующие «нормы»; его личные качества не играют при этом сколько-нибудь существенной роли. «Он был в душе добрый человек, хорош с товарищами, услужлив…», «но как только случалось ему быть в обществе, где были люди хоть одним чином пониже его, там он был просто хоть из рук вон».
«Шинель» написана отнюдь не в приемах сказа; тем не менее, в ряде мест Гоголь тонко отмечает языковые особенности рассказчика: «…родился Акакий Акакиевич против ночи, если только не изменяет память, на 23 марта… Матушка еще лежала на кровати против дверей, а по правую руку стоял кум, превосходнейший человек, Иван Иванович Ерошкин, служивший столоначальником в сенате, и кума, жена квартального офицера, женщина редких добродетелей, Арина Семеновна Белобрюшкова»; «в таком состоянии Петрович обыкновенно очень охотно уступал и соглашался, всякий раз даже кланялся и благодарил. Потом, правда, приходила жена, плачась, что муж-де был пьян и потому дешево взялся; но гривенник, бывало, один прибавишь, и дело в шляпе».
Сочинение на тему: «Значительное лицо» и Акакий Акакиевич в повести Н. В. Гоголя «Шинель»
Во все времена существовала проблема противостояния “маленьких” людей “большим”. Неравенству данных социальных ступеней посвящено не одно произведение, так и повесть Н. В. Гоголя “Шинель” рассматривает эту проблематику. Главный герой повести – Башмачкин Акакий Акаиевич, небогатый титулярный советник и гражданин Петербурга.
У Акакия Акакиевича произошла большая беда – шинель, на которую он с таким трудом скопил нужную сумму денег, была отобрана у него на улице жестоким образом. Герой повести бросил все силы на поиски помощи – он обратился сначала к частному приставу, встреча с которым прошла безуспешно, а затем к “значительному лицу”. Его имя не фигурирует на страницах “Шинели”, а оно и не важно читателю, ведь образ данного персонажа обобщает в себе образы многих высокопоставленных людей, как во времена написания произведения, так и в наши дни.
Контраст “маленького человека” – Башмачкина и “значительного лица” очень выразителен, о чем “значительное лицо” немедленно кричит Акакию Акакиевичу, корит его за неправильную форму обращения к нему и даже грубо топает ногой. Хотя в жизни высокопоставленный работник «…в душе добрый человек, хорош с товарищами, услужлив…». Такой поворот событий поверг Башмачкина в шок и он от переживаний и из-за старой сносившейся тонкой шинели заболел настолько, что вскоре скончался.
С помощью данного эпизода писатель заостряет проблему общественных пороков и жестокости власти по отношению к обычным людям. В повести также стоит проблема о личной ответственности и ответственности каждого перед совестью. Значительное лицо почувствовал что-то смутно напоминающее сожаление, он даже послал к Башмачкину чиновника, чтобы все-таки попытаться оказать помощь и был поражен известием о смерти бедолаги.
Карающая совесть еще долго не покидала обидчика – образ “восставшего из гроба” Акакия Акакиевича преследовал его, даже в грабителе, отобравшем шинель и у него самого, высокопоставленный персонаж увидел призрак бедного титулярного советника, ушедшего в мир иной, так и не добившись справедливости.
Так и в жизни – за все обиды и грехи, за все допущенные несправедливости каждый в конце концов получит по заслугам — такова мораль данного эпизода и всей повести. А ведь каждый такой человек, который послужил прототипом “значительного лица”, до этого тоже был лицом незначительным. В этом переходе от “низших” к “высшим” и происходят те страшные метаморфозы человеческой сущности, а ведь прежде всего человек должен оставаться Человеком, какие бы высокопоставленные должности он не занимал.
Сочинение
Литератор-романтик, как правило, склонен был выражать к слову отношение скептическое, возвышенно-недоверчивое. Гоголь как бы вторит такому романтику. Однако теперь у Гоголя писатель, художник оказывается бессилен не перед возвышенным и исключительным, а перед низменным, заурядным, в глубинах которого тоже клубятся сложности, живет и душевная боль, и горечь обид, и социальная скорбь. Эстетика возвышенного прилагается к низменному, и на стыке их внятно слышится косноязычный лепет какого-нибудь Акакия Акакиевича, беспомощное «того…». «Я ваше превосходительство осмелился утрудить потому, что секретари того… ненадежный народ…» - бормочет ограбленный Акакий Акакиевич, представ перед генералом, явившись к «значительному лицу». Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь?
Не читал Акакий Акакиевич стихотворения Тютчева, незадолго до приключившейся с ним беды, в 1833 году напечатанного в журнале «Молва»; и думал он, что другой поймет его горе. Да не понял другой! И сказал значительное лицо: «Что, что, что? откуда вы набрались такого духу? откуда вы мыслей таких набрались? что за буйство такое распространилось между молодыми людьми против начальников и высших!» И Акакий Акакиевич домой потрусил, и умер он в лихорадке, в жару, причем в бреду он действительно дерзостно «сквернохульничал, произнося самые страшные слова, так что старушка хозяйка даже крестилась, от роду не слыхав от него ничего подобного, тем более что слова эти непосредственно следовали за словом „ваше превосходительство”», Тут, кажется, косноязычный Акакий Акакиевич высказался, запоздало, лишь на смертном одре разрешив вопрос: «Как сердцу высказать себя?» А вместе с ним высказался и Гоголь.
Говоря о «значительном лице», Гоголь не преминул оттенить, что «его сердцу были доступны многие добрые движения, несмотря на то, что он весьма часто мешал им обнаруживаться».
