Мф 4,1-11: “Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего. Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему”.
Общепринятое толкование
Говорят, что это место доказывает существование такого существа, как “диавол”, который склонял Иисуса к греху, предлагая Ему и вводя Его в искушения.
Комментарии
1. Иисус был “подобно [нам], искушен во всем” (Евр 4,15), к тому же, “каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью” (Иак 1,14). Все мы искушаемся “диаволом” наших собственных и слишком часто злых похотей. Точно так же был искушаем и Иисус. Наши искушения не приходят от лукавого, который внезапно появляется рядом с нами и начинает подталкивать нас к греху, ибо грех и искушение исходят “извнутрь, из сердца человеческого” (Мк 7,21), ибо оно, сердце человеческое, является источником всякого лукавства. Иисус был искушен во всем так же, как и мы (Евр 4,15,16), и в этом Он стал для нас самым настоящим примером. Павел, заимствуя язык “искусителя”, искушавшего Иисуса, говорит об искушении, но уже Христиан (1Фес 3,5). Только у Матфея написано о том, что Иисус постился во все время искушения, и только от Матфея мы можем узнать, как и когда нужно поститься (ср. Мф 16,8-16 с Мф 9,14,15). Зная же о том, что мы не искушаемся буквальным существом по имени “сатана”, сам собой напрашивается вывод о том, что и Иисус, ставший для нас примером во всем, не искушался таким существом.
2. Очевидно, что искушения Иисуса нельзя считать происходившими на самом деле.
Из Мф 4,8 следует, что Иисус был вознесен на весьма высокую гору, где Ему были показаны все царства мира и вся слава их “во мгновение времени”. На земле не существует гора такой вышины, чтобы с нее можно было видеть “все царства мира”. И как, даже с весьма высокой горы можно было бы видеть всю славу их? В любом случае, планета Земля, является шаром, и с одной ее точки никак нельзя обозреть всю ее целиком.
Из сравнения Мф 4 с Лк 4 видно, что искушения происходили в разном порядке. В Мк 1,13 сказано, что Иисус “был… в пустыне сорок дней, искушаемый сатаною”, тогда как в Мф 4,2-3 говорится: “и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель (сатана)”. Писания не могут противоречить сами себе, а это значит, что одни и те же искушения Иисуса в пустыне повторялись. И очевидный тому пример, превращение камней в хлеб. Не будет преувеличением если предположить, что все эти искушения происходили внутри Иисуса. Ведь Он обладал точно таким же естеством, как и мы не только духовно, но и физически, а потому Его духовное воображение работало так же ярко, как и у нас. У некоторых людей несколько дней, проведенных без пищи, вызывают полуобморочное состояние (ср. с 1Цар 30, 12: “и укрепился дух его в нем” - евр., церковнославянский). Видимая схожесть между караваями хлеба с камнями, о которой говорится так же и в Мф 7,9, без сомнения вызывала в Его изнуренном голодом сознании искушение сотворить хлеб, однако тут же погашалось воспоминанием слова Божия.
Очень может быть, что описание искушений Иисуса было записано Евангелистами со слов Самого Иисуса, рассказанного Им образным языком, где Он особо выделял то, что Ему казалось важным, что и видно из Мф 4 и Лк 4.
Не кажется правдоподобным, чтобы диавол несколько раз перемещал Иисуса через пустыню и улицы Иерусалима, помещая его на крыле храма - и всё это на глазах любопытствующих Иудеев. У Иосифа Флавия ничего не сказано о подобного рода происшествиях, а они бы, происходи это на самом деле, уж конечно бы, не остались незамеченными. То же самое, если эти искушения происходили несколько раз в течение сорока дней, или же, по крайней мере дважды, если они происходили под конец этого срока (судя по различному порядку их у Матфея и Луки), у Иисуса просто-напросто не хватило бы времени для этого, ибо диавол возводил Его на высокую гору, а ближайшей самой высокой горой, скорее всего была гора Ермон, далеко на севере Израиля. Для того чтобы подняться на нее, спуститься и вернуться в пустыню, для того, чтобы потом еще раз проделать то же самое, просто невозможно. Все Его искушения происходили в пустыне, где Он и находился все эти сорок дней, все время искушаемый диаволом, который оставил Его только в самом конце (Мф 4,11). Если Иисус был искушаем каждый день, и искушения происходили только в пустыне, то Он никак не мог посещать Иерусалим и путешествовать на весьма высокую гору. А это значит, что всё это не могло происходить буквально.
Если диавол является буквальным существом ничуть не уважающим слово Божие, главной целью которого является заставить людей грешить, тогда почему Иисус, для того чтобы победить его, цитировал Писания? Согласно общепринятым верованиям, это никак не могла удалить его прочь. Обратите внимание на то, что каждый раз при искушении Иисус Христос упоминал слова из Библии. Если этим диаволом были злые похоти в сердце Самого Иисуса, тогда понятно, как слово Божие, обитавшее также в Его сердце, напоминало Ему о том, как Он может победить Свои злые похоти. И особенно здесь подходит Пс 118,11, в котором предрекается то, что было пережито Иисусом Христом в пустыне: “В сердце моем сокрыл я слово Твое, чтобы не грешить пред Тобою”.
На то, что искушения Иисуса проходили внутри Него, также видно из описаний их у Матфея, ибо Матфей сначала пишет о искушении на крыле храма, а потом на высокой горе, пишет так, как будто это являлось неким образом восхождения на небо. Вполне возможно, что Павел думал именно об этом, когда писал о том, что Иисус не почитал хищением быть равным Богу в том, что должно было Им достигнуто, но наоборот, шаг за шагом уничижал Себя, смиряя Себя даже до смерти, и смерти крестной (Флп 2,6-8).
3. “И, окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени ”. Однако ничего далее не сказано о том, как это существо позже еще искушало Господа во время Его служения. И все же все эти три искушения были еще и еще раз позже испытаны Иисусом и все три нашли свое последнее и самое сильное отражение, конечно же, на кресте. Так, например, слова, “бросься вниз”, можно сравнить со словами Иудеев (опять ассоциация Иудеев с диаволом), искушавшими Иисуса сойти с креста. Схожесть “сатаны” с Иудаизмом просто режет глаза. Все повествование об искушении для слушателей первого столетия звучало, как дискуссия между Иудейскими раввинами со своими учениками. “Истории, написанные Матфеем и Лукой, составлены из трех частей и не похожи на споры книжников, которые свои доводы там и сям подкрепляли словами из Писаний” (1) . В Евангелии от Иоанна опущено многое, что было написано в синоптических Евангелиях, однако в нем упоминается главное, хотя и в несколько иной форме (2) . Похоже, что у Иоанна подобие описания искушений вместилось в Ин 6,1-14, где рассказывается о том, как Иудеи искушали Иисуса дать им знамение того, что Он является Мессией тем, чтобы Он дал им хлеб, как была дана Израилю когда-то манна в пустыне. В этом случае Иоанн приравнивает Иудеев и их образ мыслей к “сатане”, искушавшим Его в пустыне. Следующие параллели между искушением в пустыне и тем, что было позже пережито Господом, если верить Ин 6, говорят о том, что “диавол”, искушавший Господа Иисуса, возвращался к Нему (заодно обратите внимание на то, как Иудеи играют роль “сатаны”).
Искушения в пустыне у Иоанна
Толпа Иудеев хотела сделать Иисуса царем (Ин 6,15).
Сатана предлагал Ему все царства (Иудейского?) мира.
Иудеи просили чуда с хлебом (Ин 6,31).
Сатана предлагал Ему также сотворить чудом хлеб.
Ученики (из Иудеев) хотели, чтобы Иисус пошел в Иерусалим и показал Свою силу (Ин 7,3).
Сатана брал Иисуса в Иерусалим, искушая Его явить Свою силу.
Впрочем, в любом случае искушение сотворить манну в пустыне, было искушением сыграть роль Мессии перед Иудеями именно так, как они и ожидали того от пришедшего Мессии. И именно это-то искушение и было преодолено Иисусом. Так же и искушение появиться перед всем народом на крыле храма и броситься вниз с него, было искушением показать всему Израилю, что именно Он является ожидаемым ими Мессией, Мессией, которого хотели они, а не Господь Бог, ибо, согласно раввинским писаниям (Pesiqta Rabbati 36), “когда Царь, Мессия явит себя, то он приидет и встанет на крыше храма”. Все эти искушения неоднократно повторялись, ибо “диавол отошел от Него до времени”, чтобы затем вернуться снова, например, в образе братьев Иисуса, искушавших Его пойти в Иерусалим , чтобы показать Себя людям. Это были Иудеи, которые неотступно требовали от Иисуса “показать им знамение с неба” (Мф 16,1; 22,18,35; Мк 8,11; 10,2; 12,15; Лк 11,16), тем самым “искушая” Его. Они снова и снова искушали Иисуса тем же самым, чем Он был искушаем в пустыне, а потому можно с уверенностью сравнить и даже назвать “сатану” в пустыне, Иудейским образом мышления, которое для Христа было искушением, чтобы все было так, как хотели Иудеи, а не Бог.
4. В Лк 11,21,22 Господь Иисус рассказывает о том, как Он уже однажды победил “сатану”, чтобы теперь разделить его имение со Своими учениками. В общем-то, это были пророческие слова о вере Господа в Свою победу над “сатаной” на кресте, но и не только, ибо они также напоминали о преодолении Им искушений от того же “сатаны” в пустыне. Ну, а если это так, тогда из Его слов видно, что Он подразумевал под словом “сатана”, не буквально сильного человека, охраняющего свой дом (ибо Иисус не боролся буквально с таким существом в пустыне), а образ силы греха, с которым Ему предстояло побороться и победить его (3) .
5. Существует очевидное сходство между искушениями (испытаниями) Иисуса и искушениями (испытаниями) Израиля, которые также происходили в пустыне. Именно по этой причине Господь на очередное искушение отвечал словами из Второзакония, где рассказывается об искушении в пустыне Израиля. Главное же состоит в том, что Израиль в пустыне искушался Самим Господом Богом. В Ветхом Завете сказано, что буквально все искушения народа Божия происходили от Него Самого (Быт 22,1; Исх 15,25; 17,7; Числ 14,22; Вт 4,34; 8,2; 9,22; 33,8; Пс 94,8). Так что в любом случае, кем бы, или чем бы то ни был “диавол”, искушавший Господа, он целиком и полностью находился во власти Бога. Мы уже говорили о том, что во 2Цар 24,1 сказано, что Бог искушал Израиль, тогда как в 1Пар 21,1 о том же самом событии говорится, что это делал “сатана”.
6. Господь Иисус преодолевал искушения тем, что цитировал Писания. И это становится понятным, если необходимо преодолеть искушение, возникающее в самом человеке, и становится совсем не понятным и не имеющим каких бы то ни было Библейских оснований, по каким таким причинам такому лукавому существу как сатана, или диавол, следует бояться цитат из Писаний? Если какая-то злая, лукавая и нечестивая личность (не говоря уж о такой личности, как “сатана”) искушает, или угрожает нам, то для того, чтобы он оставил нас не помогут никакие Библейские цитаты. Однако, если настоящим “сатаной”, настоящим нашим противником являются наши собственные искушения и помыслы, тогда воспоминания Библейских слов могут оказать нужное воздействие.
Возможные объяснения
1. Когда Иисус был крещен Иоанном в Иордане, Ему была дарована сила Святого Духа (Мф 3,16). Сразу же после Его выхода из воды Он был ведом в пустыню для искушения. Он знал, что теперь Он может превращать камни в хлеб, бросаться вниз с крыла храма и остаться невредимым и прочее, и прочее, а потому у Него в голове и возникали искушения проделать все это на самом деле. Если бы кто-нибудь стал предлагать проделать все это Иисусу, а Иисус при этом знал, что этот “кто-то” является отъявленным грешником, тогда все эти искушения становятся не такими уж и изощренными, как если бы они происходили от Самого Иисуса.
2. Искушение овладеть всеми царствами мира было бы очень сильным, если бы оно пришло извнутрь Иисуса Христа. Голова Иисуса была наполнена словами из Писаний, а в Его измученном и ослабленном длительным постом уме, вполне могло возникнуть искушение истолковать все места, говорящие о Его царствовании в более выгодном для Него свете, дабы исполнение их произошло для Него быстрее и менее болезненно.