И здесь, значит, сердце себя не высказало. Между душой человека и его словами возникла преграда: положение власть имущего, чин. И душа генерала оказалась богаче слов - косноязычных, несмотря на то, что они были изречены свысока, устрашающе. Гоголь и здесь обнаружил в себе учителя и отца, укоряющего другого отца и учителя: генерал «учился… перед зеркалом» быть учительски грозным; был он притом и «почтенный отец семейства». Таким образом, в мире Гоголя, населенном отцами и учителями, генералу принадлежит весьма достойное место. И он знает о своей учительной роли, он ее репетирует. Но сколько бы генерал ни глядел на себя в зеркало, он не знает себя; а Гоголь, тот его знает получше, как истый учитель.
«Маленький человек», оказавшийся лицом к лицу с вершителем его судьбы, государственным человеком. «Маленький человек», в безумии, в бреду изрыгающий дерзновенные угрозы, обращенные к властям предержащим… «Маленький человек» и его смерть, его убогие похороны… Где это было?
В «Шинели» преломлены события романтической поэмы Пушкина «Руслан и Людмила», и, когда видишь это, перестает казаться сюжетным произволом, нелепостью финал повести, триумф ее героя, воскреснувшего и вернувшего себе похищенную подругу жизни, его «сопутницу». Речь рассказчика в повести «Шинель» - двуобращенная речь: она обращена и к реальности, о которой она повествует; и к романтическим образам, которые она трансформирует. И в «Шинели» вновь оживают герои «Руслана…». Но в «Шинели» - и пушкинский «Медный Всадник».
В «Шинели» есть прямая отсылка к «Медному Всаднику»: чиновники рассказывают друг другу «вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента». Тема Медного Всадника введена в повесть и она откровенно снижена: бронзовый герой Пушкина явлен так, что поскакать за чиновником-бунтовщиком он не сможет, ибо не солидно же скакать за кем бы то ни было на бесхвостой лошади. Да и вообще, Петр I - уже история. И был он давно, хотя якобы ожил он на одну беспокойную ночь:
* …Грозного царя,
* Мгновенно гневом возгоря,
* Лицо тихонько обращалось…
Гоголь корректирует ситуации «Медного Всадника», этой «петербургской повести» Пушкина. В «Шинели» находят отзвуки и описанные Пушкиным трагические беды столицы, и веселый быт петербуржцев. У Гоголя жертва, бедный чиновник, в жару, в бреду видит разбойников. Правда, не зарезали они чиновника, а только шинель отобрали; но на то и существует современная Гоголю подлинная реальность, чтобы возвышенные преступления превращались в ней в гадости помельче, попрозаичнее, так же, впрочем, ведущие к гибели жертвы этих незатейливых гадостей. И умирал Акакий Акакиевич, и в бреду «видел он Петровича и заказывал ему сделать шинель с какими-то западнями для воров, которые чудились ему беспрестанно под кроватью, и он поминутно призывал хозяйку вытащить у него одного вора даже из-под одеяла…»
И далее - смерть героя, «Акакия Акакиевича свезли и похоронили». А поименовав скудные вещички его, Гоголь бросает: «Кому все это досталось, бог знает…». И Петербург остался без Акакия Акакиевича. И в трагедии своей, и в смерти сравнялся он с императором-исполином, косвенно, но несомненно послужившим виновником и его гибели. И на него «нестерпимо обрушилось несчастье, как обрушивалось на царей и повелителей мира…»
Неожиданное упоминание о царях и повелителях мира в соотнесении с событиями «петербургской повести» Пушкина обретает глубокий смысл: царь, повелитель мира лицом к лицу встретился с «маленьким человеком» именно там; но лишь сейчас окончательно выясняется, что и царям, и их подданным бывает одинаково плохо, хотя при данном социальном устройстве они никогда не поймут друг друга, не уживутся; и у Пушкина царь, властелин, повелитель мира гоняется по Петербургу за оскорбившим его «маленьким человеком», а у Гоголя, напротив, «маленький человек» после смерти своей гоняется за ставленником царя, тоже повелителем и властелином. Там - высшая власть преследует бедняка-чиновника, здесь - бедняк-чиновник преследует высокую власть. Плохо чиновнику: сыпали ему на голову бумажки, глумились над ним.
Но и императору тоже неважно: скажем, хвост у бронзовой лошади отпилили, шутка ли! Но утверждают, что хвост этот - одна из трех точек, на которые опирается знаменитый памятник императору. Значит, кто-то ухитрился лишить царствующую особу точки опоры, поставил ее под угрозу крушения. А потом - наводнение, и от стихии, как от разбойников, гибнет один чиновник. А нет наводнений, так просто разбойники по столице слоняются и убивают другого чиновника. Для верноподданных все это беда, но и для императора тоже. И Гоголь не был бы отцом своих героев и проникновенным учителем их, если бы не понимал их бед и не сострадал бы им, рассказывая об их злоключениях.
Хорошо известно, что «Шинель» рождалась из реального случая: некий чиновник ценою невероятных лишений купил дорогое охотничье ружье, но в первый же день охоты оно зацепилось за камыши, упало в воду, исчезло на дне. Сослуживцы сделали складчину и купили бедняге новое ружье. Но по мере того как Гоголь обдумывал рассказанный случай, все изменилось: ружье сменилось шинелью, появилось «значительное лицо», одолела героя болезнь, смерть пришла, а за ней воскресенье настало.