Возведение Его на высокую гору напоминает Иезекииля, когда тому также с высокой горы было показано каким будет царство (Иез 40,2), а также и Иоанна, которому с великой и высокой горы был показан “святый Иерусалим” (Откр 21,10). Иисус увидел все царства мира “во мгновение времени” (Лк 4,5), скорее всего тогда, когда “царство мира соделалось [царством] Господа нашего и Христа Его” (Откр 11,15). Возможно, тогда Он вспоминал Моисея в конце его 40-летнего путешествия по пустыне (ср. с Его сорока днями), когда тот смотрел на обетованную землю (царство) с горы Нево. В книге Даниила (Дан 4,14,22,29; 5,21) подчеркивается, “что Всевышний владычествует над царством человеческим, и дает его, кому хочет”, а потому Иисусу было очень хорошо известно, что только Сам Бог, и никто больше, может дать Ему царство. А потому, если бы какое-то ужасное и лукавое чудовище предложило Ему царства, это не стало бы для Иисуса Христа уж слишком сильным искушением, ибо Он знал, что такой властью обладает исключительно один только Бог. Впрочем Иисус также знал, что Бог (Отец) благоволит дать Ему царство, а потому “диавол”, обитавший внутри Него, подталкивал овладеть им сразу же. Ко всему прочему, Он мог подкреплять Свое желание еще и тем, что Бог Отец также, в перспективе, дал Ему всю власть (Ин 5,26-27) вплоть до того, что отдавать и снова возвращать Свою жизнь (Ин 10,18). Однако всё это Ему было дано только в перспективе, потому что вся власть Ему была дана только лишь после Его смерти и воскресения (Мф 28,18).
3. Зная отлично Писания, Христос должен был видеть сходство Своего положения с Илией, который испытал духовный кризис после проведенных в пустыне 40 дней (3Цар 19,8), а также с Моисеем, утратившим свое право наследовать землю под конец 40 лет, проведенных в пустыне. Точно в таком же положении, после 40 дней, оказался и Иисус, ибо и Он точно так же мог потерпеть точно такое же поражение. Моисей и Илия потерпели неудачу не из-за какого-то там лукавого “диавола”, а исключительно из-за человеческой слабости. Это была все та же человеческая слабость, тот же самый “сатана”, тот же противник, который искушал и Иисуса.
4. “И сказал Ему диавол: если Ты Сын Божий…” (Лк 4,3). Для Иисуса Христа этот вопрос должно быть всегда звучал в Его сердце: был ли Он на самом деле Сыном Божиим, ибо все вокруг почитали Его либо за сына Иосифа (Лк 3,23; Ин 6,42), либо вообще незаконнорожденным (что вытекает из Ин 9,29), да и в хранящейся в храме родословной Он был записан, как сын Иосифа (Мф 1,1,16; Лк 3,23, где словосочетание, “как думали”, означает, “как признавали” по закону). Он был единственным из рожденных людей, у Которого Отец не был человеком. Сказанное в Флп 2,8 подразумевает, что Иисус со временем пришел к выводу, что и Он тоже человек, такой же человек, как мы с вами, а отсюда понятно, что Он испытывал искушение неверия в то, что Он был Сыном Божиим, испытывал искушение недопонимания Своего Собственного естества.
5. Все искушения происходили от Бога и служили для духовного назидания Иисуса Христа. Все места, цитируемые Иисусом для укрепления Самого Себя, чтобы Он мог преодолеть Свои помыслы (“диавола”), взяты из одной и той же части Второзакония, где написано об искушениях в пустыне Израиля. Иисус ясно видел параллель Своих искушений с искушениями всего народа.
Вт 8,2: “И помни весь путь, которым вел тебя Господь, Бог твой, по пустыне, вот уже сорок лет, чтобы смирить тебя, чтобы испытать тебя и узнать, что в сердце твоем, будешь ли хранить заповеди Его (слово Его), или нет”.
Мф 4 (Лк 4): “Иисус возведен был Духом в пустыню” на “сорок дней”. Иисус был испытан искушениями, которые Он преодолел тем, что цитировал по памяти Писания (Пс 118,11), тем самым явив, что слова Божии были сокрыты в сердце Его.
Вт 8,3: “Он смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною, которой не знал ты и не знали отцы твои, дабы показать тебе, что не одним хлебом живет человек, но всяким [словом], исходящим из уст Господа”.
И “напоследок взалкал”. В Ин 6 Иисус Христос сравнивает манну со словом Божиим, которым Сам Иисус жил в пустыне. Он знал, что вся Его духовная жизнь поддерживается исключительно словом Божиим. “Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих”.
Вт 8,5: “И знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего”.
Не приходится сомневаться в том, что это чувство было пережито и Иисусом. Бог наказывал Своего Сына, Иисуса (2Цар 7,14; Пс 88,33).
Таким образом на примере Иисуса Христа мы видим, как нужно читать и познавать слово Божие, ибо Он ставил Себя на место Израиля в пустыне, и извлекал для Себя наставления для преодоления искушений в пустыне из пережитого ими. То, что Господь Иисус был в пустыне со зверями и Ангелами (Мк 1,13), является еще одним намеком на пережитое Израилем в пустыне, который был за свое неповиновение поражаем зубами зверей (Вт 32,24 и контекст).
Примечания
(1) G.H. Twelftree, "Temptation Of Jesus", in I.H.Marshall, ed., Dictionary Of Jesus And The Gospels (Leicester: IVP, 1992) p. 822.
Синоптические Евангелия и
Евангелие от Иоанна
Мф 16,19: “ключи Царства Небесного”.
Более подробный рассказ о рождении Иисуса
Ин 1,1-14.
Великая заповедь проповедования
Ин 14,12; 15,8,16; 17,18,23; 20,21.
Во всех синоптических Евангелиях непосредственно перед описанием хлебопреломления и распятия, записано Елеонское пророчество Господа.
В Евангелии от Иоанна это пророчество опущено, однако вместо него записан разговор Господа со Своими учениками в горнице. У Иоанна “день” Сына Человеческого становится “часом” Его прославления (Ин 12,23). “Пришествие”, “в тот день”, “обличение (осуждение) мира” - все эти словосочетание, употребляемые Иоанном, дают нам возможность ощутить присутствие Господне уже сейчас. Суд Христов, хотя, конечно же, и состоится в будущем, но уже идет, уже начался и происходит уже сегодня.
Во всех трех синоптических Евангелиях непосредственно перед преображением Иисуса Христа на горе, упоминается “исповедание” Петра. В Евангелии от Иоанна ничего не говорится о преображении. Возможно вместо него было записано в 20-й главе исповедание Фомы?
Необходимость водного крещения.
Описание хлебопреломления.
Рассказывается о том, что многие места Ветхого Завета исполнились Господом Иисусом.
Синоптические Евангелия прослеживают буквальную родословную происхождения Иисуса, или хотя бы часть ее.
Ин 3,3-5.
В Евангелии от Иоанна (Ин 6,48-58) Иоанн подчеркивает, что для того, чтобы по-настоящему иметь жизнь вечную, необходимо впитать в себя Иисуса Христа, образами Которого являются хлеб и кровь. Похоже, что Иоанн говорит об этом именно так, а не иначе для того, чтобы верующие, совершая обряд хлебопреломления, могли иметь вечную жизнь.
О том же самом Иоанн подчеркнуто говорит еще и образным языком: “И Слово стало плотию” (Ин 1,14).
В Евангелии от Иоанна об Иисусе говорится так, как будто Он каким-то образом существовал в намерениях Бога с самого начала, но “стал плотию”, родившись от Марии.
(3) Ниже следует мнение Joachim Jeremias, New Testament Theology (New York: Scribners, 1971) p. 73.
Искушения в пустыне: изучение языка и природы искушений
Из описаний искушений в пустыне можно подумать, что во время их происходили буквальные перемещения участников событий. Например, искуситель приступил к Иисусу, брал и водил Его. И все-таки эти слова точно так же могут относиться и к нашим внутренним побуждениям и злым похотям.
“И приступил к Нему искуситель”.
Из описаний искушений нашего Господа следует, что “диаволом”, искушавшим Его, скорее всего были Его же собственные помыслы, нежели какая бы то ни было личность, находящаяся извне. Однако многим трудно принять такой взгляд, и не малую роль в этом играет то, что об искусителе говорится, что он “приступил” к Иисусу, “брал” и “водил” Его. Целью данного изучения является показать, что об искушениях, помыслах и наших похотях очень часто говорится, как о чувствах, буквально движущих нами, для того чтобы создать более понятный видимый образ, ибо это намного легче, чем долго и нудно пытаться описать абстрактные понятия слишком несовершенным и малоприспособленным для этих целей человеческим языком.
Мы знаем, что наш Господь был “подобно [нам], искушен во всем” (Евр 4,15), и что “каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью” (Иак 1,14). Для того, чтобы Иисус был искушен подобно нам, Он должен был пройти через те же самые искушения, что и мы. Так что в этом смысле Он был “водим” Своими злыми похотями, Своим “диаволом”, как и мы. Именно поэтому написано, что “диавол” брал Иисуса в Иерусалим и на гору, ибо это “брал” то же самое, что и “увлечение” у Иакова. Подобное описание наших злых похотей, движущих нами и управляющих нашим поведением, не редкость в Новом Завете. “И не введи нас в искушение” (Мф 6.13) - один из примеров тому. Нас водят наши злые похоти так же, как это пытались сделать с Иисусом Его помыслы в пустыне, однако, на что особо обращается наше внимание, все эти “движения” происходят по воле Божией. Господь Бог намного сильнее и величественнее наших злых похотей, а потому и способен не ввести нас в искушение, и сохранить от грехопадений (и опять здесь искушение вводит нас, чтобы мы пали). Как правило, этот мир не противится тому чтобы его водил диавол, как он водил обольщенных “женщин, утопающих во грехах, водимых различными похотями”, увлеченных “заблуждением беззаконников” (2Тим 3,6; 2Пет 3,17). Иисус не был водим диаволом. Он не был водим, как мы, собственными злыми похотями. И все-таки Ему пришлось вкусить и познать, как искушаемся и впадаем в искушения мы. Греческое слово, переведенное в Евангелии от Матфея, как “брать” (взять) при описании искушений Иисуса от диавола, употребляется как буквально, так и образно. Вот несколько примеров его образного употребления:
“Есть и многое другое, чего они приняли держаться” (Мк 7,4);
“Пришел к своим, и свои Его не приняли ” (Ин 1,11);
“Посему, как вы приняли Христа Иисуса Господа, [так] и ходите в Нем” (Кол 2,6).
Точно так же дело обстоит и с диаволом, “приступающим” к Иисусу, ибо и это слово может употребляться как буквально, так и образно. Так это греческое слово в 1Тим 6,3 переведено как “следует” и относится к тем, кто “не следует здравым словам Господа нашего Иисуса Христа и учению о благочестии”. В Евр 12,1 говорится о запинающем нас грехе (“легко опутывающий нас грех” - перевод еп. Кассиана) так, как будто грех, диавол, с легкость опутывает нас своими сетями. Принимая во внимание, что диаволом (сатаной) являются наши злые похоти, становится более понятным, почему его освобождение и выход в мир сей (Откр 20), напрямую связан с людьми. Мы часто говорим о том, что любой ответ Иисуса искусителю состоял из слов, взятых из Писаний, как будто Он тем самым на деле являл написанное в Пс 118,11: “В сердце моем сокрыл я слово Твое, чтобы не грешить пред Тобою”. Несмотря на то, что в сердце Иисуса было сокрыто слово Божие, Он все равно обладал нашими желаниями, а потому в любой момент на короткое время в Него, в Его сердце, могли входить заглушающие Слово пожелания (Мк 4,19). Но для того чтобы эти пожелания смогли войти в нас, необходимо, чтобы они сначала приступили к нам - точно так же, как они, как диавол, приступали и к Иисусу. В притче о сеятеле рассказывается о разных причинах мешающих прорасти семени и дать плод, а потому похищающий слово у новообращенного сатана приравнивается пожеланиям, входящим в них, и заглушающих слово (Мк 4,15,19). Сами же пожелания являются продуктом нашего естества, а их вход в наши сердца от нашего естества, все равно, что вход сатаны.
Вот еще несколько примеров описания того, как наши внутренние пожелания движут нами.
Притча, рассказанная Нафаном Давиду о его грехе с Вирсавией, приравнивала вину Давида вине богатого человека. В Притче странник стал олицетворением похотей Давида, которые привели его к прелюбодеянию и убийству (2Цар 12,4), которые, как известно, исходят “извнутрь, из сердца человеческого” (Мк 7,20-23).
- “Всякий, рожденный от Бога (от слова Божия - 1Пет 1,23), не грешит; но рожденный от Бога хранит себя, и лукавый не прикасается к нему”. То есть, сокрытое в наших сердцах слово Божие не позволяет нашему внутреннему диаволу прикасаться нас.
Для пишущего эти строки, Лк 4,13, при правильном переводе, является еще одним и очень сильным подтверждением того, что искушения происходят изнутри. “Диавол отошел от Него”. В переводе это греческое слово может так же означать, “оставлять, отступать” - как будто здесь диавол отступил от Иисуса, а значит получается, что и Иисус отступил от него. Впрочем, как бы там ни было, диавол отошел от Него “до времени”, что говорит о том, что и Иисусу пришлось пережить то же самое, что переживает каждый Христианин - возвращения диавола. Ибо иногда он кажется сильнее, иногда, на несколько дней или недель слабее, пропадая с горизонта наших пожеланий, чтобы вновь появиться, но уже намного сильнее, чем прежде. А отсюда вытекает главное - похоже, что Иисус во время искушений в пустыне был намного ближе к грехопадению, чем то может показаться. Иак 1,14 в переводе Радостной вести выглядит так: “каждый человек искушает себя сам: его увлекают и манят собственные желания”. А эти слова живо напоминают описание охоты, когда животное завлекают и заманивают в ловушку. В 1Тим 3,7 упоминается “сеть диавольская” наших собственных пожеланий. Таким образом, для того, чтобы искусить Иисуса, Ему нужно было почти полностью разрушить защищавшую Его духовную оболочку, чтобы выманить самого Себя из нее, как мышь, выманивается запахом сыра из своей норы, а потому Ему пришлось проявить исключительное самообладание, чтобы искушения не довели Его до греха.
Искушения в пустыне - возможность заглянуть в душу Иисуса
Мы уже знаем, что пережитое нашим Господом было подобно пережитому Израилю в пустыне, и что Его искушения обнаружили не только глубокое проникновение слова Божия в Его сердце, но и явили суть Его отношений с Ангелами. Последующие дополнительные комментарии позволяют глубже заглянуть в искушения нашего Господа.
- Господь видел и понимал сходство Своего положения в пустыне с тем, в каком положении оказался в свое время Израиль, а потому написанное во Второзаконии об Израиле, применил к Самому Себе. Подобный же пример состоит так же и в том, как Он цитировал Мал 3, 1 (“Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною”): “Я посылаю Ангела Моего пред лицем Твоим, который приготовит путь Твой пред Тобою” (Мф 11,10).
Олицетворение грешных наклонностей сердца Господа в виде существа, называемого “диавол”, говорит о том, какое глубокое разделение происходило в Нем между Его плотью и духом - не так, как у нас, когда одно смешивается с другим да так, что нельзя разобрать где одно, и где другое в нашей полудуховности. Очень может быть, что Он с мыслью именно об этом, разломил хлеб (образ тела Его, образ верующих в одну веру) пополам, чтобы тем самым показать, существующее разделение в Самом Себе (Мф 26,26). В 1Кор 1,13 особо выделяется разделение между плотью и духом, которое так ясно выявляется в мыслях о разделении и распятии на кресте: “Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас?”
Очень может быть, что цитирование вслух Вт 6,13, “Господа, Бога твоего, бойся”, сопровождалось мысленным продолжением Вт 6,14, “не последуйте иным богам”, тем самым приравнивая языческих идолов злым похотям Своего сердца. Чуть раньше, во Вт 6,6,7, было записано предупреждением о том, что небрежение повторением закона повлечет за собой идолопоклонство, так что Христос знал, если бы Он пренебрег словом Божиим, то Он бы стал рабом Своих злых похотей. Таким образом получается, что целью искушения Иисуса Христа было узнать, сможет ли Он сохранить слова Божии в Своем сердце (Вт 8,2), или не сможет, как не смог того сделать в пустыне Израиль.
Только один Господь Бог имеет власть давать царство (Дан 4,29). То, что Иисус был искушен взять эту власть (Мф 4,9), говорит об Его искушении быть равным Богу. И в Флп 2,6 говорится как раз об этом, что, несмотря на то, что Христос обладал таким же совершенным духом как и Бог Отец, Он все равно не смел помыслить, чтобы сравняться с Ним хотя бы в чем-то. И это еще раз рассказывает нам о Его сознании, о Его безгрешной душе, об искушении ее превознесением, быть равным Богу. Вполне возможно, что Он думал именно об этом, когда дискуссировал в Ин 10,34-3 6 о том, что люди в Ветхом Завете назывались богами, а Он, хотя и имел на то полное право, все же не называл Себя так, называя Себя всего лишь Сыном Божиим. То, что во многих ветхозаветных местах Он назывался Яхве, было искушением для Него называться тем же именем, ибо, как никак, а Он все же являл Собой Самого Господа Бога. Иисус Христос знал, что Он может дать власть над царствами кому захочет (Лк 4,6), подумывая о том, чтобы дать ее Самому Себе. И все же позже Он обещал дать власть над городами Царства нам, из чего можно понять, что Он, будучи совершен и праведен, так же прошел и через искушение не разделять Свою власть с нами грешниками.
Такое же искушение, являвшее Его плотские помыслы, было взято из Пс 90,11,12 (Мф 4,6): “Ангелам Своим заповедает о Тебе”. Этот псалом в первую очередь относился к Иисусу Навину, который был храним Ангелом в путешествии через пустыню, когда Израильтяне отступники истреблялись Ангелом-губителем. Особая причина для охраны его кроется в Пс 90,1, ибо он все так же продолжал пребывать в скинии, без сомнения ради того, чтобы как можно чаще и больше слышать слово Божие, изрекаемое Ангелом его господину Моисею (Исх 33,11). Наш Господь находился точь-в-точь в таком же положении, ибо и Он, в противоположность всему Израилю, один посвятил всего Себя слову Божиему. А потому для Него было сильным искушением злоупотребить властью Ангела, благодаря которой Он достигал Своей высокой духовности.
Существуют намеки на то, что для того чтобы диавол отошел от Господа, Ему потребовалось для этого 40 дней. А это более подходит, если такое противостояние совершалось в душе внутри, нежели внешней борьбе с некоей лукавой личностью. И то, что эта битва продолжалась 40 дней, говорит о том, насколько нелегко далась победа нашему Господу.
Стоя на весьма высокой горе, Господь видел грядущее Царство Божие (1) , что было прообразом из Откр 21,10. Но есть и другие параллели с Откровением, когда “царства мира” = Откр 11,15; Мф 4,9,10 = Откр 22,8,9; Мф 4,5 = Откр 21,1,10. Это выглядит так, как будто наш Господь, давая Откровение, вспоминал о Своих искушениях в пустыне, радуясь тому, что из-за того, что Он тогда преодолел их, теперь Он обладает всем этим, а потому и может даровать все это нам. Искушением в пустыне было взять власть над Царством и царствовать в нем Самому, без Бога, в том смысле, что не являть и не воздавать Ему славы так, как должно, даже, если само царствование мало чем отличалось бы от царствования по законам и по духу Божию. Судя по реальности и силе такого искушения, можно вполне предположить, что, если бы Иисус поддался ему, Господь Бог предоставил бы Ему власть над Царством точно так же, как Он мог бы Ему позволить привлечь Себе на помощь Ангелов в Гефсимании. Для Иисуса Христа то, что Его Отец мог изменить Свои намерения по спасению человечества, в зависимости от желания и возможности Его Самого, должно быть было не только очень сильным искушением, но и сильным побуждением исполнить не Свою волю, а Отца. Именно по этой-то причине Господь Бог испытал великую радость от того, что Иисус Христос приложил все Свои внутренние усилия, чтобы одержать Свою великую победу, как о том написано, например, в Ис 49,5-9.
Не приходится сомневаться в том, что, стоя на горе, и смотря на царство Божие, Иисус Христос вспоминал Моисея на горе Нево, который из-за своего греха не смог войти в него. И это воспоминание должно быть сильно подействовало на Него (Вт 34,1). Вспоминая слова из Вт 8,3 о живом хлебе (слове) Божием, Он должен был также вспоминать и Вт 8,9, где обещалось есть без ограничений этот хлеб в царстве Божием.
“Искушен во всем”
Если это правда, если это в действительности относится к нашему Господу, то это значит, что Он был искушен во всем точно так же, как искушаемся и мы, а потому каждый из нас, глядя на свои собственные искушения, может представлять себе как был искушаем наш Господь и черпать в этом для себя не только утешение, но и воодушевление. К тому же это значит, что Ему пришлось испытать очень много и очень разных искушений. Хороший тому пример можно найти в Пс 70,9,18, где описание страданий Иисуса Христа на кресте сравнивается с описанием немощи и бессилия старости. Такие слова должны служить сильным утешением одинокому престарелому брату, ибо Господу Иисусу были также известны и его чувства, даже несмотря на то, что Он и умер в возрасте всего 33 лет. Мы уже обсуждали предположение о том, что Иисус Христос искушался иметь незаконные отношения с Марией Магдалиной. А ведь это искушение становится вполне вероятным, если знать, что и Сам Иисус Христос, как и все Его братья, должен был обладать слабостью к женщинам.
Отношение к народу
Непрестанное наседание множества народа должно быть было еще одним искушением для раздражения, особенно когда все помыслы толпы крутились вокруг хлебов и рыбы, вокруг своих собственных обид, вокруг своих материальных и духовных потребностей - и все это, несмотря на тщательно излагаемое Им стройное учение. И все же превыше всякого раздражения было Его человеколюбие. Несмотря на совсем малое количество обращенных Им, да так, что Он чувствовал, что потерпел неудачу (Ис 49,4), Он все равно постоянно ощущал сострадание к людям, даже невзирая на их очевидно жалкую сущность. И это так не похоже на наше современное чувство отчаяния, возникающее несмотря на то, что множество людей слушают нас, отвечают на напечатанные в газетах объявления и распространенные листовки, ибо нам очень хочется побыстрее и получше узнать, что ими движет. Наш же Господь так не поступал, ибо Он отдавал все Свои силы на проповедование, ибо написано: “Видя толпы народа, Он сжалился над ними” (Мф 9,36). Ничего в тексте не дает причин для чувства “жалости” к этим толпам - читателю предоставляется право самому представить себе и сильную утомленность нашего Господа, и возникающее в глубине души искушение отвернуться от этих толп, от этих изнуренных и рассеянных овец, не имеющих пастыря. Сколько раз должно быть Он испытывал искушение отвернуться от них, от Своей обязанности проповедовать и сострадать им. И все же под конец Своей жизни Он мог с торжеством в голосе произнести: “Господь Бог (Ангелы? Яхве Элохим) открыл Мне ухо, и Я не воспротивился, не отступил назад” (Ис 50,5), - из чего видно, что Ему все таки очень хотелось сделать это.
Отношения с Иудеями должно быть были самым главным преткновением для нашего Господа. Его любовь ко всему еврейскому должно быть искушала Его немедленно установить Царство, избавив Свой народ от Римского господства. Впрочем, Его собственное совершенство и отличное знание закона Моисеева, так же искушали Его презирать и саму букву закона. Так Ис 56,2 побуждает тем, что говорит о блаженстве мужа и сына человеческого (Иисуса Христа) … “который хранит субботу”, хотя Он и был Господином ее. Самым настоящим искушением для Него было сойти с креста, чтобы доказать, что Он и есть в действительности их Царь (Мф 27,42). Искушением было для Него было и совершить удивительные чудеса в Назарете и перед Своими собственными братьями, чтобы и они поверили в Него (Ин 7,5), особенно, если представить, что тем самым Он бы по-настоящему обратил очень много народа. Его отношения к Иудеям достаточно ясно выражены в Пс 108,4: “за любовь мою они враждуют на меня, а я молюсь” (за покаяние их?) Однако даже Его великая ревность по Богу также подвергалась искушению, чтобы она, эта ревность, превратилась в горечь и праведный гнев к Иудеям. Его совершенно полное и основательно порицание фарисеев в Лк 11,42-52, должно быть сильно прибавило адреналина в Его крови. Когда же “книжники и фарисеи начали сильно приступать к Нему, вынуждая у Него ответы на многое, подыскиваясь под Него и стараясь уловить что-нибудь из уст Его, чтобы обвинить Его” (Лк 11,53,54), то Он, благодаря Своей исключительной сдержанности, смог не попасться на их удочку. Его недавнее раздраженное восклицание: “Доколе буду с вами и буду терпеть вас?” (Лк 9,31), вполне могло означать: “Доколе Мне еще срываться из-за вашей духовной неповоротливости?”
Одним из самых сильных искушений нашего Господа должно быть было осознание того, что Его собственное духовное спасение подвергается риску из-за спасения окружающих. Должно быть Он почти был уверен, что Ему необходимо еще какое-то время оставаться в Назарете, для Своего собственного совершенствования, после чего пойти и умереть в Иерусалиме, что могло бы избавить Его от лишних искушений в течение 3-летнего служения. И все же Он пошел на осознанный риск, ибо Его постоянно переполняла сильная любовь к ближнему. Размышления над некоторыми невысказанными подробностями притч Господа, подчас открывают еще какое-то значение, которое Господу наверняка хотелось так же донести до нас. Так, например, добрый Самарянин рисковал гораздо больше идя, а не едя по опасной дороге (см. современный перевод), да и подвергнуться нападению ему было гораздо легче, когда его осел вез пострадавшего. Добрый, но презренный всеми Самарянин, сделавший для пострадавшего то, что не мог сделать закон (священник, левит и проч.), был образом Самого Иисуса Христа. Или же подумайте о пастыре, который в одиночку отправляется ночью на поиски пропавшей овцы, который, в темноте под холодным дождем и в грязи, рискуя сорваться, карабкается по крутым утесам, вместо того, чтобы сидеть этой ночью у теплого огня, вместе с послушными овцами.
О том же самом говорится и в Ин 10,12: “А наемник (потому что не добрый пастырь)… видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит”. В этой притчи, как и во многих, есть подчеркивающая и выделяющая суть этой притчи доля нереальности. Пастырь не побежал бы при виде простого волка (и почему Христос не использовал здесь более подходящий образ льва?) Просто врожденная хитрость и коварство волка сама собой наталкивает на сравнение его с диаволом человеческого естества, от которого Господь, ради Своей собственной безопасности, испытывал искушение бежать, оставив нас на произвол судьбы.
И наконец, не стоит забывать о цели испытания нашим Господом искушений. В Евр 2,17 сказано, что именно благодаря искушениям, Господь стал подобен нам. Из этого стиха видно, что Он сначала не был таким (что, конечно же, не касается Его естества), но все же стал, как мы. Из Евр 2,18 следует, что Он стал нашим первосвященником не только потому, что разделял наше с вами естество, но и из-за того, что Он разделил наши с вами искушения. И это Его усовершенствование в уподоблении братиям через искушения началось в самом начале Его служения.
Примечание
(1) То, что Христос увидел “все царства вселенной во мгновение времени” (Лк 4,5), говорит о том, что Он все-таки видел Царство, “все царства вселенной” такими, какими они будут в будущем (ср. с Откр 11,15).
После крещения Иисус возведен был Духом в пустыню для искушения от дьявола. Постившись там сорок дней и сорок ночей, Он, наконец, ощутил голод. Тогда приступил к Нему искуситель и сказал: «Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами». Иисус ответил сатане словами из Священного Писания: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих».
Тогда дьявол решил искушать Его также словами из Писания. Он вознес Иисуса на крышу храма и сказал: «Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: „Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею“». Иисус сказал ему: «Написано также: Не искушай Господа Бога твоего».
Еще раз дьявол решил искусить Иисуса. Он вознес Его на весьма высокую гору, показал Ему все царства мира и славу их и сказал: «Все это дам Тебе, если, падши, поклонишься мне». Тогда Иисус говорит ему: «Отойди от Меня, сатана, ибо написано: „Господу Богу твоему поклоняйся и Ему Одному служи“». Тогда побежденный дьявол оставил Иисуса, и ангелы приступили и служили Сыну Божию.
Мы тоже можем побеждать искушения сатаны, по примеру Иисуса: с помощью слова Божия и молитвы.
Двенадцать учеников Иисуса Христа
Иисус оставил Назарет и поселился в городе Капернауйме, расположенном около Генисаретского озера в Галилее. Так сбылось пророчество Исаии: «Земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая, народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет.
С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». За Ним следовало множество людей из разных мест, и Он учил их и исцелял от болезней.
Иисус избрал Себе двенадцать учеников, чтобы они всюду были с Ним, и учил их особо. Вот имена этих учеников: Симон, Андрей, Иоанн, Иаков, Филипп, Варфоломей * , Матфей ** , Фома, Иаков Алфеев, Фаддей *** , Симон Кананит и Иуда Искариот, который потом предал Иисуса. Все ученики были простыми людьми, но Бог дал им счастье быть друзьями и учениками Иисуса Христа - Сына Божия.
Андрей и его брат Симон-Петр ловили рыбу на Галилейском море. Иисус, увидев их, сказал им: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков». Это означало, что Он научит их отвращать людей от грехов и приводить к истине. Оставив свои рыболовные сети, Андрей и Петр сразу последовали за Иисусом. Призвав их и идя далее, Иисус увидел в лодке братьев Иакова и Иоанна с их отцом Зеведеем, починяющих рыболовные сети. Иисус позвал их, и они, оставив лодку и отца своего, последовали за Ним. Также и остальные ученики, как только были призваны, тотчас шли за Иисусом. Иисус стал посылать их на проповедь и дал им власть исцелять болезни и изгонять нечистых духов.
Первое чудо Иисуса
Однажды Иисус был приглашен с учениками на свадьбу в Кану Галилейскую. Случилось так, что во время брачного пира не хватило вина. Мать Иисуса тоже была там. Она сказала Иисусу: «Вина нет у них». Но Иисус ответил ей, что ещё не пришло Его время делать чудеса. Затем Мария сказала служителям, указав на Иисуса: «Что скажет Он вам, то сделайте».
Было же тут шесть каменных водоносов (кувшинов). Иисус, обратившись к служителям, сказал: «Наполните сосуды водою». Когда они это сделали. Он сказал: «Теперь почерпните и несите к распорядителю пира».
Когда же распорядитель отведал содержимое кувшинов, он позвал жениха и сказал ему: «Всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе». Он не знал, откуда это вино; знали только служители, черпавшие воду.
После крещения Спасителя согласно Евангелию Он уединился в пустыне: “Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего. Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему” (Мф. 4. 1–11).
По преданию событие, о котором свидетельствует евангелист, происходило на горе близ города Иерихона, ныне именуемой горой Искушения. В память об этом событии там воздвигнут замечательный монастырь, который обычно посещают паломники, путешествующие по Святой земле. Другой монастырь был заложен нашими соотечественниками на самой вершине горы, представляющей собою плато. Уже был готов фундамент, сохранившийся доныне, однако революция в России помешала довести начатое строительство до конца. С Сорокадневной горы открывается удивительный вид на Иудейскую пустыню. Воображение легко вписывает в этот ландшафт сцену искушения Спасителя диаволом.
Ответы Иисуса очень важны, ибо дают возможность проникнуть в смысл служения Господа и понять, какую систему ценностей принес Он миру.
Итак, первое искушение - хлебом. Ты взалкал, ты хочешь есть? Сотвори же чудо, дабы камни сделались хлебами. Но Господь отвергает этот соблазн, ибо Его миссия не в том, чтобы освободить человека от заботы о пропитании. Это вовсе не означает, что Христос отвергает ценность материального начала жизни. Ведь в другом месте Священного Писания Он научает нас словами Своей молитвы: “Хлеб наш насущный даждь нам днесь” (Мф. 6. 11). Не ценность хлеба отрицает Господь, но отвергает убеждение, согласно которому материальное начало является высшим и абсолютным благом в жизни человека.
Между тем жизнь большинства людей как раз и управляется стремлением к обладанию материальными ценностями. При этом многие убеждены: чем легче достигается максимальный уровень материального благоденствия, тем больше оснований говорить, что жизнь удалась. Таким образом, обладание сокровищами земными приравнивается к истинному счастью. Этому искушению уступил некогда и наш народ, соблазнившись видением общества всеобщего благоденствия, где каждому будет дано по его потребностям. Поверив в эту утопию, люди ради своей соблазнительной мечты отказались от отеческой веры, от Бога, от истории… Сколько жизней было принесено на алтарь ненасытного и безжалостного кумира! Но счастья человек не обрел. Позже необходимость претерпевать тяготы радикальных экономических реформ также мотивировалась грядущим материальным благополучием. Вновь искушающая иллюзия преуспеяния требовала взамен великих и страшных жертв - целостности государства, нравственного и физического здоровья народа, генофонда нации, человеческого достоинства. Цена обещанных хлебов - нерожденные дети и не дожившие своего века старики.
Отвергая ложную цель, которой соблазняет Его диавол - отец лжи, Господь говорит: “Не хлебом одним будет жить человек…” (Мф. 4. 4). Да, хлеб нужен, и надобно молиться Богу о том, чтобы на каждый день была у нас пища. Но при этом твердо знать, что достижение материального достатка не есть ни абсолютная цель человеческого существования, ни выражение полноты нашего бытия, ни символ счастья.
Другое искушение, с которым приступил диавол к Иисусу, - “если Ты Сын Божий, бросься вниз” , и тогда все уверуют, что ты воистину Христос. То есть убеждай посредством силы, согласись на трюк ради того, чтобы поразить воображение людей и овладеть их волей. Но Господь отвергает это искушение. Он отказывается прибегать к силе, делая выбор в пользу могущества слова, обращенного к сердцу и разуму человека. Ибо использование силы означало бы нарушение свободы воли человека, в результате чего люди перестали бы быть добровольными соработниками Бога в деле своего спасения, обратившись в пассивный объект воздействия таковой силы. В чем тогда состоял бы наш выбор? И можно было бы в таком случае говорить о личном участии? А что сталось бы с такими категориями духовной жизни, как подвиг веры, преодоление греха, жертвенность, любовь к Богу? Все это оказалось бы упраздненным или подмененным; и Господь отводит соблазн использовать силу в проповеди спасения.
И, наконец, искушение третье, и последнее. Возведя Господа на высокую гору, князь мира сего предлагает поклониться ему, а взамен получить власть над всеми царствами земными. Это искушение безграничной властью, возможностью повелевать другим человеком и подчинять его своей воле. В этом случае все возможности государственного, политического, экономического воздействия, а также незримая власть над умами и сила прямого принуждения могли бы быть употреблены для достижения цели пришествия Христова. Ибо не только политическая власть манипулирует массами и подчиняет большинство воле меньшинства. Известно, что подобные результаты достигаются также и властью денег. А разве не являются могущественным источником власти средства массовой информации, владеющие умами и формирующие стереотипы восприятия и поведения людей, побуждающие телезрителей и читателей газет действовать так, как это выгодно владельцам телевизионных каналов и печатных изданий? Существует немало форм власти над человеком и способов воздействия на его сознание, волю, чувства и поведение.
Похоть власти в человеке неизбывна. Сколько крови было пролито, сколько преступлений перед Богом и человеком было совершено во имя обладания властью! И как много зла творится в нашем мире доныне ради достижения и удержания власти! Но Господь Иисус Христос отказывается принять такую власть. Тем самым Он утверждает, что власть сама по себе не является ценностью, что спасение и полнота жизни не могут быть обретены силою власти. Ибо невозможно насильно одарить счастьем, как нельзя загнать человека вилами в рай . А ведь спасение - это и есть рай, то есть полнота бытия.
Господь отвергает искушения в пустыне, потому что каждое из них радикально изменяет ту систему ценностных координат, которая составляет суть Благой вести. Каждое из них разрушает целостность Евангельского послания. Принять искушение означало исполнить волю диавола, отказавшись от следования воле Божией.
Господь снабжает нас в путешествии по морю житейскому совершенно иной системой нравственных ценностей. И Евангелие открывает нам истины, которые одни способны сделать человека счастливым по-настоящему, ввести его в полноту бытия. Эти истины и есть суть учения Христа Спасителя.
1–11. Искушение Иисуса Христа диаволом в пустыне. – 12–16. Удаление в Галилею и поселение в Капернауме. – 17–22. Проповедь Иисуса Христа и избрание учеников. – 23–25. Дальнейшая проповедь в Галилее, исцеление больных и стечение ко Христу множества народа.
. Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола,
"Тогда" служит и здесь не столько для обозначения времени, сколько для связи речи. Однако из сравнения с показаниями других евангелистов можно заключить, что искушение Христа было непосредственно после крещения. У Марка () вместо "тогда" – «немедленно» (εὐθύς ), у Луки указывается не на время, а на обстоятельства, поставляющие искушение и крещение в ближайшую связь (). Лука говорит как бы так: на Иисуса Христа во время крещения сошел Дух Святой в виде голубя, и в то время, как Он исполнился Духа Святого, Он возвратился от Иордана и т.д. Таким образом, мы не должны предполагать, что между крещением и искушением был промежуток. То, что у одного Матфея представлялось бы неясным, делается ясным из показаний других евангелистов.
«Иисус возведен был Духом в пустыню» . Матфей заменяет словом "возведен" (ἀνήχθη ) более резкое выражение Марка ἐκβάλλει , смягченно переведенное в русской Библии – "ведет" , точный смысл – выбрасывает, выталкивает. У Луки – «поведен был» (ἤγετο ) – выражение по смыслу одинаковое с выражением Матфея, с той только разницей, что у Матфея глагол, сложенный с ἀνά , означает – подниматься снизу вверх, восходить (собственно, быть отводимым вверх). Следуя Матфею, мы должны понимать какую-нибудь возвышенную местность сравнительно с той, где было крещение.
"В пустыню" . Неизвестно, какая пустыня здесь подразумевается. Мы видели, что Иоанн проповедовал в пустыне Иудейской (), и под этим словом нельзя понимать пустыни в собственном смысле (вроде, например, Сахары), но – местность, хотя и мало, но населенную и не лишенную совсем всякой растительности. Говоря об отведении Христа, евангелисты о пустыне Иудейской не упоминают. Ввиду такой неопределенности некоторые экзегеты имеют в виду здесь ту пустыню, по которой евреи странствовали сорок лет. К такому предположению приводят несомненные параллели, существующие между странствованием евреев по пустыне и обстоятельствами искушения, и именно следующие:
1) переход евреев через Иордан и крещение Иисуса Христа;
2) голод в пустыне и голод Иисуса Христа;
3) испытания евреев в пустыне для их нравственного очищения и возвышения – и искушение Христа диаволом;
4) утоление голода евреев манной и искушение превратить камни в хлебы для утоления голода;
5) медный змей и крест Спасителя, и именно в зависимости от пребывания в пустыне.
Однако против мнения, что Христос был на Синайском полуострове, можно возразить, что евангелисты, вероятно, упомянули бы об этом факте, если бы это было так. Показание Марка, что Спаситель немедленно отведен был в пустыню и что там, вероятно, также немедленно начался Его сорокадневный пост, служит, хотя и отчасти, подтверждением, что эти события произошли в ближайшие и неотдаленные один от другого промежутки времени, между тем как на одно путешествие на Синай потребовалось бы по крайней мере три дня (Илия шел туда сорок дней и сорок ночей – ). Предполагают, что местом искушения было какое-нибудь уединенное и возвышенное место поблизости от места, где крестил Иоанн. Слово "Духом" неясно. В греческом оно употреблено с артиклем. Можно понимать здесь и Духа Святого и собственный дух Христа. В первом случае выражение означало бы, что возведен был в пустыню некоторой посторонней силой, именно силой Святого Духа, во втором – что Он удалился в пустыню вследствие внутренних требований Своего собственного духа, по собственному желанию или влечению. Выражение у Марка также двусмысленно. У Луки более определенно: πλήρης πνεύματος ἁγίου , «исполненный Духа Святого» и (буквально) «в этом Духе» возведен был... Поэтому мы должны отнести возведение в пустыню к посторонней (это выражение, конечно, неточно) силе Духа Святого, потому что, хотя и собственный дух Христа был свят, однако сближение с обстоятельствами крещения дает право утверждать, что Христос возведен был Духом Святым, Который сошел на Него в виде голубя.
«Для искушения от диавола» . Сама возможность искушения основывается на том, что человек может совершить какой-нибудь грех. По-видимому, искушение Иисуса Христа было бы напрасно, если бы Он не грешил и прежде искушения и не мог допустить никакого греха во время искушения. Если верно, что Он Сам рассказал ученикам о Своем искушении и ученики верно передали Его слова, то возникает вопрос: говоря о Своем искушении, Сам Он предполагал ли в Себе возможность греха и падения? Вопросы эти представляют одну из глубочайших богословских проблем. Принимая церковное учение, что Христос был безгрешен и не только безгрешен, но и не мог согрешить (см. Православное догматическое богословие митрополита Макария. СПб., 1868. Т. II. С. 79), мы оставляем этот вопрос и ограничимся только исключительно небольшим анализом употребленных в Евангелии выражений и отчасти самих фактов искушения.
Выражение: «для искушения» – указывает на цель, с которой был возведен Духом в пустыню, и притом цель особенную, исключительную. Он возведен был и удалился в пустыню исключительно для этой цели. Если бы имелась в виду какая-нибудь иная цель, то евангелисты, конечно, сказали бы об этом. Мы видели, что, приняв крещение, Христос принял на Себя образ раба. Это был величайший подвиг в истории человечества. Затем Он отводится в пустыню и подвергается искушению, не как Бог, не просто как человек, а как человек-раб, добровольно принимающий на Себя обязанности рабского служения человечеству, чтобы чрез это служение господствовать над людьми. Здесь видна связь искушения с предшествовавшим ему событием, крещением. Как раб-Израиль, вышедший из Египта, искушен был в пустыне, так и Христос, пройдя чрез воды крещения (которые соответствуют водам Чермного моря) подвергается такому же искушению.
Слово "диавол" означает буквально: тот, который разбрасывает, отделяет один предмет от другого или одних людей от других. В этом смысле употреблено это слово, например, у Ксенофонта в начале его «Анабасиса»: Тиссаферн разбрасывает (так почти буквально) Кира и его брата, внушая Киру, будто брат его злоумышляет против него (I, 1, 3). Таким образом, слово "диавол" означает вообще такую личность, которая производит раздор, разделение, смуту в мышлении и чувствах. Так как это делается преимущественно при помощи клеветы или обольщений, то отсюда обычное (хотя и переносное) значение слова диавол – клеветник или обольститель. Отсюда в переносном же значении – противник, враг. диавол является врагом людей, потому что разрывает связь (как бы разбрасывает, разъединяет) их между Богом и человеком (Кремер). В Новом Завете диавол вообще не различается от сатаны, за исключением нескольких случаев (), где оба слова помещаются рядом и, очевидно, служат только разными названиями одного и того же «древнего змия». Сатана – слово еврейское и означает противник. В Новом Завете слово прилагается иногда к людям (; ). Но в других случаях оно всегда означает «древнего змия», диавола, бесплотного духа, который противодействует Богу и производит зло в мире.
. и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал.
Буквально: «и постившись дней сорок и сорок ночей». Это, по-видимому, не значит приблизительно сорок дней, т.к. для обозначения приближения в греческом языке употребляются особые наречия. Относительно поста Спасителя можно, по-видимому, поставить только единственный вопрос: возможно ли для человека пробыть такое продолжительное время вовсе без пищи и может ли он остаться после этого жив? Известно, что несколько лет тому назад в Америке произвели ряд подобных опытов и эти опыты под наблюдением врачей доказали, что человек, даже и обыкновенный, может выдержать полный сорокадневный пост. О том, каково было душевное состояние Спасителя в пустыне, судить, конечно, трудно. Но всего более естественным представляется нам объяснение, по которому это время проведено было в непрестанной молитве. Такое объяснение ставит прежде всего в связь сорокадневное пребывание в пустыне с обстоятельствами самого крещения. «Иисус, крестившись, молился» , сказано в Евангелии от Луки (). Почему же не предположить, что и дальнейшее пребывание Его в пустыне было продолжением этой молитвы крещения? Он и после много раз уходил в уединенные места для молитвы. Нет надобности предполагать, что все время сорока дней и ночей Он провел совершенно без сна, как думают некоторые экзегеты. По человечеству это едва ли могло быть. Во всяком случае, в Евангелиях на это нет никакого намека. Но что Он не вкушал никакой пищи, это видно из свидетельства Луки, который говорит, что Он «ничего не ел в эти дни» (). В Евангелиях Матфея и Луки указывается, что Он «напоследок взалкал» . Объясняют, что только в конце Своего долговременного поста Он почувствовал голод, но можно думать и так, что Он в течение всего поста чувствовал голод, который усиливался прогрессивно к концу поста и сделался напоследок самым сильнейшим и невыносимым. На это и указывают слова ὔστερον ἐπείνασεν .
. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами.
Буквально: «и, подойдя, искуситель сказал Ему». Относительно формы, которую принял при этом диавол, у экзегетов – полное разногласие. Одни думают, что это было реальное, внешнее, но чисто духовное явление, и диаволу незачем было принимать какого-либо внешнего образа, что возбудило бы только подозрение в искушаемом Лице, и потому искушение не имело бы большой силы. Другие – что диавол, подойдя к Спасителю, принял какую-либо внешнюю форму (скорее всего, человека), оставаясь диаволом. Первое мнение опирается на наш собственный духовный и внутренний опыт, когда мы иногда подвергаемся сильнейшим искушениям, вовсе не замечая искусителя, и, однако, свои искушения относим именно к нему. Если обратить внимание на то, что ударение ставится в Евангелиях больше на искушениях, чем на личности искусителя, которая ясно не описывается, то можно допустить, что, искушая Христа, диавол не принимал внешнего образа. Этому, по-видимому, не препятствуют и выражения, по крайней мере, намекающие на некоторый реализм явления, как «приступил» , "берет Его" , «поставляет» , "говорит" и т. п., потому что все они могут быть объяснены антропоморфически, как объясняются подобные выражения и относительно Самого Божества. Если, однако, принять такое объяснение, то нужно будет допустить, что все искушение полностью происходило в пустыне, что поставление Христа на кровлю храма и затем возведение Его на высокую гору были явлениями только мнимыми. Возражая против этого, экзегеты допускают, что диавол принимал действительный, реальный образ человека.
«Если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами» . Справедливо замечают, что в условном "если" здесь не выражается диаволом сомнения в достоинстве Христа как Сына Божия. Если бы диавол сомневался в этом, то не мог бы предлагать Христу совершить такое чудо, как превращение камней в хлебы. Таким образом, слова диавола имели возбуждающий смысл. Ты (как Раб, олицетворение раба-человека) почти умираешь с голоду, но Ты не должен умереть, потому что и Тебе Самому, и мне хорошо известно, что Ты – Сын Божий. Ты недавно открыто признан Сыном Божиим во время крещения. Для Тебя, поэтому нисколько не трудно позаботиться о Себе. Тебе нужно сказать только слово и эти камни, которые Ты видишь, тотчас сделаются хлебами.
. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих.
«Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» . Объясним сначала, насколько возможно, какой смысл могли иметь эти слова, первые, сказанные Спасителем после крещения. Тело поддерживается пищей. Но человек состоит не только из одного тела. Тело не может питать себя или питаться само по себе, оно, так сказать, передает сведения о своих нуждах и потребностях духу, и только при его помощи получает нужное для своего продолжения и существования. Дух промышляет о теле и его потребностях, оно погибло бы без такого промышления. Искушая Христа, диавол обратился, следовательно, не к главному источнику человеческой жизни. Желая добиться своей цели, он обратился к рабу (телу) вместо его господина (духа), и искушал тело возобладать над своим господином, покорить его своей воле. Но такой порядок не был нормальным. Не дух находится в зависимости от тела, а тело от духа. Чтобы тело было живо, нужно, чтобы жив был дух. Но жизнь духа не зависит от телесного питания. Это только так кажется. Дух питается иной пищей. Так как образ и подобие Божие заключается не в теле, а в человеческом духе, то и пища, питающая дух, подается Богом – это есть слово Божие. диавол представлял человека преимущественно как телесное существо, Спаситель представляет человека преимущественно как духовное существо. Господь как бы забыл о питании тела, питая Свой дух. диавол забыл о питании духа, выражая внешнее попечение о теле. Ошибка была раскрыта и искушение отражено.
Ответ Христа диаволу взят из . Согласно переводу Семидесяти это место читается буквально так: «чтобы возвестить тебе, что не на хлебе одном будет жить человек, но на всяком слове, исходящем через уста Бога, будет жить человек». Буквально с еврейского: «что не хлебом одним живет человек, что всем, исходящим из уст Иеговы, живет человек». Наш русский текст Второзакония, как видно, отступает и от греческого, и от еврейского, и ближе всего к латинскому тексту Вульгаты. Трудно сказать, по какому тексту приведена цитата в рассматриваемом стихе у Матфея. Но достоверно, что Матфей отступает здесь и от еврейского текста, и от перевода Семидесяти, что видно уже и из того, что «живет человек», повторенное и в греческом, и в еврейском тексте, у евангелиста не повторяется. Но подлинный и точный смысл подлинника в Евангелии сохранен, причем вместо еврейского «живет» сказано «будет жить» , как у Семидесяти. Во Второзаконии Моисей напоминает народу о его странствовании по пустыне и говорит, что там Бог «смирял тебя, томил тебя голодом и питал тебя манною… дабы показать тебе, что не одним хлебом живет человек, но всяким [словом], исходящим из уст Господа» . Каким образом человек живет словом Божиим, показала жизнь евреев в пустыне. Несмотря на голод, Израиль остался жив, потому что Господь повелел ему жить, и в нужных случаях, по слову Божию, ниспадала манна. Следовательно и Спасителю не было надобности заботиться о хлебе, даст Ему пищу, когда это будет нужно. Он не умрет, если и не превратит камни в хлебы. У Луки эта речь сокращена.
. Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма,
«Потом берет Его диавол» – буквально: «тогда берет Его (тот же) диавол». Неопределенное «тогда» не указывает, сколько времени прошло между первым и вторым искушением. Каким-то (совершенно неизвестным) способом был взят «в святой город» . Все экзегеты единогласно толкуют, что «святой город» – Иерусалим, хотя он и не назван здесь по имени. На это, с одной стороны, указывает артикль (τήν ), а с другой – употребление евреями этих слов для обозначения именно Иерусалима ((см. ; , 22и др.)). Есть основание подозревать, что у Филона храм не только называется святым, но и «святым святых», т.е. что Филон обозначает этим словом не только «святое святых» в храме, но и весь храм. То, что под святым городом здесь понимается именно Иерусалим, доказывается и дальнейшими словами данного стиха: «и поставляет Его на крыле храма» .
. и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею.
Для правильного понимания этих слов мы должны их несколько перефразировать, подставив вместо слов "Сын Божий" звания каких-либо других высоких лиц, например: если ты царь, пророк, священник и т.п., то бросься вниз. Если бы такое предложение было сделано обыкновенным лицам, поставленным на какой-нибудь вершине или крутизне, и если бы бросаться вниз не было никакой надобности, хотя и было бы безопасно, то они просто указали бы на недостаток логики в подобном предложении. Если кто-нибудь является царем, пророком, священником или каким-либо другим сановником, даже просто обладающим какими-нибудь особенными силами человеком, то почему же он должен бросаться вниз? В искушении диавола этот недостаток логики сильно замаскирован и подкреплен ссылкой на слова Священного Писания , очевидно, сказанные в ответ на прежнее слово Спасителя: γέγραπται (написано), которое повторяет здесь диавол. Сын Божий должен обладать и обладает чудесной силой и должен ее обнаруживать. Прежде чем совершать другие чудеса, Сын Божий должен испробовать, проверить существование чудесной силы на Себе Самом. Для проверки, для пробы избрано действительно такое чудо, которое и по понятиям древних, и по нашим показалось бы, можно сказать, чудом из чудес, сверхъестественным и потому самым убедительным для всех, – чудом, которое равнялось бы совершенному уничтожению всех законов тяжести. Для Сына Божия это возможно и безопасно.
«Ибо написано: Ангелам Своим (Бог) заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею» . Русский текст переведен с греческого буквально, за исключением слова "понесут" , которое в греческом тексте значит собственно «поднимут» (ἀροῦσιν ). Текст взят из 90-го псалма (), который по переводу Семидесяти читается буквально так: «потому что Ангелам Его (Своим) Он заповедует о Тебе сохранить (сберечь, оградить) Тебя на всех путях Твоих; они на руках поднимут Тебя, чтобы Ты не ударил о камень ногу Твою». Матфей пропускает слова «сохранить Тебя во всех путях Твоих», а Лука – «путях Твоих». Если в греческом тексте Семидесяти вычеркнуть пропущенные евангелистом слова и не обращать внимания на соединительный союз «и» (καί ) и на ἀροῦσιν вместо ἀροῦσι , то между текстом Семидесяти и Матфея нельзя заметить никакой разницы. Просматривая еврейский текст, находим, что он читается буквально так: «потому что Ангелам Своим заповедует для Тебя сохранить Тебя на всех путях Твоих; на руках они будут поднимать (от евр. «наша») Тебя, чтобы не преткнул Ты о камень ногу Твою». Тексты эти настолько сходны, что трудно решить, какому тексту следовал евангелист. Но вероятнее – тексту Семидесяти. В ничего не говорится о поставлении на высокое место, падении оттуда и поддержке со стороны Ангелов. При чтении этих стихов сразу же видно, что диавол неправильно приложил текст к обстоятельствам, в которых находился . Замечательно, что Он не считает здесь нужным раскрывать какой-либо логической ошибки или неверности мысли, но отражает искушение только текстом, по-видимому, не имеющим ближайшего отношения именно ко второму искушению, а относящимся одинаково и ко всем остальным искушениям.
. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего.
Буквально: «сказал ему Иисус: опять написано: не испытывай Господа Бога твоего». Слово «опять» употреблено здесь не в значении «но», а в значении «еще», «кроме того». Характер опровержения здесь отличается от того, какой был при первом искушении. В первом искушении мысль, которую диавол внушал Спасителю, была собственной мыслью диавола и потому естественно, если она была опровергнута словами Священного Писания . Употреблять тот же метод опровержения во втором искушении значило бы опровергать Священное Писание. Текст, выбранный диаволом, был сам по себе верен; верно было и его приложение к людям и к Самому Спасителю, хотя и не при тех обстоятельствах, в каких Он находился. Неправильность заключалась в том, что этот текст выставлен был как орудие искушения. Поэтому Христос, не опровергая слов диавола самих по себе, указывает только на характер его поступка или действия. Словами Священного Писания неправильно искушать Бога, давшего это Писание и сообщившего ему Свой Божественный авторитет. Поэтому в данном случае «прибавка» Иисусом Христом «выражения из Писания есть квалификация и толкование его, но не опровержение» (Элфорд, 1863).
Текст, приведенный Спасителем, заимствован из Второзакония () и содержит в себе напоминание евреям об искушениях (ропоте, возмущениях и проч.), которыми они искушали Бога в Массе, местности на Синайском полуострове. У Матфея и Луки () текст приведен совершенно в одинаковых выражениях и скорее сходен с переводом Семидесяти, чем с еврейским, причем последняя прибавка в еврейском тексте и у Семидесяти «как искушал ты в искушении» в Евангелиях опущена. Последнее слово – «искушение», по-еврейски «масса» – означает и «искушение» и название местности.
. Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их,
Глагол "берёт" (παραλαμβάνει ) одинаков с тем, который употреблен в начале 5-го стиха. Отсюда можно вывести, что действие диавола перед третьим искушением было такое же, как и перед вторым. На это же указывает и "опять" . Впечатление от рассказа получается такое, что диавол взял Иисуса Христа не из храма, где он с Ним находился, а "опять" из той же пустыни. И опять трудно сказать, что именно здесь происходило в действительности. Мы можем, конечно, и представить, и видеть очень высокую гору, и даже восходить на нее. Но мы не знаем ни одной горы на земле, с которой были бы видны «все царства» земные. Затруднения, с которыми мы встречаемся при толковании рассматриваемого места, совершенно такие же, как и при толковании начального предложения 5-го стиха, если только не больше. В первом случае нам указывается, по крайней мере, на определенное место, где диавол «поставил» Иисуса Христа – святой город и крыло храма. Во втором случае не только в словах Матфея, но и Луки нет даже и такой определенности, которая в сущности граничит с полной неопределенностью. «Гора» (ὄρος , слово это употреблено без артикля) может быть не была известна даже самому евангелисту. Она называется только ὑψηλὸν λίαν – чрезвычайно высокой. Все попытки экзегетов пробиться через непроницаемую стену употребленных здесь выражений следует, по-видимому, признать неудачными. Одни говорят, что так как царства мира показаны были диаволом «во мгновение времени» (ἐν στιγμῇ χρόνου – ), то для этого не было никакой надобности восходить на гору, и что здесь следует разуметь только видение, нечто вроде миража. Далее, поставляют в связь третье искушение с , где говорится: «и вознес меня» (один из семи Ангелов) «в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святый Иерусалим» . Так как в Апокалипсисе сказано "в духе" (ἐν πνεύματι ), то отсюда, ввиду очень заметного сходства апокалиптических и евангельских выражений, можно заключить, что поставление на горе было только духовным и, следовательно, недействительным.
Некоторые говорят, что Палестина находилась под владычеством Бога, а не диавола, и потому диавол не показывал ее Христу с высокой горы, а показал только языческие страны, бывшие в его власти. Некоторые утверждали даже, что диавол просто взял и развернул перед Иисусом Христом «географическую карту», на которой были начерчены все земные царства. Но тут опять имеет силу прежнее возражение, – что для этого едва ли нужно было восходить или возноситься на весьма высокую гору.
«Третье искушение, – пишет один из новейших экзегетов, – опять (πάλιν , стих 8), как и второе, вводится указанием на силу сатаны воздействовать на чувственную жизнь Иисуса Христа. На этот раз Он чувствует и видит Себя поставленным на очень высокую гору и получает то впечатление, что осматривает оттуда все в совокупности царства мира и славу их. Как мало Матфей думает о том, что на земле существовала такая гора, с которой человек своими телесными глазами мог наслаждаться таким видением и таким видом, доказывают слова δείκνυσιν αὐτῷ («показывает Ему» ). Здесь сообщается, однако, нечто большее сравнительно с тем, что диавол обратил внимание Иисуса Христа на предметы, которые Он и без того увидел бы или мог видеть. В выражении, скорее, обозначается видение того, что Иисус видел, равно как и действие сатаны, подобно поставлению на храмовой стене через ἕστησεν αὐτόν (стих 5). диавол очаровывает глаз Иисуса картиной, которая навязывает Ему впечатление, выраженное через πάσας βασιλείας κτλ . Он видит не только управляемую отчасти сыновьями Ирода, отчасти непосредственно римлянами страну Израиля, которую выпускать здесь нет никакого повода, но и все владельческие области, которые и в ином смысле были частью этой мировой картины; и Христос видит не только эти далекие виды, но и все, что служит к их украшению или красоте, картины природы, как и произведения искусства, которые возрастил Бог и велели устроить цари» (Цан, 1905). Таковы современные попытки прояснить это явление. К сказанному, вероятно, для сообщения большей реальности картины, прибавляется иногда, что увидел «Ilüren, Stätte, Paläste, Schätze usw.» (поля, местности, дворцы, богатства и т. д.).
Новейшим толкованиям такого рода мы с полным правом могли бы предпочесть толкования древние. «Слава мира, – пишет Иероним, – которая с миром прейдет, показывается на горе и во мгновение времени; Господь же сошел на низменности и поля, чтобы преодолеть диавола смирением. Далее, диавол спешит Его возвести на гору, чтобы и другие упали оттуда, откуда он сам упал, по апостолу: «чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» ()». Это толкование хотя, конечно, и не объясняет всего и не проникает (да и не ставит целью проникнуть) в тайны, отличается по крайней мере простотой, свойственной и самому евангельскому рассказу. Принимая такую простоту за образец, мы должны толковать рассматриваемое место приблизительно так: диавол берет Христа, показывает Ему на известной горе все царства мира неизвестно как. Сущность искушения заключается не в том, чтобы поставить Иисуса Христа на высокую гору и прельстить Его красотой земных царств, а в том, чтобы, воздействуя на Его человеческую природу, заставить Его поклониться искусителю и тем нанести оскорбление Богу. Это – главная цель, которой диавол хотел достигнуть средствами, нам совершенно неизвестными и непонятными, но, однако, такими, которые находят себе постоянный отклик в человеческой душе и жизни. диавол и многих других людей ставит иногда на весьма высокую гору, и эти люди усердно кланяются и служат ему, сильно маскируя свое служение диаволу служением Богу. Но Христос принял образ раба. Он поставил Себе целью не господство, а служение людям. Поэтому в третьем искушении диавол как бы примыкает к тем людям, которым намеревается послужить Христос. Люди возведут Христа на высокую гору вследствие служения Его им. По психологическому закону в добровольном служении подразумевается власть, в добровольном рабстве и уничижении – свобода и величие. Люди возвысят Христа, но диавол сделает это легче и скорее, если Христос будет служить ему. Люди возвысят Христа вознесением Его на крест, диавол возвысит Его, передав Ему со всей славой и красотой земные царства, которые принадлежат ему, не причиняя Христу страданий. Но Христос пришел спасти людей, а не диавола. Средства спасения людей не могли быть применены к диаволу. Люди представляют из себя хотя и очень малые, но положительные величины; диавол есть величина отрицательная.
. и говорит Ему: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.
В некоторых кодексах – «сказал» или «говорил» (εἶπεν ). Чтобы понять смысл этого искушения, нужно, повидимому, рассуждать не столько о том, что принадлежало диаволу, а о том, что принадлежало Христу.
Разъясняя связь крещения с искушением мы говорили, что крещение было со стороны Христа актом подчинения Иоанну и принятия вида раба. Искушение было, так сказать, продолжением крещения, было переходом от внешнего погружения в воды Иордана к внутреннему крещению, которое заключалось в молитве и посте. На последней ступени этого внутреннего крещения рабское состояние и рабский вид Христа дошли до крайней степени. Он не имел даже хлеба, которым мог утолить Свой чрезвычайный голод. Первое искушение имело вид попечения со стороны диавола о теле Христа, и кто был голоден, тот знает, как привлекателен бывает для голодного даже камень, превращенный в хлеб. Но такое искушение оказалось слишком малым количественно и было отвергнуто. В последующих искушениях привлекательное постепенно усиливается. Привлекательное для голодного тела заменяется привлекательным для духа. На последней ступени предлагается то, что в высшей степени привлекательно для голодного человека. Это правда, что для богатства иногда бывает привлекательна нищета, но так бывает только в редких случаях, в случаях пресыщения. Для бедного же и голодного раба всегда привлекательна бывает сама идея о господстве, счастье и благополучии. Тут дело идет не об одном хлебе насущном, а об изобилии. Таким образом, третье искушение очень ясно служит как бы последствием первого. Несомненно, что ни один обыкновенный человек, даже и в лучшем положении, чем то, в котором находился Спаситель, не устоял бы перед таким искушением. Он поклонился бы диаволу и, что всего удивительнее, нашел бы возможным себя оправдать. Тысячи, даже миллионы людей только и мечтают о таком поклонении. Таким образом, и здесь мы встречаемся с плюсом и минусом, а величины, поставленные при них, далеко не близки и несоразмерны. На стороне Христа был минус всякого житейского благополучия. На стороне диавола была положительная величина, и, если бы она была даже и не особенно огромна, не отличалась абсолютным характером, то и тогда могла бы быть привлекательна для лишенного всякого имущества и страдающего Раба Иеговы. Но, с другой стороны, в духовном отношении числа были совершенно обратными. Страдающий раб, как раз именно в силу самого этого страдания, был Господь (Κύριος ), Он господствовал в силу само́й воспринятой Им идеи служения. диавол же был рабом. Обманчивое приглашение поклониться было призывом Господа поклониться рабу. В этом заключалась логическая несостоятельность искушения, и оно было отвергнуто.
. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи.
Несмотря на краткость, слова Христа (особенно на греческом) дышат здесь энергией и силой. ‘Υ´παγε по-гречески сильнее, чем "отойди" , и значит «прочь с Моих глаз». Сила искушения вызвала окончательное и гневное удаление сатаны. Прибавка ὀπὶσω μου , что значит «отойди назад от Меня», т.е. почти «следуй за Мною», имеющаяся в некоторых, сравнительно неважных, кодексах и подтвержденная Иустином мучеником (Dialogus cum Tryphone, 103:6), Афанасием Александрийским, Златоустом, Феофилактом и другими, хотя, следовательно, и очень древняя, считается, однако, вставкой из других мест Нового Завета (; ). Ориген прямо говорит, что ее не следует присоединять (χωρὶς τῆς ὀπίσω μου προσθήκης ). Игнатий, Ириней, Иероним, Евсевий и другие ее опускают. Ее нет в важнейших кодексах, Синайском и Ватиканском. Вероятнее всего, слова эти были опущены в первоначальном тексте. Это предположение подкрепляется тем, что подобные же слова Петру (с прибавкой ὀπίσω μου ) не означают повеления отходить от Христа, а только – не становиться на Его пути и не препятствовать Его намерениям. Отсюда, если бы такое же повеление дано было и диаволу, то он не был бы отогнан, а или мог, или должен был следовать за Христом. диавол отступил от Христа только до времени, но весьма невероятно, чтобы Христос мог дать повеление, чтобы диавол постоянно следовал за Ним.
Текст в ответе Христа взят из Второзакония (). У Семидесяти это место читается: «Господа Бога твоего будешь бояться и Ему одному служить». Буквально с еврейского: «Иеговы Элогим твоего бойся и Ему служи (будь рабом)». Ввиду такой разности одни думают, что текст переведен в вольном переводе с еврейского, другие – взят из перевода Семидесяти с небольшими изменениями. Откуда действительно был заимствован текст, решить трудно. Вероятно, из перевода Семидесяти. В Библии рассматриваемый текст приведен почти рядом с другим, указанным Христом во втором искушении, и имеет тот смысл, что Господу Богу (Иегове Элогим) должен был служить Израиль и Ему одному поклоняться. Следовательно, и в рассматриваемом месте Евангелия речь идет не об Иисусе Христе, а о Боге Отце, и смысл тот, что, вместо поклонения диаволу, должен поклоняться Богу и служить Ему. Но в переносном и отраженном смысле эти слова могли иметь отношение и к диаволу. Спаситель говорит ему как бы так: ты искушаешь Меня поклониться тебе и служить, но ты сам должен поклоняться Богу и служить Ему. А так как перед диаволом был Бог, равный Отцу и Духу по существу, то слова Христа могут иметь и такой смысл: вместо того чтобы Мне поклоняться и служить тебе, ты сам должен поклоняться и служить Мне. Блаженный Иероним в своем толковании кратко и ясно выражает эту мысль: «диавол, говорящий Спасителю: если, падши, поклонишься мне, слышит противоположное, что ему самому должно более поклоняться Ему, как своему Господу и Богу».
. Тогда оставляет Его диавол, и се, Ангелы приступили и служили Ему.
Слова : «до времени» , бросают некоторый свет на характер всех трех искушений, показывая, что они были главными, выдающимися и самыми сильными, но что диавол искушал Христа и после. Так как мы не знаем, чтобы диавол после являлся Христу для искушений в каком-либо чувственном виде, то отсюда можно было бы заключить, что и первые три главные искушения не были также грубо чувственными, т.е. что диавол и в это время не являлся Ему в каком-либо чувственном виде.
«И се, Ангелы приступили и служили Ему» . У Луки нет ни слова о служении Ангелов, у Марка слово Ангелы поставлено с артиклем, у Матфея – без артикля. Трудно объяснить, отчего зависела подобная разница, но она едва ли дает право считать встречающиеся у Матфея и Марка сходные выражения (Марк: καὶ οἱ ἄγγελοι διηκόνουν αὐτῷ ; Матфей: καὶ ἰδοὺ ἄγγελοι προσῆλθον καὶ διηκόνουν αὐτῷ ) доказательством, что со второй половины 11-го стиха Матфей, раньше вместе с Лукой следовавший неизвестному источнику, теперь снова возвращается к . Было ли явление Ангелов видимым или только духовным, неизвестно. Но каково бы оно ни было, по-видимому, произвольно присоединять к евангельскому рассказу прибавку, что Ангелы "служили" Христу аllato cibo, – тем, что принесли Ему пищи. Может быть, было и так, но об этом ничего в Евангелиях не говорится и потому нам об этом ничего не известно. Логическое ударение как у Матфея, так и Луки стоит, по-видимому, не над тем, чем служили Христу Ангелы, а над тем, что они Ему именно служили. диавол требовал от Него поклонения, Ангелы служили. Такая резкая перемена в указании отношений едва ли может считаться только метафорической. Выражение διηκόνουν (служили) означает некоторую продолжительность служения, а не кратковременный акт поклонения. В некоторых случаях оно указывает на «служение» или «прислуживание» за столом (; ; ; ), но употребляется не всегда в таком значении, а означает и более общие услуги. Здесь можно наблюдать, что служение Ангелов соответствовало намерению Самого Христа «служить». В отличие от δουλεύειν – διακονεῖν означает служение непринужденное, с любовью. Когда не было нужно, Христос не пользовался служением Ангелов ((см. стих 6; )), но в нужное время они начали служить Ему, как рабу Иеговы, по воле Самого же Иеговы.
. Услышав же Иисус, что Иоанн отдан под стражу, удалился в Галилею
Когда это было? Точно определить едва ли возможно. Можем представить только вероятные соображения. Едва ли можно предположить, что деятельность Крестителя продолжалась больше двух лет. Если выделить отсюда около года на заключение Иоанна, то получается следующее. От крещения Иисуса Христа в январе 780 года от основания Рима до беседы с самарянкой прошло около пяти или шести месяцев. В это время Иоанн, по-видимому, уже был заключен в темницу (; ср. ; ) и в следующем 781 или 782 г. – казнен.
«Удалился в Галилею» . Это удаление в Галилею можно принимать, как одновременное со слухом об Иоанне, не бывшим, впрочем, причиной удаления. Во всяком случае, причин удаления в Галилею не указывается
. и, оставив Назарет, пришел и поселился в Капернауме приморском, в пределах Завулоновых и Неффалимовых,
Буквально: «и, оставив Назарет, придя, поселился в Капернауме приморском в границах Завулона и Неффалима». С еврейского Капернаум означает «селение Наума» (пророка). В настоящее время город находится в развалинах, на северо-западной стороне Галилейского озера, на покатой плоскости, которая опускается к озеру, а за городом постепенно переходит в холмистую местность. Место, где стоял прежде Капернаум, называется в настоящее время Телл-Хум, причем Хум значит «черный», потому что камни здесь, за немногими исключениями, из черного базальта. Название Капернаум не имеет никакого отношения к Телл-Хум. Среди развалин современного Телл-Хума видны остатки какого-то здания, может быть крепости, церкви или синагоги, выстроенной, как думают, сотником, хотя древность здания несколько и сомнительна. Паломники, с четвертого столетия оставившие записи о своих путешествиях, согласны в том, что современный Телл-Хум был действительно во время Христа Капернаумом. Могло, однако, быть, что в основание таких суждений были приняты местные предания, которые часто бывают недостоверны. Слово «приморском» прибавлено, вероятно, потому, что в 15-м стихе говорится о «пути приморском» .
. да сбудется реченное через пророка Исаию, который говорит:
Евангелист не указывает оснований, почему переселился в Капернаум, а указывает на то, какой смысл имело это поселение. В этом факте исполнилось древнее пророчество, которое и приводится в следующем стихе.
. земля Завулонова и земля Неффалимова, на пути приморском, за Иорданом, Галилея языческая,
. народ, сидящий во тьме, увидел свет великий, и сидящим в стране и тени смертной воссиял свет.
Речь в данных стихах (на греч.) отличается необыкновенной красотой, почти ритмическая, размеренная, звучная и музыкальная. Стихи эти взяты из . При сравнении с переводом Семидесяти заметны сильные отступления. У Семидесяти буквально так: «Это сначала пей, скоро делай, страна Завулона, ты, земля Неффалима, и остальные, которые в области приморской и за Иорданом, Галилее языков. Народ, ходящий во тьме, смотри на свет великий; живущие в стране, тени смерти, свет засветит для вас (над вами)». В переводе Семидесяти еврейский текст переведен совершенно неправильными греческими выражениями, но при этом склад речи у них остался скорее еврейский, чем греческий. Отличия между переводом LХХ и текстом Матфея заставляют предполагать, что в настоящем случае Матфей взял текст не с греческого, а с арамейского или еврейского. На это указывает и форма ὁδόν (винительный падеж), свойственная еврейскому языку. «Смысл еврейского текста () отличается и сам по себе темнотой, и его еще более темным сделал перевод Семидесяти» (Цан, 1905). Буквально с еврейского: «В прежнее время считал Он (Бог) малой землю Завулона и землю Неффалима, а в последующее считает ее важной, – путь приморский, по ту сторону Иордана, Галилею языков. Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий, живущие в стране могильного мрака, – свет воссияет им».
Греческий текст Матфея можно читать двояко, смотря по тому, как будет поставлена запятая: «на пути приморском, за Иорданом» , или: «на пути приморском за Иорданом». Вероятнее первое. Как видно, здесь обозначаются различные местности, центром которых сделался Капернаум, именно: 1) земля Завулонова и Неффалимова на пути приморском, т.е. не вся, а только местности, прилегающие к озеру; верхняя Галилея, часть ее, принадлежащая к колену Неффалимову, где были перемешаны язычники с иудеями (); 2) местности, лежащие за Иорданом, т.е. Перея. Жители этих местностей характеризуются как народ, живущий «во мраке» (ἐν σκότει ) и в стране и сени смерти (неизвестно, почему Мейер относит слово θανάτου только к χώρα ). Если такими были они во время Исаии, то остались ли они такими же во время Христа? Одичание их пророк приписывает, конечно, варварским нашествиям () и затем переходит к изображению лучших дней. Во времена Христа едва ли было так, что жители перечисленных стран находились в большем мраке, чем другие, хотя суд над лежащими близ озера городами (Мф. 11сл.) и свидетельствует о развитии среди них неестественных пороков, которые никогда, конечно, не служат признаком высокого умственного и нравственного развития. Евангелист противопоставляет здесь относительный свет народного развития великому свету, который воссиял с пришествием и деятельностью Спасителя. Первый свет, народный, мог казаться евангелисту мраком и сенью смертной в сравнении с этим великим светом.
. С того времени Иисус начал проповедывать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное.
Слова эти буквально почти сходны со словами , где он говорит о начале проповеди Крестителя. Но какой смысл имела теперь та же проповедь в устах Иисуса Христа? Объясняя эти слова, некоторые (Штраус) высказывали даже мнение, что не Иоанн считал себя предтечей Христа, а Сам Христос считал Себя предтечей Иоанна; но такое мнение уже совсем не оправдывается никакой исторической критикой. Гораздо лучше объяснять дело так, что первоначальная проповедь Христа была продолжением проповеди Иоанна и, как продолжение, имела поначалу внутреннюю связь с ней. Однако смысл первоначальной проповеди в устах Иоанна и Иисуса Христа был не одинаков. Разница, как можно думать, заключалась в следующем. Иоанн говорил как бы так: покайтесь, потому что скоро придет (явится) Царь и приблизилось Его Царство. : «приблизилось Царство» . Следуя порядку постепенности, Он не выставлял Себя перед народом Мессией, а проповедовал, как пророк, связавший Свою деятельность с предшествующей деятельностью Иоанна как пророка. Но проповедь Христа скоро сделалась Евангелием Царства (εὐαγγέλιον τῆς βασιλείας ), тогда как об Иоанне этого не говорится (хотя в о нем и употреблено слово εύηγγελίζετο ). Таким образом, первоначально проповеди Иисуса Христа и Иоанна были сходны, но вскоре наступает так называемая дифференциация.
. Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы,
Слово "проходя" (περιπατῶν ) указывает на неоднократное посещение Галилейского озера, хотя и не имеет здесь того смысла, какой придавался ему в греческой классической прозе – для обозначения учительского общения философов (перипатетики) со своими учениками, и в это время – обучения их и споров. Галилейское озеро называется морем (θάλασσα ) вместо «озеро» (λίμνη ). Оно имеет овальную форму. Длина его с севера на юг около 18 верст, ширина – около двенадцати. На западной его стороне, где был Капернаум, от самого берега начинаются закругленные холмы с длинными спусками. Самый высокий из них – Гаттин. В одном только месте известковая скала выдается в виде мыса в озеро. Тут проходит тропинка, существовавшая задолго до Христа и бывшая тогда, как и теперь, единственным путем к северу, так что в этом месте всякий чувствует, что он касается почвы, по которой много раз ходили Спаситель и его ученики. Из Евангелия Иоанна мы знаем, что Симон и Андрей были призваны Христом раньше, вскоре после искушения, причем Симон ( евр. Симеон) был переименован в Петра. Здесь отметим факт, что Матфей уже знает, что Симон назывался Петром (ср. ). Вопрос о том, сопутствовали ли избранные Христом ученики Ему, когда Он ходил на праздник Пасхи, и находились ли постоянно с Ним после призвания, один из труднейших, потому что при чтении Евангелий Матфея и Марка () создается впечатление, что в первый раз «увидел Симона и Андрея» (так у Марка – без прибавки имени Петр) и призвал их к Себе. Непонятно далее, почему Матфей и Марк не упоминают о других учениках, призванных Спасителем, – Иоанне, Филиппе и Нафанаиле. Думают только, что рассказ евангелиста Иоанна превосходно дополняет рассказы синоптиков и при помощи Иоанна мы можем хорошо понимать их рассказы. Апостолы, может быть, отправлялись и в Иерусалим на праздник Пасхи, но не вместе с Христом. Они после призвания занимались прежним своим делом, рыболовством, как это было и после воскресения.
«Идите за Мною» – выражение это вполне соответствует еврейскому («леху ахарай»), которое по употреблению у евреев означало ученичество. Спаситель говорил: «идите за Мною» , т.е. будьте Моими спутниками и учениками.
«И сделаю вас ловцами человеков» . Симон и Андрей были рыбаками в прямом смысле. Спаситель говорит им, что Он хочет сделать их рыбаками в духовном смысле, вместо обыкновенной рыбы апостолы будут уловлять людей в сеть евангельскую.
. И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним.
(Почти буквально ).
Смысл выражения зависит от того, где поставить запятую. Правильнее относить "тотчас" к "оставив" .
Относительно призвания Иакова и Иоанна имеют силу те же замечания, какие были сделаны о 18-м стихе. Иоанн был призван раньше вместе с Андреем, хотя и не называет себя по имени (Ин. 1и сл.). Иаков был призван теперь, по-видимому, в первый раз. Он здесь отличается от Иакова Алфеева (
. И ходил Иисус по всей Галилее, уча в синагогах их и проповедуя Евангелие Царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях.
Нужно думать, что сделал несколько путешествий по Галилее. Неизвестно, были ли тождественны путешествия, о которых говорит здесь Матфей, с теми, о которых говорят Марк и Лука в указанных местах. Путешествуя по Галилее, Иисус Христос учил в синагогах. Иоанн проповедовал на открытом воздухе, Иисус Христос – также, но в некоторых случаях и, по-видимому, много раз – в синагогах. Синагоги возникли во время Вавилонского плена, когда храм был разрушен, и были молитвенными местами иудеев, где не приносилось, однако, никаких жертв. Синагога значит собрание. Слово "их" относится к жителям Галилеи.
«Исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях» . Слово "исцеляя" , по-гречески – θεραπεύων – лечить, ходить за больными, услуживать. Дальнейшие слова: «всякую болезнь и всякую немощь» , указывают на чудесный характер, который придает евангелист этому слову.
. И прошел о Нем слух по всей Сирии; и приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их.
Буквально: «и отошел слух о Нем (Его) во всю Сирию». Сирия была на север и северо-восток от Галилеи. Хотя ходил, учил и исцелял в Галилее, но слух о Нем прошел дальше пределов Галилейских. Во время этого путешествия приносили к нему всех страдающих, одержимых разными болезнями и муками, бесноватых, лунатиков и парализованных, и Он исцелял их.
. И следовало за Ним множество народа из Галилеи и Десятиградия, и Иерусалима, и Иудеи, и из-за Иордана.
Здесь требует объяснения слово Десятиградие. Так называлась страна к востоку от Иордана, включавшая в себе, согласно Плинию («Естественная история», 18, 74), десять городов: Дамаск, Филадельфию, Рафапу, Скифополь, Гадару, Иппон, Дион, Пеллу, Геласу ( Герасу) и Канафу. Из них, впрочем, только Скифополь находился на западе от Иордана. Точно числа городов нельзя определить. Впоследствии к городам прибавилось или убавилось несколько, однако страна по-прежнему называлась Десятиградием. Это был союз свободных эллинистических городов. Десятиградие прекращает свое существование в начале II века нашей эры, когда некоторые из важнейших городов этого союза были присоединены к римской провинции Аравия (Шюрер, Geschichte).
После третьего искушения, по словам евангелиста Матфея, «оставляет Его диавол, и сё, Ангелы приступили и служили Ему» (Мф. ).
В отличие от других евангельских историй, получивших своё отражение в апокрифической литературе, которая добавила к ним много подробностей, история искушения Христа в апокрифах не раскрывается. О нём лишь кратко упомянуто в Евангелии от Никодима в диалоге Дьявола и ада перед сошествием туда Христа: «…что размышляешь и боишься принять Иисуса? Противник Он мой и твой. Я подверг Его искушению и старейшин еврейских заставил клеветать и гневаться на Него » .
Богословский комментарий
Анализируя тексты Евангелий, богословы считают, что Христос «возведён был Духом в пустыню, для искушения от диавола
» непосредственно сразу после своего крещения . Преподобный Ефрем Сирин рассуждает о причинах того, почему Иисус был ведён в пустыню именно Святым Духом :
Толкователи выделяют ряд параллелей между странствованием евреев по пустыне и событиями искушения Христа :
- переход евреев через Иордан (Нав. ) и крещение Иисуса Христа в Иордане;
- голод евреев в пустыне и голод Иисуса Христа;
- различные испытания евреев в пустыне с целью их нравственного очищения и искушение Христа Дьяволом;
- утоление голода евреев манной небесной и искушение превратить камни в хлеба для утоления голода Христа.
Также искушения Христа в пустыне имеют параллели с ветхозаветной историей Иова , подвергнутого Сатаной испытаниям по дозволению Бога . Иов перенёс три испытания, и в последнем, как и Христу, ему предлагалось поклониться диаволу через признание справедливости происходящих бед, созданных руками Сатаны.
Во время каждого из искушений Иисус не совершает никаких действий, а лишь ведёт диалог с Дьяволом. Поэтому богословы отмечают, что именно «слово уст Его осудило сатану » и Христос «попрал похоти искусителя и бросил в бездну, дабы попрали их те народы, которые когда-либо были попираемы ими » .
По словам Луки, после искушения в пустыне Дьявол оставляет Иисуса Христа «до времени» (Лк. ), так как потом он вновь начинает искушать его через народ иудейский и даже через его учеников апостолов , строя всевозможные козни . Евангелист Марк сообщает, что в пустыне Иисус «был со зверями» (Мк. ) - это указание на то, что Христос (новый Адам) был в окружении зверей, не смевших причинить ему вреда, также как и ветхий Адам в раю . Катехизис Католической церкви отмечает, что «Иисус есть новый Адам, остающийся верным там, где первый Адам поддался искушению » .
Значение искушения
В христианском вероучении считается, что искушение было направлено против человеческой природы Иисуса, воздействуя на которую Дьявол надеялся совратить Христа на ложный путь. В отношении божественной природы Христа это искушение было борьбой Дьявола с Сыном Божьим, воплотившимся ради спасения человечества, за сохранение своей власти над людьми .
Дьявол надеялся, что Христос, терзаемый голодом, соблазнившись и сотворив однажды чудо для себя, поступит также и в будущем: оградит себя легионами ангелов от толпы врагов, сойдёт с креста и призовёт Илию на помощь (Мф. , ) . Этот замысел Дьявола был направлен на то, чтобы не осуществилось дело спасения человечества крестными страданиями Христа. На лукавый совет Иисус ответил словами Моисея , сказанными относительно манны , которой Бог питал евреев в пустыне: «Не одним хлебом жив будет человек, но всяким словом, исходящим из уст Господа» (Втор. ). Феофилакт Болгарский отмечает, почему Дьявол предложил Иисусу обратить в хлеб не один камень, а несколько: «диавол не сказал: да камень сей будет хлебом, но камни сии, желая вовлечь Христа в излишество, тогда как для голодного совершенно довольно и одного хлеба » (при этом у Луки, в отличие от Матфея, речь идёт об одном камне).
Искушение гордынейПри втором искушении Дьявол предложил поразить чудом воображение людей, ожидавших прихода Мессии . Христос мог этим легко увлечь их за собой, но это было бы бесплодно для их нравственной жизни. Также, Иисус показал, что не следует без необходимости подвергать себя опасности, испытывая чудодейственную силу Бога. Дьявол, как и при первом искушении, начинает свою речь со слов «если Ты Сын Божий », чем, по мнению толкователей, пытается возбудить у Христа тщеславие . В данном искушении Дьявол цитирует Иисусу строки 90-го псалма , который показывает верующим выгоды полной надежды на Бога.
Искушение веройПоследний раз искушая Иисуса, Дьявол, показывая ему все царства мира, над которыми он имеет власть, и предлагая их ему, надеялся смутить его человеческий дух и посеять сомнения в возможности осуществления Христом дела спасения человечества. Своим отказом Иисус показывает, что он не признаёт власти Сатаны над миром, который принадлежит Богу, которому и подобает поклонение . В отношении вопроса о том, как Христу были показаны все земные царства, Феофилакт Болгарский пишет: «я думаю, что не в мысли, а чувственно показал Ему их, подставив пред очи в призраке, а не в воображении Господа » .
Прохождение Христа через искушения Дьявола именно после его крещения является указанием на те благодатные плоды, которые крещение может дать. Ефрем Сирин отмечает, что как крещение состояло из трёх погружений, так и искушений было тоже три . Всё пребывание Христа в пустыне, его пост, молитва и завершившее их искушение являются, по словам Иоанна Златоуста , примером того, как надо вести борьбу с силами зла :
Другие толкования
В трактате «Соединение и перевод четырёх Евангелий» Лев Толстой даёт собственное толкование искушения Христа . Согласно Толстому, евангельский рассказ аналогичен диалогу двух людей: духовного (Иисуса) и материального (Дьявола). Иисус пытается объяснить, что его видение мира сочетает материальную сторону с духовным измерением, причём последнее существенно отражается на системе ценностей. Однако Дьявол его не понимает. Вначале Дьявол предлагает Иисусу утолить голод и в ответ слышит, что для Иисуса потребности желудка не приоритетны. Тогда Дьявол предлагает Иисусу убить себя, чтобы вовсе избавиться от тела; на это Иисус даёт понять, что будет ждать своего часа. Дьявол считает, что поймал Иисуса на противоречии и обращает внимание на обычных людей, поведение которых более логично и результативно: они уделяют внимание потребностям своей плоти и успешно их удовлетворяют. На это Иисус отвечает, что материальные цели для него не имеют ценности.
Церковное почитание
В память о сорокадневном посте Иисуса в пустыне в христианстве установлен ежегодный Великий пост , первая часть которого - четыредесятница, совершающаяся в подражание посту Христа .
Гора является традиционным местом христианского паломничества:
В изобразительном искусстве
Сюжет искушения Христа не получил в изобразительном искусстве широкого распространения. Оно присутствует чаще всего в живописных изображениях всего цикла событий жизни Христа (например, в соборе Святого Марка и Сикстинской капелле). Изображаться могут как все три искушения (часто на первом плане крупно представлено первое искушение, а два вторых помещены на задний план), так и просто Христос, стоящий рядом с Дьяволом на вершине горы. Православная живопись иногда помещает сцены искушения Христа на иконах Крещения Господня
. То же можно встретить в западноевропейской живописи, например, на картине Веронезе «Крещение и искушение Христа», где на одном полотне изображены две сцены.
Искушение Христа изображают в трёх композициях (по числу искушений):
В культуре
Страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия, - продолжает старик, - великий дух говорил с тобой в пустыне, и нам передано в книгах, что он будто бы «искушал» тебя. Так ли это? И можно ли было сказать хоть что-нибудь истиннее того, что он возвестил тебе в трёх вопросах, и что ты отверг, и что в книгах названо «искушениями»? А между тем, если было когда-нибудь на земле совершено настоящее, громовое чудо, то это в тот день, в день этих трёх искушений. Именно в появлении этих трёх вопросов и заключалось чудо.
Кинематограф литература
- Джон Мильтон . «Возвращённый рай » (1671), рассказывается история искушения Иисуса Христа духом зла.
- Мей Л. А. , стихотворение «Отойди от меня, сатана!» (1851).
- Достоевский Ф. М. «Братья Карамазовы » (1874-1875), в притче о Великом инквизиторе приводятся рассуждения о значимости искушения Христа.
- Фет А. А. , стихотворение «Искушение в пустыне» (1876): «Признай лишь явное, пади к моим ногам, // Сдержи на мне порыв духовный, - // И всю эту красу, всю власть Тебе отдам // И покорись в борьбе неравной ».
- Печёнкин А. И. «Искушение Христа в пустыне» (1999), литературный апокриф.
- Достоевский Ф. М. «Бесы» (1871-1872), в первой главе второй части в диалоге между Шатовым и Ставрогиным упоминается искушение Христа в попытке обосновать, что «римский католицизм уже не есть христианство».
См. также
Напишите отзыв о статье "Искушение Христа"
Примечания
- Иоанн Златоуст . 13-я Беседа на книгу Матфея
- Ефрем Сирин .
- Геннадий Егоров, иерей.
- Архиепископ Аверкий (Таушев) . // Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета
- «Our Rabbis related that in the hour when the Messiah shall be revealed he shall come and stand on the roof of the temple» // Pesikta Rabbati 62 c-d Rivka Ulmer. A Synoptic Edition of Pesiqta Rabbati Based upon All Extant Manuscripts and the Editio Princeps. South Florida Studies in the History of Judaism 155, 1995
- Святитель Иоанн Златоуст . Творения. СПб.: 1901. Т. 7. С. 131.
- Толстой Л. Н. / В сжатии составителя "Толстовского листка" В. А. Морозова. Толстовский листок № 6. М., 1995.
- Скалон Д. А.
- Верховский А.
Ссылки
- . Журнал «Фома » (№ 3, 2008). Проверено 19 апреля 2009. .
- . Проверено 18 сентября 2008. .
- .
- (англ.) . Catholic Encyclopedia. Проверено 18 сентября 2008. .
Отрывок, характеризующий Искушение Христа
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.
Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
